Идеи и Идеалы

В статье анализируется редкий опыт философского осмысления феномена бухгалтерского учёта, нашедший отражение в научном наследии одного из основателей американской учётной традиции, Чарльза Эзры Спрага (Charles Ezra Sprague). Раскрываются и критически оцениваются представления американского учёного о природе, форме и конструкции счёта как ключевой категории счетоведения, его воззрения на логику связи счетов и бухгалтерского баланса, а также специфическая авторская интерпретация балансового равенства, объектов и некоторых принципов учёта. На основе выстраиваемых исторических параллелей и аналогий между идеями Ч.Э. Спрага и актуальными положениями современных теорий бухгалтерского учёта формулируется вывод о необходимости обеспечения сбалансированности форсайтных исследований в области бухгалтерской практики с историко-философскими и науковедческими исследованиями теории и методологии учёта.

В статье освещается проблема развития нового проекта реальности, преодолевшей постнеклассический этап и столкнувшейся с трудностями осмысления человекоразмерных технообъектов. Авторы связывают появление новых структур с трансформацией человеческой самости, ее практиками «распадения», отчуждения от себя. Начало данного процесса положено средневековой культурой мысли, в которой появляются области реального, концептуального и номинального. Они фиксируются в практиках обнаружения греховного внутри себя и в соприкосновении с подобным (другим), в процедурах выявления формального (имени). В новоевропейской философии возникает субъект, сосредоточенный на созерцании и воле. Он обращен к опыту рефлексии – повторяющемся досмотре, контроле за самостью, через которые устанавливается ее «собственность» или агрессивное изъятие нерациональных возможностей. Авторы утверждают идею, что все возрастающее отчуждение субъекта от самого себя порождает новую реальность – объекты когито (виртуальные, концептуальные, языковые), и объекты, «достраивающие» телесность (биотехноструктуры). Они открыты практикам, нацеленным на рациональное продление, трансформацию субъекта. Целеполагающая рациональная воля собирает собственную реальность из осколков или «следов» высказанного, описанного, повседневного и пр., конструирует ее из фрагментов социального действия, текста, переживания. Методология, выстроенная на каркасе математических и естественных наук, постепенно сменяется деятельностно-практическим, герменевтическим, инженерно-социологическим подходами. Осмысление науки через духовный опыт субъекта позволяет оценить ее не как нечто внешнее, а как сознательный выбор, реализующийся в особом фиксировании, освидетельствовании себя.

В статье анализируется ряд социальных и антропологических последствий резкого роста информационных потоков, которые приобрели с середины XX века характер «информационного взрыва». Анализ проводится путем выявления в постмодернистских концепциях таких важнейших характеристик постиндустриального общества, которые сближают эти концепции с теориями информационного общества, что делает возможным их концептуальный синтез. Авторы показывают, что не используемый в явном виде информационный подход представлен в работах постмодернистов описаниями особого типа общества, живущего и воспроизводящего себя преимущественно в виртуальной реальности на основе массового производства знаково-символических артефактов – знаков, символов, значений и смыслов, агрегированных в потоки информации. Информационные потоки выступают как основной «строительный материал» и ресурс для создания символического информационно-коммуникативного пространства. Выявлены следующие особенности общества, возникшего после информационного взрыва: произошло изменение содержательной стороны коммуникации; символический мир становится для человека все более неузнаваемым; происходит обезличивание социальных кодов; возникают виртуальные страты; человек переживает информационную травму сознания; человеческое существование становится фрагментарным; наступает «информационная шизофрения»; возникает синдром «интеллектуального вымирания» человечества; появляется «нормальная аномия».

