Идеи и Идеалы

Статья представляет собой обобщение результатов дискуссии, развернувшейся на страницах журнала «Идеи и идеалы» после опубликования статьи П.А. Ореховского и В.И. Разумова «Наступление нарциссической культуры: последствия для образования, науки и политики». Всего в дискуссии участвовали 11 авторов. Подводя итоги дискуссии, отметим, что нарциссизм вызывает интерес как тема междисциплинарных исследований и обсуждений. В то же время имеющиеся материалы позволяют заключить, что как сам феномен нарциссизма, так и его рефлексия специалистами находятся на начальной стадии формирования. Опубликованные статьи позволяют сделать вывод, что разные группы авторов по-разному интерпретируют как саму культуру, так и современный феномен нарциссизма. Понимание культуры как совокупности практик, использованное П.А. Ореховским и В.И. Разумовым, разделяется Н.И. Мартишиной, В.А. Скоревым, Ю.Ю. Першиным, Г.А. Илларионовым, В.И. Кудашовым. Подход к культуре как к метасистеме характерен для работ А.Г. Теслинова и Л.Ю. Логуновой. Рассмотрение культуры как черты когнитивности предложен О.В. Хлебниковой («понятийное» и «клиповое» мышление), различение социалистической и капиталистической («некрофильской») культуры используется С.М. Журавлевой. Таким образом, нарциссизм рассматривается в весьма различающихся между собой контекстах, что затрудняет его понимание и делает, по сути, невозможным выработку конвенционального отношения к практикам, реализующимся в политике, науке, образовании. К последующим обсуждениям теории и практики нарциссизма уместно отнести тему связей нарциссизма с религиозностью. В прогностическом плане интересно рассмотреть перспективы связей нарциссизма с будущим постмодернизма и общества массового потребления. По мнению П.А. Ореховского и В.И. Разумова, если рассматривать состоявшуюся дискуссию как эксперимент по индикации научной риторики, то его результаты убедительно свидетельствуют как о плодотворности концепта нарциссизма, так и о правомерности тревоги за сохранение универсума прежних практик и конвенций. Отсутствие четкости в понимании нарциссизма свидетельствует о том, что данное явление только начинает привлекать внимание специалистов.

В статье представлены результаты герменевтического анализа творчества британского дизайнера Александра Маккуина. Телесность понимается как система знаков, нанесенных на тело человека. Одежда является важнейшей частью телесности, конструируемой дизайнерами. Наряд – это ансамбль элементов одежды, который является художественным высказыванием. Маккуин осознавал перегруженность тела символическими значениями. Его задача как дизайнера заключалась в конструировании модной телесности, что означает контроль частей тела с помощью вестиментарных инструментов – силуэта, материала, цвета, кроя, и др. Эстетическая программа Маккуина проблематизируется через образ «сильной женщины». Анализируется смысл, вложенный дизайнером в этот концепт. Анализ производится на фоне других концептов «сильной женщины», созданных европейскими, американскими и японскими дизайнерами. Отмечается и подчеркивается, что концептуальные героини творчества Маккуина обитают в точках экстремума логоцентрического общества: это проститутки, святые, аристократки, психически больные и прочие. Одни существуют в низовой зоне (вампиры, ведьмы, преступницы и т.д.), другие, как Жанна Д’Арк и Екатерина Великая, попадают на самый верх мужского порядка, противореча своим существованием его устройству. Одиночество женщин Александра Маккуина, осевшее на социальных точках экстремума, мало коррелирует с привычными образами сильных женщин, транслируемых современной культурой.

Автор выдвигает гипотезу, что Маккуин создает образ сильной женщины через конструирование «обреченной» и «выдающейся» телесности, что точнее всего выражается в концепте «мученицы». Создавая образы сильных героинь, Маккуин изобрел женщину, не расшатывающую логоцентрический порядок, а укрепляющую его благодаря своей гибкости и адаптивности к любым обстоятельствам. Женщина, таким образом, оказывается «запасным мужчиной», решая те задачи, с которыми мужчины не справляются.

