Идеи и Идеалы

С середины XIX в., когда в Морском ведомстве была введена должность художника, отображение военных реалий сначала на флоте, а позже и в армии стало правилом. Это пейзажи знаменитых маринистов – И.К. Айвазовского, А.П. Боголюбова, Л.Д. Блинова, жанровые картины В.В. Верещагина, И.А. Владимирова. Полноценная работа профессиональных художников в армии и на флоте обрывается после Октябрьского переворота 1917 г. С созданием батальной мастерской им. М.Б. Грекова в 1934 г., в память о первом советском художнике-баталисте М.Б. Грекове, батальный жанр стал развиваться в ключе социалистического реализма. Колоссальный всплеск его развития приходится на годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. При Главном политическом управления РККА, Политическом управлении ВМФ и Главном военно-санитарном управлении начинают работать агитационные и фронтовые художественные бригады. Живопись и графика стали не только произведением изобразительного искусства, но и наглядным документом военной действительности. Объектом интереса в данной статье стали создание и работа фронтовых художественных бригад, созданных по приказу Е.И. Смирнова, начальника Главного военно-санитарного управления (ГВСУ). На предложение работать в художественных бригадах откликнулись художники Московского отделения Союза художников: Н.Н. Волков, Д.Н. Домогацкий, А.Т. Иванов, Н.Г. Козлов, Н.Ф. Короткова, Н.Г. Котов, Е.А. Львов, Ф.И. Невежин, Ю.Г. Нерода, Д.П. Павлинов, Н.С. Сергеев, Р.И. Синильникова, Н.Г. Яковлев. Для каждой поездки бригады оформлялось предписание, прописывался подробный маршрут, начальникам санитарных управлений фронтов направлялось письмо. Маршрут мог меняться в связи с фронтовой обстановкой и, как правило, согласованный ранее маршрут обогащался и развивался. Фронтовые художественные бригады работали на многих фронтах Великой Отечественной войны, что давало возможность художникам и фотографам охватывать широкий географический диапазон военных событий. Перед художниками ставилась задача максимально правдиво и точно изобразить реалии медико-санитарной службы.

Мир стремительно усложняется. Пролиферация социокультурной сложности оказывает воздействие на медийное пространство современности. В настоящее время вещно-событийная среда человеческого существования всё больше приобретает характер сложного информационно-знакового пространства. В результате жизненный мир человека, стиль его мышления претерпевают изменения под давлением информационной сложности. Сферы общественной жизни оказываются интегрированными в медийное пространство, происходит активная медиатизация различных общественных подсистем. Усложнение культуры становится угрозой для психики человека. Человек «утопает» в мелочах, нюансах, ненужных подробностях и субъективных мнениях. Информационный шум, состоящий из обрывков информации и их недостоверной интерпретации, не оставляет шанса на объективную картину мира. Взрывной рост социокультурной сложности изменяет медийное пространство. Современное информационное пространство оказывается воплощенным мифом о вавилонской башне – столпотворение информационных потоков, лишенных линейной логики и смысла. Современные макросоциальные изменения выражают слияние множества процессов различной направленности, которые формируют многомерную и противоречивую систему отношений солидарности и конфликтов, гармонии и напряженности, усложнения и упрощения. Все эти процессы оказывают влияние на характер коммуникации, обусловливают трансформации медийного пространства. Современное медиапространство является наглядной демонстрацией конфликта между эпистемой модерна и постмодерна, линейной логикой текста и нелинейной логикой гипертекста. Цифровая культура современности является объективно дискретной, но субъективно возвращает нас к «аналоговым» формам культуры, переживанию действительности в аудиовизуальных формах, мифологических образах. Медиапространство оказывается задано сетевой логикой электронных медиа, обнаруживая тенденцию к фрагментации и децентрализации, переосмыслению роли автора и читателя. Синтез телевидения, сети Интернет и виртуальной реальности порождает неоднородное медийное пространство, в котором сосуществуют противоречивые тенденции, одновременно усложняющие и упрощающие бытие и мышление. Медийное пространство современности оказывается нелинейным и нарративным. Гипертекстуальность медиапространства обуславливает сложность медийного пространства и ризоматичность разнонаправленных информационных потоков.