На примере эволюции образа совершенного человека в статье исследуется роль общественного идеала в истории. Идеал понимается как образ должного, позволяющий оценить сущее и задать направленность его развития. Стремление к идеалу – сущностная интенция человека, необходимая для его вочеловечивания – предстаёт одной из движущих сил истории. Каждая историческая эпоха конструирует свой образ совершенного человека и стремится приблизиться к нему. Представления о совершенном человеке формировались на протяжении всей истории, в чём выражает себя перманентно присущее человеку чувство неудовлетворённости собой (и миром), нереализованности своей сущности, интенция к обретению собственной глубинной идентичности. Первым «совершенным человеком» был зверь. Если в первобытности побеждается внешний зверь, то в античности – внутренний. Возникает первый кризис самоидентификации как следствие неадекватной самооценки («человек как мера всех вещей»). «Совершенным человеком» средневековья выступает Бог. Если зверь оказывается в недосягаемом прошлом, то Бог – в недостижимом вечном. Возникает второй кризис самоидентификации. В Новое время совершенным человеком становится человек. Начинает доминировать представление о совершенстве (как реальной возможности), заключённом в самом человеке. Однако лишение человека метафизичности приводит к третьему кризису самоидентификации. В Новейшее время «совершенным человеком» всё более предстаёт машина, как «человек», лишённый человеческих слабостей и с усиленными человеческими достоинствами. Уподобление человека машине приводит к четвёртому кризису самоидентификации. «Новым идеальным человеком» будет человек как неповторимый итог развития всей человеческой культуры, синтез уникального и всеобщего.

Проведенные за последние пятнадцать лет реформы в системе образования РФ связаны не с открытиями в педагогике, а с изменением социальных ориентиров, которые продиктованы внешними «болонскими обязательствами». Введенный директивно «компетентностный подход» к планированию обучения в высшей школе породил множество трудностей, поскольку оказался фактически не совместимым с российской традицией. Освоение «компетентностной» риторики на уровне отчетности почти не повлияло на методику преподавания в отечественных вузах, однако кардинально изменились цели и идеалы образования. Сейчас они формулируются не обществом и государством, а условными «работодателями», за которыми, в конце концов, стоят транснациональные корпорации. Вместо «всестороннего гармоничного развития личности» компетентностный подход фактически предусматривает подготовку личности к выходу на рынок трудовых ресурсов с последующей продажей человеческих качеств. Расширение сферы того, что продается и покупается, является следствием процессов глобализации, на пути которых сегодня стоят лишь государственные суверенитеты, а внутри традиционных обществ – структурные ячейки в виде «семьи и школы». Постепенное превращение традиционной педагогики в «рыночную педагогику» в статье рассматривается с точки зрения современного межцивилизационного противостояния. Автор полагает, что связанное с внедрением компетентностного подхода заимствование в отечественную систему образования целей и идеалов из чужих культур препятствует ее естественному развитию в интересах российского общества и государства.

Статья посвящена исследованию идеологии болгарских богомилов – одной из самых массовых и влиятельных христианских ересей, которая сформировалась на территории средневековой Болгарии в Х в. Эта идеология, понимаемая вслед за Л. Альтюссером и Р. Бартом как выраженная в знаках система представлений об окружающем мире, разделяется на несколько уровней: выделяются взгляды богомилов на политику, экономику, телесность и мистику. Картина мира болгарских еретиков основана на религиозном дуализме: идее о существовании двух противоположных начал (в данном случае – духа и материи), ареной борьбы которых является и человек. Таким образом, вытекающее из дуализма отрицание всего материального является стержнем богомильского мировоззрения. Понимаемая в широком смысле идеология богомилов практически не затрагивалась в историографии, ограничиваясь общими оценками политической составляющей учения. Отмечаемая исследователями революционность богомилов проявлялась не только в политической сфере (отрицание институтов власти) – это религиозное движение, как видно из анализа оригинальных источников, стремилось к такому социальному идеалу, который предполагал более глубокие изменения общества (по представлениям богомилов изначально созданного Сатаной) и, что более важно, изменение человека. Создание «нового человека» представляется как последовательное отвержение всего связывающего его с материальным миром: от социального положения, имущества и семьи вплоть до собственного тела и, в каком-то смысле, человеческой природы.