Центральными понятиями настоящей статьи являются дискурс и инстанции разграничения. Под последними предлагается понимать социальные институты, которые определяют внутреннюю структуру дискурса для его субъектов, определяют приоритетные и, напротив, второстепенные его сегменты. Цель статьи – выявление инстанций разграничения внутри дискурса рок-культуры. Методами исследования выступают полуформализованное включенное нарративное интервью с представителями рок-культуры и дискурс-анализ.

Проведенное исследование позволяет прийти к следующим выводам. В дискурсе рок-культуры роль таких институтов выполняют друг, старший член семьи, масс-медиа и музыкальный магазин. Друг, структурирующий дискурс, должен обладать авторитетом и находиться в зоне престижа для субъекта. Друг как инстанция разграничения определяет эстетические позиции внутри рок-дискурса, дает оценку тем или иным явлениям (высказываниям) дискурса и оказывает информационное воздействие. Его влияние на субъект дискурса может быть одномоментным, либо перманентным. Аналогичное воздействие оказывает старший член семьи, в роли которого, как правило,  выступает старший брат или отец. Другими инстанциями разграничения являются СМИ, музыкальный магазин. Воздействие масс-медиа на субъект дискурса в аспекте разграничения последнего определяется возможностью определения «повестки дня» через номинацию отдельных фактов (высказываний), либо через составление и трансляцию рейтингов. Музыкальный магазин обладает полифункциональностью в отношении субъекта. Здесь организуется как диалог между продавцом и покупателем, так и полилог, в который вовлечены различные агенты рок-культуры. Также магазин действует подобно масс-медиа, обеспечивая позитивную номинацию важных сегментов дискурса. Востребованные товары создают определенный вербальный ряд, воздействующий на посетителя магазина, вводят его в определенный контекст, предлагают себя в качестве «референтного» товара, способного в дальнейшем определять тезаурус субъекта. Структура данной формации определяется институтами, действующими как в публичном, так и в приватном поле социокультурного бытия. Таким образом, дискурс рок-культуры выполняет двойную функцию. С одной стороны, он является драйвером, вводящим субъект в сферу социокультурных инноваций. В то же время рок-культура через свою приватность и интимность возвращает человека в культурную традицию.

В статье представлен анализ развития общества потребления и его основные черты, проявляющиеся в настоящее время. Отмечается, что формирование потребительских отношений обусловлено развитием идей и практики капитализма, что повлекло, во-первых, экономическое и техническое развитие, проявляющееся в росте доходов населения, размывании границ между социальными классами, индивидуализации и резком увеличении разнообразия потребления. Во-вторых, развитие стремления к увеличению капитала, социальных привилегий, повышению собственного социального статуса через потребляемые продукты производства. В-третьих, формирование культуры поведения, основанной на индивидуальных вкусах, желаниях и ценностях людей.

Общество потребления анализируется с позиций психологического, социологического и философского подходов, поскольку процесс потребления современного человека выходит далеко за чисто экономические рамки и отражает не просто удовлетворение физических и физиологических потребностей, а определяет психологическую и социально-нравственную стороны жизни человека. Показано, что традиции современного общества потребления формируют духовное равнодушие людей друг к другу. Под влиянием идеологии и практик потребительского общества происходит сдвиг в иерархии потребностей человека, что приводит к соответствующей деформации ценностных установок. Человек, стремясь соответствовать новым общественным стандартам, идеалам, образцам потребительского поведения, утрачивает традиционное миропонимание, ориентированное на социум. Через потребляемые вещи человек стремится найти самовыражение, самореализоваться, обрести социальный статус и престиж. Деформируются такие человеческие качества, как сострадание, доброта, уважение, духовность. Эта утрата становится причиной духовно-нравственного кризиса, приводящего к формированию духовного равнодушия человека к человеку. Равнодушие, в свою очередь, приводит к социальной отстраненности, способствующей формированию разобщенности между людьми, к отчуждению людей друг от друга и человека от самого себя как социального существа.