В статье анализируются онтологические аспекты творчества и бытия человека. Основные методы исследования – герменевтический и аналитический. Обращение к благу ценностей творчества стало логическим продолжением духовных и философских исканий святых отцов и русской философии. Гуманистический характер творчества связан с христианской моралью и проявляется в признании ценностей, стоящих выше материальных интересов современного человека. Анализируются исключительность и деградация души и цивилизации, в которых первенствует анти-творчество и анти-свобода. Рассматриваются природа непонимания и неведения истинного творчества и творчества жизни, противостояние духа репродуктивности и духа творчества; духа христианства и духа творчества. Рассматривается креатодицея (оправдание творчества). Анализируются онтологические аспекты творчества и его смыслов. Раскрывается смысл высказываний: «делать дело», «Божья воля», бытие человека, достоинство человека. Анти-творчество представлено как недобрая феноменальность своевольного, бесстыдного и бесчеловечного. Анализируется творчество своей жизни и «творческая трагедия человеческой жизни» (Флоровский). Это творчество невозможно без приоритета истинной веры и признания Назначения каждого человека. В статье подчеркнута христианская идея богоугодности человека, понимаемого как преодоление зла в себе. Акцентированы идеи сохранения чести и достоинства и самостоятельного приложения усилий в делах по Божьей воле. Подчеркнута необходимость радикального (в духе творчества) переосмысления ценностных установок современного человека.

Основная цель статьи заключается в том, чтобы рассмотреть особенности нейроэтики как формирующейся научной дисциплины, претендующей на то, чтобы быть не только формой прикладной этики, но и апологией морали в рамках натуралистической парадигмы на основе новых данных нейробиологии и когнитивных наук. Нейроэтика рассмотрена в нескольких ракурсах. С одной стороны, она представлена как разновидность биоэтики, прикладной этики, этики нейроисследований и нейронаучной этики. С другой стороны, отмечены ее проявления в качестве элемента технонауки и варианта сопровождения антропологических преобразований, получивших в эпоху биотехнологий название «улучшение человека». Таким образом, дисциплинарные аспекты нейроэтики изучаются в оптике критического анализа биотехнологического усовершенствования человека, который проводил в биоэтике Б.Г. Юдин. Использованы теоретические приемы инклюзии и эксклюзии и выделены основания включения и исключения нейроэтики в биоэтику. Отмечено, что натуралистическая парадигма, в которой формируется дисциплинарная онтология нейроэтики, дегуманизирует ее. Указано на односторонность сужения предмета нейроэтики в рамках прикладной и исследовательской этики. Научная этика представляется как переосмысление самого характера морали на основе новых экспериментальных данных. В этом варианте нейроэтики развивается взгляд на новое нейро-улучшенное общество. В качестве примера приводится концепция Т. Метцингера, предлагающего использовать данные нейронаук для создания новой онтологии сознания и рассматривающего нейроэтику в качестве инструмента в создании новой «этики сознания». Ключевым понятием для такой нейронаучной этики является когнитивное совершенствование, поэтому она опирается не просто на нейрологическое объяснение механизмов поведения, но на умение с помощью психоактивных веществ и других технологических возможностей, открываемых нейронауками, расширять возможности сознания. Натуралистический редукционизм в понимании морали делает человека уязвимым в его праве на самоидентификацию, открывает пути для контроля над личностью. В качестве альтернативы избирается подход к нейроэтике М. Газзаниги, который считает, что она должна быть частью философии мозга. С этой позиции делается вывод о том, что нейроэтика, чтобы последовательно развивать биоэтику и оставаться в рамках инклюзивной модели, должна вводить в биоэтические дискуссии новые измерения морального выбора, которые появляются в связи с новыми научными данными. Исследования мозга открывают еще большую сложностность в моральной жизни человека и общества, особенно в биоэтических казусах, и влияют на самопознание и самоидентификацию личности.

