Идеи и Идеалы

В статье анализируется образный язык скульптурной пластики А. Бурганова, экспонирующейся на выставке «Театр скульптур» во внутреннем дворике театрального музея им. А.А. Бахрушина. Представленные на выставке композиции рассматриваются с точки зрения пластического синтеза театра и скульптуры, соединение которых у А. Бурганова имеет сугубо индивидуальное решение на фоне модификаций пространственно-пластических тенденций XX–XXI вв. в соответствии с лучшими качествами русской культуры как культуры открытой, обращенной непосредственно к зрителю. Осмысление пространственно-пластических тенденций в скульптурном творчестве А. Бурганова реализуется методом художественно-стилистического анализа с целью выявления и теоретического обоснования основных пластических тенденций в скульптурных работах, представленных на выставке, типологическим методом с целью выявления и анализа основных модификаций театра и скульптуры в пространственно-образных решениях, а также методом художественно-психологического анализа произведений искусства с целью понимания пластического языка выставки. Театральное искусство, мыслимое мастером как особая разновидность скульптуры, рассматривается в трех плоскостях интерпретации его произведений и организации выставки. Автор выделяет следующие аспекты анализа: скульптура и театр как новый пластический опыт, смысловая эмблематика творений, скульптурный театральный портрет и театр скульптур в выставочном пространстве сада-музея А. Бахрушина.  Констатируется повышенное внимание А. Бурганова к образным средствам театрального искусства, сквозные связи и ассоциации с ним. Показывается, что скульптура своей тематикой, содержанием, ритмикой углубляет и расширяет архитектурный образ музея как хранителя театрального наследия. Создатели выставки выявляют профиль музея, который может развиваться в разных направлениях, в том числе в синтезе с современной ландшафтной скульптурой. Отмечается, что выставочная среда позволяет создать индивидуальную атмосферу для каждой скульптуры.

Статья посвящена связи содержания музыки с искусством фортепианного исполнительства. Проекция категорий музыкального содержания на фортепианную игру требует выяснения сущности музыкального образа. Он представляет логику сцепления нескольких интонаций, а интонация – это чаще всего музыкальный интервал, хотя интонация может быть выражена и одним звуком (одной музыкальной вертикалью), обособленным в музыкальном контексте. Музыкальная пауза, отъединенная в музыкальном контексте, также есть интонация. Интонацию может представлять и двигательная, пространственная категория, а именно жест, движение, замах, положения пальцев, корпуса, спины и т.д. Особый вид содержательности интонации – интонация улыбки (шутки, насмешки, иронии). Наиболее часто она встречается у Гайдна, но очень выразительна в ряде опусов Дебюсси, Бетховена, Шумана, Скарлатти. Фортепианная актуализация этой интонации зачастую требует очень острых кончиков подушечек пальцев. Музыкально-содержательное интонирование можно и нужно расценивать как выразительную речь на фортепиано. Показательны в этом смысле прежде всего сами музыкальные категории и понятия, такие как музыкальный язык, музыкальный текст, предложение, акцент, чтение с листа. Обосновывается, что в обязательные условия содержательного искусства фортепианного исполнительства входят: осознание пианистом монолитности и в то же время синтетичности методологической триады «подтекст–текст–контекст»; постоянный слуховой контроль за своей игрой; внутренняя свобода от страха перед публичным выступлением, являющаяся следствием абсолютной уверенности в своих технических возможностях и музыкальной памяти; необходимость раскрыть композиторскую логику сцепления интонаций.