В последние годы во всем мире исследователи всё чаще обращаются к проблеме социального отчуждения, что вызвано не только эпидемией коронавирусной инфекции, но и другими многочисленными социально-институциональными процессами. В настоящей статье представлен обзор и социологический анализ зарубежных подходов к исследованию социальной реклюзии, как формы социального отчуждения в религиозном, социально-философском, психологическом, рекреационном, историко-культурологическом, пространственно-географическом и экономико-политическом дискурсах. Социальная реклюзия продемонстрирована как на известных исторических (поэтесса-затворница Эмили Дикинсон и др.), так и на современных кейсах. Выявлено, что социальная реклюзия может возникать относительно всего общества, отдельных социальных групп (например, семьи) или институтов, а также территорий. Особое внимание уделено домашней реклюзии (уединению в стенах своего жилища) и «зеленой» реклюзии (уединению на природе). Отмечено противопоставление исследователями социальной реклюзии и социальной эксклюзии, изоляции, культурного участия и свободы. Подчеркивается, что социальная изоляция не тождественна социальной реклюзии, но может сопровождать ее в условиях ограниченных социальных контактов, что подтверждает феномен реклюзивной открытости А. Хансена. Установлено, что детерминантами домашней реклюзии могут выступать место проживания, морально-психологическое состояние человека, ограниченные возможности здоровья у пожилых людей, видимые физиологические недостатки или зависимость от экрана (преимущественно в молодежной среде, что в Японии получило название «хикикомори»). Руководствуясь диалектическим представлением о функциональности социальной реклюзии, показаны как ее негативные, так и положительные аспекты, например, способствование реинтеграции в социум.

Статья посвящена анализу осмысления культурной единицы «дорога» в исследовательской литературе. Раскрыты особенности интерпретации понятия «дорога» в работах разной научной направленности. Необходимость подобного анализа обусловлена терминологическим многообразием, существующим в теоретической рефлексии над многоплановым феноменом дороги, приводящим к тому, что даже в рамках одного исследования авторы зачастую применяют различные термины как равнозначные. В статье сделана попытка выявить доминирующий в той или иной области научного знания ракурс рассмотрения культурного феномена «дорога», и тем самым выделить некоторые сложившиеся традиции в его социально-гуманитарном осмыслении.  

В частности, определено, что в исследованиях этнографов дорога описывается как архетип и мифологема. Архетип дороги, понимаемый как разновидность пространственного архетипа, сложившийся в коллективном сознании и находящий свое выражение в этнических текстах, традициях, ритуалах, занимает значимое место в картине мира разных народов. Описание дороги как мифологемы позволяет выявить в ней сакральную семантику (дорога как путь в «иной» мир, граница между «своим» и «чужим», «нечистое место»). В литературоведческих работах дорога рассматривается как хронотоп, объединяющий пространственные и временные отношения в художественном тексте. Хронотоп дороги приобретает в отечественной литературе XIX–XXI вв. значение сюжетообразующего, организационного центра, и вариативность проявления этой тенденции в произведениях разных периодов и конкретных авторов подчеркивается целым рядом исследователей. Анализ дороги как метафоры присутствует в лингвистических работах: авторами предлагаются различные варианты метафоризации, в частности, такие, как «путь жизни/путь смерти», «путь познания», «путь труда», «путь спасения/путь греха», «путь созидания/путь разрушения». Культурологический подход позволяет рассматривать дорогу как концепт, что выражается, в частности, в разделении понятий «дорога» и «путь». В рамках философии культуры дорога приобретает значение культурной универсалии, присутствующей в разных культурах, в разных моделях мира: мифологической, религиозной, философской, художественной. Искусствоведение акцентирует внимание на характеристике художественного образа дороги. В статье делается вывод о значимости феномена дороги как неотъемлемой части культуры на всех этапах ее развития, достаточно основательной изученности дороги как явления культуры, о формировании в отечественной исследовательской литературе разных концептуальных схем ее описания.