Концепция гуманитарной экспертизы была предложена Б.Г. Юдиным и разработана им совместно с рядом российских исследователей. Он акцентировал внимание на упреждающем характере гуманитарной экспертизы, обусловленном ее направленностью как на существующие, так и на новые технологии. Существенная для теории гуманитарной экспертизы  идея «предварительного обживания» новых технологий обществом может быть теоретически эксплицирована с точки зрения принципа предосторожности как попытка ответа на «дилемму Коллингриджа». Другая теоретическая перспектива связана с релевантностью основных установок гуманитарной экспертизы зарубежным подходам и программам, определяющим социогуманитарные контуры технонауки. В частности, идеи антиципации рассматриваются как стратегии выбора наиболее устойчивых траекторий движения в будущее и привлечения необходимых для этого ресурсов. Соответственно, гуманитарная экспертиза раскрывается как новый тип этики, который начал формироваться в связи с развитием крупных научных проектов. Его характеризуют следующие особенности: междисциплинарность и трансдисциплинарность, управление на основе антиципации, сложность и социальная значимость проблем, связь с подходами и институтами, сложившимися в биоэтике. Актуальность гуманитарной экспертизы явным образом просматривается в тех проблемах, которые возникают в связи с интенсивным развитием биомедицинских технологий. В частности, практика «отложенного материнства» открывает перспективы «индивидуального форсайта» – влияния на временны́е горизонты женщины и формирование новых способов управления индивидуальными рисками здоровья. Нарушение траекторий естественных циклов жизни оказывается не только средством выхода из режимов естественной данности, но и способом калькуляции рисков, расширяющих горизонт ответственности, и попыткой страхования от возможного разочарования в будущем. Стратегии предосторожности позволяют балансировать между конкурирующими способами освоения будущего, а гуманитарная экспертиза является важной составляющей построения эффективной методологии принятия решений в ситуации неопределенности и поиска согласованных координат устойчивого будущего, что, безусловно, подтверждает ее актуальность и перспективы дальнейшего развития.

Центральная идея учения З. Фрейда состоит в формулировании утверждения о том, что внутренние стимулы, в условиях необходимости удовлетворения жизненных потребностей, вытесняются и начинают подчиняться требованиям реальности, что ограничивает развитие либидо. Иначе говоря, процесс цивилизации обязательно включает в себя сублимацию и репрессию (подавление) желаний, что вызывает у людей состояние дискомфорта. В ответ Г. Маркузе утверждает, что такое безвыходное положение является на самом деле историческим фактом, подтверждаемым открытием Фрейда, что психический филогенез уже определяется только социальными факторами, играющими главную роль. Г. Маркузе утверждает, что такой исторический дискомфорт сегодня, в постиндустриальном обществе, становится избыточным. Репрессии также превышают необходимые пределы, поскольку работники получают плату за свой труд, даже если капитал «стремится сократить рабочее время до минимума». В статье предпринята попытка воспользоваться упомянутыми идеями Маркузе как правомерным герменевтическим методом интерпретации современной постиндустриальной культуры, для исследования такой специфической области, как либерализация (ослабление) сексуальных норм, известная как культура случайных связей, которую можно рассматривать как пример «репрессивной десублимации». Исследуется, каким образом функционируют такие системы сдерживания желаний (либидо) в период позднего капитализма. Делается вывод, что они применяются для того, чтобы сбивать с толку и скрываться от истинного катексиса сексуальных желаний за горизонтом возможного.

Замысел этой статьи возник при прочтении книги О.А. Донских «Воля к достоинству. Национальный идеал в истории России». Постперестроечная ситуация в России настойчиво ставит вопрос о принципах социального строительства, о культурно-исторической самоидентификации, определяющей наше отношение к прошлому и будущему. Предметом обсуждения данной статьи является вопрос о совместимости русской культурной идентичности с капиталистическим строительством в России. В настоящее время отсутствие в сознании общества ясного представления о самом себе порождает состояние подавленности, духовного надлома. Его преодоление требует рефлексии, которая невозможна без обращения к прошлому. В статье обращается внимание на историю становления гражданского самосознания и историю появления интеллектуального слоя в России, претендующего на роль носителя этого самосознания. Главным вопросом этого рассмотрения является фундаментальная ценностная установка русского сознания и формы ее проявления в истории общества. Обсуждается вопрос, какая ментальная установка доминировала в обществе в советский период его истории. Автор полагает, что ментальные основания русского общества плохо совместимы с капиталистической этикой организации общества, в которой превалирует индивидуальный эгоизм. Они в большей степени соответствуют некапиталистической форме развития, предполагающей другие механизмы синтеза общественного и личного интереса. Важную роль в их реализации должно играть обществоведение, отражающее этику солидарного общества.

