Идеи и Идеалы

В последние годы во всем мире исследователи всё чаще обращаются к проблеме социального отчуждения, что вызвано не только эпидемией коронавирусной инфекции, но и другими многочисленными социально-институциональными процессами. В настоящей статье представлен обзор и социологический анализ зарубежных подходов к исследованию социальной реклюзии, как формы социального отчуждения в религиозном, социально-философском, психологическом, рекреационном, историко-культурологическом, пространственно-географическом и экономико-политическом дискурсах. Социальная реклюзия продемонстрирована как на известных исторических (поэтесса-затворница Эмили Дикинсон и др.), так и на современных кейсах. Выявлено, что социальная реклюзия может возникать относительно всего общества, отдельных социальных групп (например, семьи) или институтов, а также территорий. Особое внимание уделено домашней реклюзии (уединению в стенах своего жилища) и «зеленой» реклюзии (уединению на природе). Отмечено противопоставление исследователями социальной реклюзии и социальной эксклюзии, изоляции, культурного участия и свободы. Подчеркивается, что социальная изоляция не тождественна социальной реклюзии, но может сопровождать ее в условиях ограниченных социальных контактов, что подтверждает феномен реклюзивной открытости А. Хансена. Установлено, что детерминантами домашней реклюзии могут выступать место проживания, морально-психологическое состояние человека, ограниченные возможности здоровья у пожилых людей, видимые физиологические недостатки или зависимость от экрана (преимущественно в молодежной среде, что в Японии получило название «хикикомори»). Руководствуясь диалектическим представлением о функциональности социальной реклюзии, показаны как ее негативные, так и положительные аспекты, например, способствование реинтеграции в социум.

Статья посвящена анализу осмысления культурной единицы «дорога» в исследовательской литературе. Раскрыты особенности интерпретации понятия «дорога» в работах разной научной направленности. Необходимость подобного анализа обусловлена терминологическим многообразием, существующим в теоретической рефлексии над многоплановым феноменом дороги, приводящим к тому, что даже в рамках одного исследования авторы зачастую применяют различные термины как равнозначные. В статье сделана попытка выявить доминирующий в той или иной области научного знания ракурс рассмотрения культурного феномена «дорога», и тем самым выделить некоторые сложившиеся традиции в его социально-гуманитарном осмыслении.  

В частности, определено, что в исследованиях этнографов дорога описывается как архетип и мифологема. Архетип дороги, понимаемый как разновидность пространственного архетипа, сложившийся в коллективном сознании и находящий свое выражение в этнических текстах, традициях, ритуалах, занимает значимое место в картине мира разных народов. Описание дороги как мифологемы позволяет выявить в ней сакральную семантику (дорога как путь в «иной» мир, граница между «своим» и «чужим», «нечистое место»). В литературоведческих работах дорога рассматривается как хронотоп, объединяющий пространственные и временные отношения в художественном тексте. Хронотоп дороги приобретает в отечественной литературе XIX–XXI вв. значение сюжетообразующего, организационного центра, и вариативность проявления этой тенденции в произведениях разных периодов и конкретных авторов подчеркивается целым рядом исследователей. Анализ дороги как метафоры присутствует в лингвистических работах: авторами предлагаются различные варианты метафоризации, в частности, такие, как «путь жизни/путь смерти», «путь познания», «путь труда», «путь спасения/путь греха», «путь созидания/путь разрушения». Культурологический подход позволяет рассматривать дорогу как концепт, что выражается, в частности, в разделении понятий «дорога» и «путь». В рамках философии культуры дорога приобретает значение культурной универсалии, присутствующей в разных культурах, в разных моделях мира: мифологической, религиозной, философской, художественной. Искусствоведение акцентирует внимание на характеристике художественного образа дороги. В статье делается вывод о значимости феномена дороги как неотъемлемой части культуры на всех этапах ее развития, достаточно основательной изученности дороги как явления культуры, о формировании в отечественной исследовательской литературе разных концептуальных схем ее описания.