Предметом настоящей статьи является изучение жанровых областей репрезентации армии как социокультурного института в видеоиграх. Для решения задач исследования были применены такие методы, как классификация – для определения основных вариантов репрезентации армии в видеоиграх, структурно-функциональный метод – для выделения медиахарактеристик игр, прогнозирование – для выявления перспектив жанрового и идейного сдвига в военных видеоиграх. В результате исследования обнаружено, что современные персонифицированные военные игры смещаются от эпохи Второй мировой в прошлое – например, к Первой мировой войне или Средневековью. Меняется их идейное наполнение и содержание: от линейного выполнения тактической задачи к развернутому повествованию, раскрывающему трагизм и героику военных конфликтов. По мнению автора, важным аспектом успеха военно-патриотического воспитания и прагматики видеоигр в контексте современной культуры России является не просто постановка задачи создания игр, героизирующих наше военное прошлое, но и регуляция образа российской армии сегодня. Инструментом для этого могут стать симуляторы повседневной деятельности, приключенческие игры о буднях пограничников, связистов, подводников в походе, менеджеры управления воинской частью. Их потенциал способен продемонстрировать армию как институт сохранения мира и обеспечения безопасности. Автором предполагается, что такой жанровый эксперимент в военных видеоиграх позволит популяризировать российские военные видеоигры на рынке. В выводах исследования представлены четыре жанра репрезентации армии в видеоиграх, в которых идейная парадигма выстроена вокруг личного героизма или командного гения, а также личной исключительности в экстремальных обстоятельствах военных действий. Последняя формируется самим жанровым характером видеоигр, genre is message. Автором выявлено, что доминирующим жанром сегодня является action shooter, из-за которого теряется связь между армией и категориями мира и безопасности и искажается категориальная картина мира, создаваемая играми военного жанра. Выявленный жанровый сдвиг имеет деструктивный характер, так как направлен на слом социокультурных институтов армии.

Статья посвящена рассмотрению различных аспектов существования клипового мышления и его отдельных гештальтов. Подобное исследование выглядит достаточно актуально в контексте условной действующей философской повестки, поскольку очевидно, что наличная культурная ситуация решающим образом влияет не только на практические мыслительные алгоритмы современного человека, но и на превращение структур разума как такового. Современный человек в качестве субъекта специфического мышления демонстрирует нарциссический характер своей идентичности, раскрывающийся в определенных устойчивых интеллектуальных паттернах. Среди них можно выделить представление о существовании человека как череде событий присвоения всего, что наличным образом оказалось охвачено данным существованием, представление об автоматизме человеческого права быть выслушанным, представление о возможности выведения прямых ссылок на личный опыт человека в качестве универсального трансцендентного основания и представление о неотъемлемом праве человека не следовать обнаруженной «истине» в случае демонстрации ее неудобного или обременительного содержания. Важнейшим гештальтом клипового мышления, функционирующим в горизонте его сущностных качеств и нарциссических паттернов, выступает постправда. В логике рассматриваемой тематики само обращение к концепту постправды является констатацией сложившейся явным порядком в современном мире ситуации, когда, с одной стороны, истина всегда менее важна, чем частный комфорт нарциссической личности, а с другой – в абсолютном смысле истина более не значима для действующих социокультурных практик. Среди наиболее значимых обстоятельств, сопровождающих действие постправды как гештальта, обращают на себя внимание следующие. Во-первых, постправда может рассматриваться как один из маркеров актуализации свойственного современному человеку стремления к социальному эскапизму. Во-вторых, феномен постправды неразрывно связан с повсеместным распространением представлений о том, что для всякого познавательного затруднения где-то существует соответствующий разрешающий все трудности операциональный алгоритм. В-третьих, постправда работает как организующий принцип глобального пространства мемов. В-четвертых, постправда является важным аспектом того каждый раз заново инициируемого культурного шока, который выступает в качестве практического механизма «включения» клипового мышления и «переключения» его актов. Можно сделать вывод о том, что исследование механизмов работы гештальта постправды и связанных с ним аспектов существования клипового мышления позволяет углубить понимание многих актуальных процессов в современном социокультурном пространстве.  