6 августа 2017 года не стало Бориса Григорьевича Юдина – члена-корреспондента РАН, доктора философских наук, члена редакционной коллегии нашего журнала. Ровно год он не дожил до своего 75-летнего юбилея. Вклад Б.Г. Юдина в становление российской философии постсоветского периода еще предстоит по-настоящему оценить. Он стоял у истоков новейших для нашей страны направлений в исследовании этических проблем развития современной науки и технологий. Благодаря его трудам, авторитету, большой личной харизме в России была создана биоэтика как образовательная дисциплина и практика этической экспертизы научных проектов с участием человека. Б.Г. Юдин имел высокий авторитет в международных объединениях ученых, представлял Россию в комитете по вопросам биоэтики в Совете Европы. Поэтому он стремился к тому, чтобы уровень и тематика исследований отечественных ученых соответствовали вызовам самых последних научно-технологических новаций, которые побуждают философскую рефлексию к поиску допустимых границ трансформации природы человека и манипулирования его жизнью и смертью. Борис Григорьевич всегда был в курсе актуальных идей в области этики научных исследований, активно вводил эти идеи и новый тезаурус в коммуникацию российских ученых. Он очень много ездил по стране, был организатором и участником большого количества самых разных научных мероприятий. Ответственность ученого он не только изучал теоретически, но и внедрял в практической плоскости. Б.Г. Юдин инициировал интерес к новой для нас области – принципам добросовестной науки, посвятив этому несколько статей и докладов. В последние годы Борис Григорьевич развивал концепт технонауки как современного модуса соединения науки и технологий, главной мишенью которого выступает природа человека. Этико-философской тематизацией преобразования человека в рамках технонауки стала проблематика улучшения человека. Позиция Б.Г. Юдина в междисциплинарной оценке следствий развития технонауки определялась требованиями строго научного анализа этических вопросов, возникающих в контексте новых технологий, и последовательной защитой гуманистических ценностей, поэтому она была далека от крайностей и технологического оптимизма, и алармизма. Сегодня на этой теоретической основе надо развивать практику гуманитарной экспертизы, интегрировать научные достижения в нашу жизнь через создание надежных институтов защиты личности и тем самым способствовать развитию наук и технологий.

Настоящая работа развивает традиции интеллектуальной истории, связанные с воссозданием «гиперреальности» театрально-кинематографического пространства через сценические жизнеописания.  Придерживаясь правоконсервативных позиций, автор предпринял попытку затронуть особую грань этого пространства, а именно – осветить творческий путь женщин-актрис, которых за их искреннее и преданное служение высокому искусству кино и за идейно-эстетическую утонченность образно-визуальных перевоплощений можно считать подлинными «королевами экрана» не только французской Пятой республики, но и мирового кинематографа. Из всей многочисленной плеяды французских деятелей культуры исследуемой гендерной категории автор выделяет три масштабных, легендарных личности – Анни Жирардо, Симону Синьоре и Мишель Морган. Внимание сфокусировано на важнейших этапах кинематографической карьеры этих актрис и на их вкладе в искусство кино, что рассматривается в непосредственной корреляции с основными тенденциями социально-политического развития Франции в новейший период времени.

В силу этого в работе осуществляется историко-культурологический компаративный анализ «бытия-в-искусстве», опирающийся на использование различных видов источников. Их них, кроме источников личного происхождения, первостепенное значение имеют медийные материалы в виде кинофильмов, концептуальная оценка которых производится на основе как личных впечатлений автора, так и научно-исследовательского задела, существующего в историографии и киноведении

В статье рассматривается процесс осмысления медиевистами, церковными и светскими композиторами древнерусского музыкального наследия и огромного значения этого наследия для национальной культуры. На основе этого осмысления шло возрождение традиций древнерусских распевов в конце XIX-XX столетия.  Русские композиторы и церковные деятели понимали: секуляризация русской духовной музыки и применение к ней европейских средств художественной выразительности приведет к обезличиванию, к потере ядра, без которой русская духовная музыка перестанет существовать как церковная музыкальная область. Поэтому они обращаются к древнерусским распевам, в первую очередь к знаменному распеву. Они разрабатывают такие художественные приемы письма, которые соответствуют духу и характеру древнерусских распевов, и воплощают их на практике.

Яркой фигурой, идеологом возрождения традиций древнерусского пения стал С.В. Смоленский, имевший мужество наперекор господствующим вкусам и взглядам доказывать и всячески поддерживать необходимость возрождения древнерусских распевов на художественных началах, заимствованных из существа этих распевов. Он имел счастье видеть первые опыты осуществления своих идей в работе своих сотрудников, товарищей и учеников.

Возрождение традиции древнерусских распевов не сказало своего последнего слова. Зародившись и активно развиваясь, оно было искусственно прервано революцией 1917 года в России. Прерванная традиция российской духовной музыкальной культуры имела свое продолжение за границей в легендарном хоре донских казаков под управлением Сергея Жарова. Таким образом, можно говорить не только о непрерывности традиции русской духовной музыкальной культуры, но и о перенесении ее в другие условия и другую культуру. Оказавшись в чужой культурной среде, русские люди трепетно сохраняли национальные традиции русского духовного пения. Необходимый характер этих важных процессов XIX- начала XX вв. для всей русской культуры показан в настоящей статье