Предметом настоящей статьи является изучение жанровых областей репрезентации армии как социокультурного института в видеоиграх. Для решения задач исследования были применены такие методы, как классификация – для определения основных вариантов репрезентации армии в видеоиграх, структурно-функциональный метод – для выделения медиахарактеристик игр, прогнозирование – для выявления перспектив жанрового и идейного сдвига в военных видеоиграх. В результате исследования обнаружено, что современные персонифицированные военные игры смещаются от эпохи Второй мировой в прошлое – например, к Первой мировой войне или Средневековью. Меняется их идейное наполнение и содержание: от линейного выполнения тактической задачи к развернутому повествованию, раскрывающему трагизм и героику военных конфликтов. По мнению автора, важным аспектом успеха военно-патриотического воспитания и прагматики видеоигр в контексте современной культуры России является не просто постановка задачи создания игр, героизирующих наше военное прошлое, но и регуляция образа российской армии сегодня. Инструментом для этого могут стать симуляторы повседневной деятельности, приключенческие игры о буднях пограничников, связистов, подводников в походе, менеджеры управления воинской частью. Их потенциал способен продемонстрировать армию как институт сохранения мира и обеспечения безопасности. Автором предполагается, что такой жанровый эксперимент в военных видеоиграх позволит популяризировать российские военные видеоигры на рынке. В выводах исследования представлены четыре жанра репрезентации армии в видеоиграх, в которых идейная парадигма выстроена вокруг личного героизма или командного гения, а также личной исключительности в экстремальных обстоятельствах военных действий. Последняя формируется самим жанровым характером видеоигр, genre is message. Автором выявлено, что доминирующим жанром сегодня является action shooter, из-за которого теряется связь между армией и категориями мира и безопасности и искажается категориальная картина мира, создаваемая играми военного жанра. Выявленный жанровый сдвиг имеет деструктивный характер, так как направлен на слом социокультурных институтов армии.

В статье представлены результаты герменевтического анализа творчества британского дизайнера Александра Маккуина. Телесность понимается как система знаков, нанесенных на тело человека. Одежда является важнейшей частью телесности, конструируемой дизайнерами. Наряд – это ансамбль элементов одежды, который является художественным высказыванием. Маккуин осознавал перегруженность тела символическими значениями. Его задача как дизайнера заключалась в конструировании модной телесности, что означает контроль частей тела с помощью вестиментарных инструментов – силуэта, материала, цвета, кроя, и др. Эстетическая программа Маккуина проблематизируется через образ «сильной женщины». Анализируется смысл, вложенный дизайнером в этот концепт. Анализ производится на фоне других концептов «сильной женщины», созданных европейскими, американскими и японскими дизайнерами. Отмечается и подчеркивается, что концептуальные героини творчества Маккуина обитают в точках экстремума логоцентрического общества: это проститутки, святые, аристократки, психически больные и прочие. Одни существуют в низовой зоне (вампиры, ведьмы, преступницы и т.д.), другие, как Жанна Д’Арк и Екатерина Великая, попадают на самый верх мужского порядка, противореча своим существованием его устройству. Одиночество женщин Александра Маккуина, осевшее на социальных точках экстремума, мало коррелирует с привычными образами сильных женщин, транслируемых современной культурой.

Автор выдвигает гипотезу, что Маккуин создает образ сильной женщины через конструирование «обреченной» и «выдающейся» телесности, что точнее всего выражается в концепте «мученицы». Создавая образы сильных героинь, Маккуин изобрел женщину, не расшатывающую логоцентрический порядок, а укрепляющую его благодаря своей гибкости и адаптивности к любым обстоятельствам. Женщина, таким образом, оказывается «запасным мужчиной», решая те задачи, с которыми мужчины не справляются.