В статье представлены результаты исследования основных положений этики желания Ж. Лакана, предложившего как новую теорию желания, так и новую этику, которая ориентирована желанием как критерием поступка. Реконструируется система доводов Ж. Лакана, которые доказывают, что желание может быть рассмотрено как критерий поступка, а не только как его мотив. В работе показано, что этика желания, которая первоначально была разработана применительно к проблеме критерия аналитического акта, имеет значение и для этической позиции пациента, и следовательно, может быть представлена как универсальная этика. Также приведены аргументы в пользу того, что психоаналитическую работу можно рассматривать как этическую практику, поскольку в ней имеет место преобразование этической позиции пациента. Первоначально пациент занимает этическую позицию, которая может быть определена как стремление к достижению блага, что вело бы субъекта к удовлетворению, утешению и покою. Психоанализ же открывает перед пациентом иную этическую перспективу, критерием движения по траектории которой выступает желание.

Прежде всего, речь идет о желании аналитика. Желание аналитика – это особое образование, которое формируется в результате собственного анализа. Лакан полагал, что психоаналитик – это результат своего собственного анализа, одним из основных эффектов которого является желание аналитика. Желание аналитика служит для аналитика критерием совершения аналитических актов в его психоаналитической практике.

Но этика желания имеет значение не только для психоаналитика. Задача автора состоит в том, чтобы показать, что пациент, который пришел в анализ ради терапии, также совершает в процессе анализа преобразование этической позиции. Это является основным условием психоаналитической терапии. Основной целью психоанализа является исследование бессознательного желания, в результате которого пациент становится анализандом и получает возможность столкнуться со своим желанием и следовать ему. Следовать желанию означает решиться отказаться от перспективы удовлетворения и сделать ставку на то, что противится покою и завершенности и что можно определить как жизнь.

Статья посвящена ценностно-ориентированному дизайну (Value Sensitive Design, VSD). Этот подход, широко представленный в зарубежной научной и специальной литературе, в отечественных публикациях не нашел отражения. Авторы исследования рассматривают теоретические основы и методический инструментарий VSD, уточняют понятийный аппарат, а также осуществляют критический анализ некоторых основных положений. В частности, ставится вопрос об отсутствии философской теории ценностей, эклектичности современного подхода, недостаточной степени проработанности методов сотрудничества с инженерами, дизайнерами и потенциальными стейкхолдерами. VSD рассматривается в контексте оценки технологий и социально ответственных инноваций. Речь идет о многообразном наборе практик рационального формирования технологий с учетом ценностей общества, предполагающих более активное и осознанное вовлечение рядовых граждан (не экспертов) в обсуждение вопросов, связанных с разработкой и проектированием технологий. Понимание ценностей с упором на этику и мораль актуализирует вопросы достижения баланса между конкурирующими ценностями и выбора желаемых ценностей с учетом разнообразия интересов прямых и косвенных заинтересованных сторон. В этой связи выделяются две основные цели VSD. С одной стороны, он предполагает выявление и критический анализ желаемых или ограничивающих ценностей, которые были – намеренно или непреднамеренно – встроены в существующие технологии. С другой стороны, VSD предлагает практические рекомендации, как намеренно и целенаправленно вписывать социально одобряемые ценности в дизайн нового оборудования, программного обеспечения, баз данных, алгоритмов. Наконец, в статье определены направления возможных прикладных исследований: а) развитие теории и методологии управления изменениями через структурирование процесса управления изменениями по иерархическому признаку взаимодействия, а также идентификация лиц, групп, на которые влияют организационные изменения; б) исследование фундаментальных аспектов человеко-машинного взаимодействия, в частности, взаимодействия человека и робота (Human-Robot Interaction, HRI), имеющее важное практическое значение для проектирования и производства социально ответственной сервисной робототехники.