Цель работы – выявление механизмов рецепции японской культуры в творчестве символистов – В.Я. Брюсова и Ф.К. Сологуба. Японская культура осваивается в России на рубеже XIX–XX вв. не напрямую, а при посредничестве Европы. Ведущим является визуальный код и моделирование образа Японии как потерянного/обретенного рая, страны, населенной «народом-художником», на основании неразличения границы ремесла/искусства и представления о владении художественными навыками как массовом, а не элитарном явлении. Эта мифологическая модель выстраивается на основе механизма субституции. Японская культура сравнивается с античной, средневековой, ренессансной. В русском символизме ведущим принципом становится создание образа Японии как новой Эллады (трансформация концепции «дионисийства»). В. Брюсов и Ф. Сологуб в своем художественном творчестве и критике включают японскую культуру в рамки символистского мифа. В этой связи рассматриваются материалы журнала «Весы», цикл стихов В. Брюсова «Современность», письма, эссеистика, статьи Ф. Сологуба, фрагмент его романа «Мелкий бес». Для Ф. Сологуба в этом отношении доминантой является концепция «естественного человека» в духе античности, культ прекрасного тела. Его позиция отличается цельностью и не меняется во время Русско-японской войны, что само по себе – явление редкое. Концепция В. Брюсова двойственна. Эстетические и политические реалии порождают особую антитезу в его мировоззрении: нация «изнеженных эстетов» превращается в нацию варваров, угрожающую европейской цивилизации. Роль России по Брюсову – мессианская, ей суждено спасти Европу и мир от «желтой опасности». Сама Россия в его концепции представляется новой Римской империей. Показывается, что японская культура ассимилировалась в начале XX века в символистской среде в соответствии с готовыми мифологическими моделями. Жажда идеала воплотилась в создании существующего/несуществующего топоса «чудесной страны» по образцам прошлых культур. Чуждое воспринималось как прекрасное, чтобы смениться опасным/демоническим – эта антитеза является архетипической. Делается вывод, что японистика как наука находилась в это время в России в состоянии начального становления и полноценный межкультурный диалог, свободный от готовых ответов и клише, на этом этапе был невозможен.

Импрессионизм в русской культуре не является отдельным направлением, но имеет яркие индивидуальные проявления. В данной статье рассматриваются специфические изменения импрессионизма в философской прозе В.В. Розанова. Специальное внимание уделено его трилогии «Уединенное», «Опавшие листья, короб первый», «Опавшие листья, короб второй и последний», где он применял импрессионистические приемы, которые выражаются в форме, запечатлевающей динамику мгновения, в импрессионистических метафорах, в отсутствии четко выраженного сюжета, в мотивах, акцентирующих внимание на чувствах, на субъективных ощущениях, в фиксации мельчайших впечатлений и др. В статье выделяются три значимые черты, которые показывают видоизменение импрессионизма в творчестве В.В. Розанова. Во-первых, это специфика, которая проявляется в стилевом синтезе философско-понятийных и эмоционально-образных средств, отражающих окружающую действительность с точки зрения отдельной личности и субъективного восприятия ею объективной действительности. Вторая черта заключается в отношении В.В. Розанова к литературному творчеству, которое невозможно без «музыки в душе». Автор определяет ее как гармонию в отражении действительности, и данное определение совпадает с подходом французских импрессионистов к творчеству. Следующим ключевым моментом является «импрессионистическая метафора», которая пронизывает работы В.В. Розанова, определяя индивидуальность творческого процесса великого русского философа. Полученные в ходе исследования знания более полно раскрывают уникальность импрессионизма в России на рубеже XIX–XX вв.

Анализ возрастной идентичности в данной статье используется как способ обозначить изменение отношений между поколениями в современной Японии. Возрастная идентичность понимается как элемент разрабатываемой автором уровневой модели идентичности. Воспринимая возрастную идентичность как уровень, в рамках которого человек определенного возраста разделяет или не разделяет ценности и жизненные установки своего поколения, и исходя из того, что ценности и установки могут изменяться, следуя тенденциям времени, автор осуществляет анализ данного уровня для выяснения того, похожи ли ценности и жизненные установки молодых, пожилых и представителей среднего возраста в современной Японии. Социально-философский аспект проявляется в том, что в данном исследовании возрастной уровень идентичности рассматривается не в психологическом ключе, что довольно характерно для разработки данного уровня, а с точки зрения влияния на общество изменений в сознании и восприятии мира у представителей разных поколений. Характеристикой современного японского общества являются депопуляция на фоне старения общества и уменьшения рождаемости и изменения на рынке труда. Экономические трудности: сложности с устройством на стабильную работу и низкий уровень доходов – приводят к тому, что японцы позже создают семьи или не вступают в брак вообще, и тем самым трансформируется институт семьи. На изменение института семьи влияют и изменения на гендерном уровне, поскольку всё больше женщин хотят или вынуждены работать после вступления в брак и рождения детей, и государство стремится их в этом поддерживать. Если нормы и ценности пожилых людей соответствуют представлениям о браке, детях, работе, характерным для традиционного общества, то социально-экономические реалии современного мира определяют изменение норм и ценностей для представителей среднего возраста и молодежи, что не создает острого конфликта поколений благодаря сохраняющейся традиционности и консервативности японского общества.