Центральными понятиями настоящей статьи являются дискурс и инстанции разграничения. Под последними предлагается понимать социальные институты, которые определяют внутреннюю структуру дискурса для его субъектов, определяют приоритетные и, напротив, второстепенные его сегменты. Цель статьи – выявление инстанций разграничения внутри дискурса рок-культуры. Методами исследования выступают полуформализованное включенное нарративное интервью с представителями рок-культуры и дискурс-анализ.

Проведенное исследование позволяет прийти к следующим выводам. В дискурсе рок-культуры роль таких институтов выполняют друг, старший член семьи, масс-медиа и музыкальный магазин. Друг, структурирующий дискурс, должен обладать авторитетом и находиться в зоне престижа для субъекта. Друг как инстанция разграничения определяет эстетические позиции внутри рок-дискурса, дает оценку тем или иным явлениям (высказываниям) дискурса и оказывает информационное воздействие. Его влияние на субъект дискурса может быть одномоментным, либо перманентным. Аналогичное воздействие оказывает старший член семьи, в роли которого, как правило,  выступает старший брат или отец. Другими инстанциями разграничения являются СМИ, музыкальный магазин. Воздействие масс-медиа на субъект дискурса в аспекте разграничения последнего определяется возможностью определения «повестки дня» через номинацию отдельных фактов (высказываний), либо через составление и трансляцию рейтингов. Музыкальный магазин обладает полифункциональностью в отношении субъекта. Здесь организуется как диалог между продавцом и покупателем, так и полилог, в который вовлечены различные агенты рок-культуры. Также магазин действует подобно масс-медиа, обеспечивая позитивную номинацию важных сегментов дискурса. Востребованные товары создают определенный вербальный ряд, воздействующий на посетителя магазина, вводят его в определенный контекст, предлагают себя в качестве «референтного» товара, способного в дальнейшем определять тезаурус субъекта. Структура данной формации определяется институтами, действующими как в публичном, так и в приватном поле социокультурного бытия. Таким образом, дискурс рок-культуры выполняет двойную функцию. С одной стороны, он является драйвером, вводящим субъект в сферу социокультурных инноваций. В то же время рок-культура через свою приватность и интимность возвращает человека в культурную традицию.

Статья посвящена рассмотрению различных аспектов существования клипового мышления и его отдельных гештальтов. Подобное исследование выглядит достаточно актуально в контексте условной действующей философской повестки, поскольку очевидно, что наличная культурная ситуация решающим образом влияет не только на практические мыслительные алгоритмы современного человека, но и на превращение структур разума как такового. Современный человек в качестве субъекта специфического мышления демонстрирует нарциссический характер своей идентичности, раскрывающийся в определенных устойчивых интеллектуальных паттернах. Среди них можно выделить представление о существовании человека как череде событий присвоения всего, что наличным образом оказалось охвачено данным существованием, представление об автоматизме человеческого права быть выслушанным, представление о возможности выведения прямых ссылок на личный опыт человека в качестве универсального трансцендентного основания и представление о неотъемлемом праве человека не следовать обнаруженной «истине» в случае демонстрации ее неудобного или обременительного содержания. Важнейшим гештальтом клипового мышления, функционирующим в горизонте его сущностных качеств и нарциссических паттернов, выступает постправда. В логике рассматриваемой тематики само обращение к концепту постправды является констатацией сложившейся явным порядком в современном мире ситуации, когда, с одной стороны, истина всегда менее важна, чем частный комфорт нарциссической личности, а с другой – в абсолютном смысле истина более не значима для действующих социокультурных практик. Среди наиболее значимых обстоятельств, сопровождающих действие постправды как гештальта, обращают на себя внимание следующие. Во-первых, постправда может рассматриваться как один из маркеров актуализации свойственного современному человеку стремления к социальному эскапизму. Во-вторых, феномен постправды неразрывно связан с повсеместным распространением представлений о том, что для всякого познавательного затруднения где-то существует соответствующий разрешающий все трудности операциональный алгоритм. В-третьих, постправда работает как организующий принцип глобального пространства мемов. В-четвертых, постправда является важным аспектом того каждый раз заново инициируемого культурного шока, который выступает в качестве практического механизма «включения» клипового мышления и «переключения» его актов. Можно сделать вывод о том, что исследование механизмов работы гештальта постправды и связанных с ним аспектов существования клипового мышления позволяет углубить понимание многих актуальных процессов в современном социокультурном пространстве.  