Предметом анализа данной статьи является габитус немецкой писательницы японского происхождения Ёко Тавада, а также гибридность ее произведений. Главный тезис нашего исследования – человек «границы» (Тавада) с гибридной идентичностью порождает транснациональные тексты, темой которых являются проблемы языковой границы на денотативном и коннотативном уровнях. В статье особо акцентируется и анализируется проблема гендерной и сексуальной идентичности на примере повести «Собачья невеста». Методологической предпосылкой данной статьи стала семиотика, типология культуры, а также теоретические концепции М. Бахтина, Ю. Лотмана и Х. Бхабха. Эмпирический анализ романа Ё. Тавада «Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» и нескольких ее эссе («U.S + S.R. Eine Sauna in Fernosteuropa», «Жить в Японии») показывает, что в понимании автора в нынешнее время не существует четкой границы между географическом и ценностным Западом и Востоком. В размежевании ценностных границ огромную роль сыграла и продолжает играть интернет, глобальная торговля и транснациональные корпорации. Овладение Тавада разными национальными и культурными языками породилo гибридное сознание и гибридного человека, рефлексирующего о географических, культурных «границах». Именно подобное гибридное мышление стало предпосылкой для рефлексии о проблеме гендера, границ и взаимопереходов полов. Гендерные переходы и проблемы сексуальной идентичности анализируются на примере повести «Собачья невеста» и романа «Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов». Если на примере повести анализируются переходы от гетеросексуальности к лесбиянству, и бисексуальности, то в романе  описывается андрогинность одновременно и в женщине, и в мужчине. Подробный анализ разных сегментов художественных текстов показал, что гендерная идентичность литературных персонажей Тавада представлена не как биологическая данность, как дар природы, а является продуктом поиска через переходы гендерных границ. В дополнение к описаниям поиска гендера в текстах Тавада также рассматривается гендерная гибридность – гермафродитизм, как ментальный конструкт.

В качестве лексического материала исследования фиксации хронологических событий в английском языке, бесспорно, выступают «Англосаксонские хроники» (The Anglo-Saxon Chronicle). В статье выявлен набор лексем древнеанглийского и среднеанглийского языка, обозначающих время в манускриптах «Англосаксонских хроник». Автор анализирует оригинальные формулы (с переводом на русский язык), обозначающие временные периоды, важные для языковой картины мира англосаксонского этноса. В статье отмечается, что такими основными временными ориентирами выступают следующие лексемы: kalendae/calendae, idus, nonae, on Octabris/ on Octabus, midwinter/ midsumer, а также названия христианских праздников. Такая лексическая сетка объясняется в статье фактами истории англосаксов. Юлий Цезарь, начиная с 55 г. до н.э., стремился превратить Британию в римскую колонию, однако Рим смог подчинить себе Британию лишь с третьей попытки, к середине I в. н.э. В первой половине VII в. на остров Британия, а именно в королевство англов Нортумбрию, проникло христианство через ирландских миссионеров (церковь в Ирландии была утверждена уже в V в.). Как следствие получили распространение латинский алфавит и латинская книжная культура. Следовательно, в Британии, вначале колонизованной Римской империей, а затем обратившейся в христианство, укоренились представления о времени, характерные для латинского мира. Наряду с обозначением дат римского календаря, постепенно в обиход англосаксов проникают христианские народные представления. Временной ориентир исторических событий манускриптов ограничивается лексиконом, представленным в статье.

С середины XIX в., когда в Морском ведомстве была введена должность художника, отображение военных реалий сначала на флоте, а позже и в армии стало правилом. Это пейзажи знаменитых маринистов – И.К. Айвазовского, А.П. Боголюбова, Л.Д. Блинова, жанровые картины В.В. Верещагина, И.А. Владимирова. Полноценная работа профессиональных художников в армии и на флоте обрывается после Октябрьского переворота 1917 г. С созданием батальной мастерской им. М.Б. Грекова в 1934 г., в память о первом советском художнике-баталисте М.Б. Грекове, батальный жанр стал развиваться в ключе социалистического реализма. Колоссальный всплеск его развития приходится на годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. При Главном политическом управления РККА, Политическом управлении ВМФ и Главном военно-санитарном управлении начинают работать агитационные и фронтовые художественные бригады. Живопись и графика стали не только произведением изобразительного искусства, но и наглядным документом военной действительности. Объектом интереса в данной статье стали создание и работа фронтовых художественных бригад, созданных по приказу Е.И. Смирнова, начальника Главного военно-санитарного управления (ГВСУ). На предложение работать в художественных бригадах откликнулись художники Московского отделения Союза художников: Н.Н. Волков, Д.Н. Домогацкий, А.Т. Иванов, Н.Г. Козлов, Н.Ф. Короткова, Н.Г. Котов, Е.А. Львов, Ф.И. Невежин, Ю.Г. Нерода, Д.П. Павлинов, Н.С. Сергеев, Р.И. Синильникова, Н.Г. Яковлев. Для каждой поездки бригады оформлялось предписание, прописывался подробный маршрут, начальникам санитарных управлений фронтов направлялось письмо. Маршрут мог меняться в связи с фронтовой обстановкой и, как правило, согласованный ранее маршрут обогащался и развивался. Фронтовые художественные бригады работали на многих фронтах Великой Отечественной войны, что давало возможность художникам и фотографам охватывать широкий географический диапазон военных событий. Перед художниками ставилась задача максимально правдиво и точно изобразить реалии медико-санитарной службы.