В статье представлены результаты исследования основных положений этики желания Ж. Лакана, предложившего как новую теорию желания, так и новую этику, которая ориентирована желанием как критерием поступка. Реконструируется система доводов Ж. Лакана, которые доказывают, что желание может быть рассмотрено как критерий поступка, а не только как его мотив. В работе показано, что этика желания, которая первоначально была разработана применительно к проблеме критерия аналитического акта, имеет значение и для этической позиции пациента, и следовательно, может быть представлена как универсальная этика. Также приведены аргументы в пользу того, что психоаналитическую работу можно рассматривать как этическую практику, поскольку в ней имеет место преобразование этической позиции пациента. Первоначально пациент занимает этическую позицию, которая может быть определена как стремление к достижению блага, что вело бы субъекта к удовлетворению, утешению и покою. Психоанализ же открывает перед пациентом иную этическую перспективу, критерием движения по траектории которой выступает желание.

Прежде всего, речь идет о желании аналитика. Желание аналитика – это особое образование, которое формируется в результате собственного анализа. Лакан полагал, что психоаналитик – это результат своего собственного анализа, одним из основных эффектов которого является желание аналитика. Желание аналитика служит для аналитика критерием совершения аналитических актов в его психоаналитической практике.

Но этика желания имеет значение не только для психоаналитика. Задача автора состоит в том, чтобы показать, что пациент, который пришел в анализ ради терапии, также совершает в процессе анализа преобразование этической позиции. Это является основным условием психоаналитической терапии. Основной целью психоанализа является исследование бессознательного желания, в результате которого пациент становится анализандом и получает возможность столкнуться со своим желанием и следовать ему. Следовать желанию означает решиться отказаться от перспективы удовлетворения и сделать ставку на то, что противится покою и завершенности и что можно определить как жизнь.

Визуальная репрезентация включает в себя передачу и восприятие информации через зрительный образ. Данная форма подачи информации для широкой публики была известна в языческих культурах, а полностью утвердилась в христианстве. С конца XX в. понятие визуализации объединило воплощение не только религиозных и художественных образов, но и образов массовой культуры. В данном исследовании основной акцент сделан на формировании и развитии визуальной репрезентации образов моря и корабля в художественной культуре России ХVIII-XIX вв. В эпоху правления Петра Великого в череде государственных реформ и влияний европейских образцов изобразительного искусства в России происходит трансформация национальной художественной культуры. Маринистика в данном контексте рассматривается, как одна из форм визуальной репрезентации. Морской пейзаж, как отдельный жанр живописи, берет начало в голландском искусстве. Первые морские пейзажи были привезены в Россию Петром I для украшения своих дворцов и загородных резиденций. Победа в Чесменском сражении (1770) и присоединение к Российской Империи Крыма, побудили Екатерину II заказать Я-Ф. Хаккерту серию картин. Художнику удалось запечатлеть славу русского флота. Расцвет национального морского пейзажа в России пришелся на XIX в. В 1844 г. первым на должность художника при Главном морском штабе был назначен И.К. Айвазовский. Значение марины стало особым, теперь стали увековечиваться победы России на море. В некоторых романтических пейзажах И.К. Айвазовского появляется тонкий метафизический смысл. Морские батальные картины приобрели четкие реалистические черты в живописи А.П. Боголюбова. Художников волнует не только изображение морской среды, но и архитектура корабля, что постепенно привело к формированию отдельного живописного жанра – «портрет корабля». Образ корабля в живописи рубежа XIX-XX вв. объединяет в себе строки священного писания и поэзию, акцентируя внимание зрителя на глубоком смысловом прочтении пейзажа.