Мир стремительно усложняется. Пролиферация социокультурной сложности оказывает воздействие на медийное пространство современности. В настоящее время вещно-событийная среда человеческого существования всё больше приобретает характер сложного информационно-знакового пространства. В результате жизненный мир человека, стиль его мышления претерпевают изменения под давлением информационной сложности. Сферы общественной жизни оказываются интегрированными в медийное пространство, происходит активная медиатизация различных общественных подсистем. Усложнение культуры становится угрозой для психики человека. Человек «утопает» в мелочах, нюансах, ненужных подробностях и субъективных мнениях. Информационный шум, состоящий из обрывков информации и их недостоверной интерпретации, не оставляет шанса на объективную картину мира. Взрывной рост социокультурной сложности изменяет медийное пространство. Современное информационное пространство оказывается воплощенным мифом о вавилонской башне – столпотворение информационных потоков, лишенных линейной логики и смысла. Современные макросоциальные изменения выражают слияние множества процессов различной направленности, которые формируют многомерную и противоречивую систему отношений солидарности и конфликтов, гармонии и напряженности, усложнения и упрощения. Все эти процессы оказывают влияние на характер коммуникации, обусловливают трансформации медийного пространства. Современное медиапространство является наглядной демонстрацией конфликта между эпистемой модерна и постмодерна, линейной логикой текста и нелинейной логикой гипертекста. Цифровая культура современности является объективно дискретной, но субъективно возвращает нас к «аналоговым» формам культуры, переживанию действительности в аудиовизуальных формах, мифологических образах. Медиапространство оказывается задано сетевой логикой электронных медиа, обнаруживая тенденцию к фрагментации и децентрализации, переосмыслению роли автора и читателя. Синтез телевидения, сети Интернет и виртуальной реальности порождает неоднородное медийное пространство, в котором сосуществуют противоречивые тенденции, одновременно усложняющие и упрощающие бытие и мышление. Медийное пространство современности оказывается нелинейным и нарративным. Гипертекстуальность медиапространства обуславливает сложность медийного пространства и ризоматичность разнонаправленных информационных потоков.

В статье анализируются онтологические аспекты творчества и бытия человека. Основные методы исследования – герменевтический и аналитический. Обращение к благу ценностей творчества стало логическим продолжением духовных и философских исканий святых отцов и русской философии. Гуманистический характер творчества связан с христианской моралью и проявляется в признании ценностей, стоящих выше материальных интересов современного человека. Анализируются исключительность и деградация души и цивилизации, в которых первенствует анти-творчество и анти-свобода. Рассматриваются природа непонимания и неведения истинного творчества и творчества жизни, противостояние духа репродуктивности и духа творчества; духа христианства и духа творчества. Рассматривается креатодицея (оправдание творчества). Анализируются онтологические аспекты творчества и его смыслов. Раскрывается смысл высказываний: «делать дело», «Божья воля», бытие человека, достоинство человека. Анти-творчество представлено как недобрая феноменальность своевольного, бесстыдного и бесчеловечного. Анализируется творчество своей жизни и «творческая трагедия человеческой жизни» (Флоровский). Это творчество невозможно без приоритета истинной веры и признания Назначения каждого человека. В статье подчеркнута христианская идея богоугодности человека, понимаемого как преодоление зла в себе. Акцентированы идеи сохранения чести и достоинства и самостоятельного приложения усилий в делах по Божьей воле. Подчеркнута необходимость радикального (в духе творчества) переосмысления ценностных установок современного человека.