Статья посвящена рассмотрению масштабных проектов 1930-х гг. по созданию океанских лайнеров. Период между двумя мировыми войнами стал временем расцвета трансатлантического судоходства, в первую очередь, благодаря улучшению технических характеристик судов: увеличению мощности двигателей, изменению формы корпусов. Однако и с историко-художественной точки зрения лайнеры оказались важной сферой приложения сил. Многие европейские архитекторы, скульпторы, декораторы были привлечены к работе над оформлением внешнего облика лайнеров и их интерьеров. Большинство мастеров, участвовавших в формировании особого «стиля лайнеров», являлись представителями искусства ар деко. Эффектный, броский, разнообразный стиль ар деко оказался наиболее соответствующим задачам, которые ставили перед исполнителями компании-заказчики. Предметом настоящей работы является установление связи между «стилем лайнеров» 1930-х гг. и стилем ар деко, определение места проектов трансатлантических лайнеров в культуре XX века. Объектом исследования являются оформительские решения в целом, а также произведения искусства, представленные в интерьерах лайнеров. Цель автора – продемонстрировать высокую значимость этих проектов для понимания эпохи ар деко, охарактеризовать комплексный подход мастеров к оформлению экстерьеров и интерьеров лайнеров, рассмотреть и сопоставить наиболее яркие оформительские решения. Методология исследования включает историко-описательный, сравнительный методы, художественно-образный анализ, культурно-исторический, культурологический подходы. Основное внимание в статье уделено французскому кораблю «Нормандия» – признанному образцу стиля. Для расширения контекста и возможности обобщения, акцент сделан и на двух английских лайнерах: «Квин Мэри» и «Квин Элизабет». Среди художников в статье выделен французский мастер Жан Дюнан. Панно Дюнана, выполненные им для сигарного салона лайнера «Нормандия», рассматриваются как примеры декоративного, богатого с точки зрения использования материалов и орнаментов стиля, вдохновляющегося экзотикой архаических и восточных культур.

Статья посвящена ценностно-ориентированному дизайну (Value Sensitive Design, VSD). Этот подход, широко представленный в зарубежной научной и специальной литературе, в отечественных публикациях не нашел отражения. Авторы исследования рассматривают теоретические основы и методический инструментарий VSD, уточняют понятийный аппарат, а также осуществляют критический анализ некоторых основных положений. В частности, ставится вопрос об отсутствии философской теории ценностей, эклектичности современного подхода, недостаточной степени проработанности методов сотрудничества с инженерами, дизайнерами и потенциальными стейкхолдерами. VSD рассматривается в контексте оценки технологий и социально ответственных инноваций. Речь идет о многообразном наборе практик рационального формирования технологий с учетом ценностей общества, предполагающих более активное и осознанное вовлечение рядовых граждан (не экспертов) в обсуждение вопросов, связанных с разработкой и проектированием технологий. Понимание ценностей с упором на этику и мораль актуализирует вопросы достижения баланса между конкурирующими ценностями и выбора желаемых ценностей с учетом разнообразия интересов прямых и косвенных заинтересованных сторон. В этой связи выделяются две основные цели VSD. С одной стороны, он предполагает выявление и критический анализ желаемых или ограничивающих ценностей, которые были – намеренно или непреднамеренно – встроены в существующие технологии. С другой стороны, VSD предлагает практические рекомендации, как намеренно и целенаправленно вписывать социально одобряемые ценности в дизайн нового оборудования, программного обеспечения, баз данных, алгоритмов. Наконец, в статье определены направления возможных прикладных исследований: а) развитие теории и методологии управления изменениями через структурирование процесса управления изменениями по иерархическому признаку взаимодействия, а также идентификация лиц, групп, на которые влияют организационные изменения; б) исследование фундаментальных аспектов человеко-машинного взаимодействия, в частности, взаимодействия человека и робота (Human-Robot Interaction, HRI), имеющее важное практическое значение для проектирования и производства социально ответственной сервисной робототехники.