В статье впервые ставится проблема существования демократического и недемократического вариантов народнической модели переустройства России. Последний может быть определен как левый вариант народнической модели социально-политического переустройства России. Он известен в трех подвариантах – максималистском (1904-1906), левоэсеровском (1917) и МПСР-овском (1919-1922). Демократический эсеровский вариант народнической модели также известен в трех подвариантах. Наиболее известный – «черновский», или «центристский», ставший своего рода «эсеровской ортодоксией», – лег в основу официальной доктрины ПСР. Другой был рожден на правом фланге партии и связан с именами Н.Д. Авксентьева, И.И. Фондаминского, В.В. Руднева, М.В. Вишняка. По всей видимости, можно говорить и о складывании еще одного, более правого подварианта, оформлявшегося вокруг газеты «Воля народа» и связанного с именами А.А. Аргунова, А.И. Гуковского, П.А. Сорокина, Е.А. Сталинского. К ним идейно были близки Е.К. Брешко-Брешковская, А.Ф. Керенский, Б.В. Савинков. Автор полагает, что фактически демократически ориентированная часть эсерства предвосхитила идеи и путь так называемого «шведского социализма», путь эволюционного реформирования общества на путях демократии и социального государства, путь, на который в послевоенной Европе встали многие социалистические и социал-демократические партии. В России на этот путь партия социалистов-революционеров встала уже в 1917 г., и именно эта ее программа преобразований была поддержана большинством населения России на выборах в Учредительное собрание. Более того, эсеровская демократическая альтернатива уже стала осуществляться в рамках принятых Учредительным собранием законов.

Эта статья является критическим откликом на монографию А.П. Давыдова и В.М. Розина «Спор о медиации». Центром ее является концепция Давыдова. Он предлагает «медиационную методологию социокультурного анализа российского общества», в которой категориальными оказываются понятия «раскол», «переход», «ценностная доминанта», «инверсии», «традиционное», «личностное» и др. Основным для Давыдова является вопрос о ценностном самоопределении личности в условиях перехода к «гуманистическому» типу социокультурной системы. Личности в этих условиях предстоит выйти из поля «инверсионного» традиционного мышления через «медиацию», поиск опосредования. Розин, занимая позицию критика и «реалиста», стремится показать «идеалистичность» позиции Давыдова. Автор попытался присоединиться к этому спору, расширяя контекст обсуждения и вводя его в коммуникативно-методологическое и социокультурное пространство модерна. Для автора важно показать коммуникативно-логическое пространство модерна, наполненное стратегическими альтернативами, сложно относящимися друг к другу. Это пространство, в свою очередь, связано с социокультурным пространством модерна в целом. Автор представляет свою проектно-системную методологию исследования «логики модерна». Модерн представлен в ней как направленность на выработку «посткультурно-интеркультурной» социокультурной архитектуры. Модерн оказывается ответом на систему жизненных вызовов, главным из которых оказывается вызов негатива «культурной» архитектуры мира. Развертывание «посткультурно-интеркультурной» архитектуры модерна определяет специфическую структуру его коммуникативно-методологического пространства. Автор показывает, как все это соотносится с логикой промодерновых, контрмодерновых и постмодерновых теорий и практик.

Среди тупиков радикального конструктивизма один из наиболее проблемных – модерное понимание демократии. Новейшая теория демократии, развитая в только что появившейся книге А. Магуна, – очевидный пример. Выбор метода логично подводит автора к левому радикализму, апология которого почему-то объявляется автором моделью подлинной демократии, соответствующей её историческому смыслу. Попытки вписать эту модель в историко-культурный контекст требуют нескольких критических замечаний. Основная проблема концепции «актуальной» демократии – легкость, с которой приносится в жертву историзм как фундаментальный эпистемологический принцип. Это ожидаемо, так как историзм в конструктивизме как таковом теряет свою значимость. Чтобы выйти к исторической реальности, нужна воля к реальности, а в радикальном конструктивизме её по определению нет и быть не может. И тогда произвольно сконструированная оптика с зашторенной диафрагмой, взятая из лозунгов сегодняшнего политического истэблишмента, навязывается взгляду субъектов истории, поскольку саму возможность контроля мы отбросили вместе с понятием реальности, и историческая действительность начинает оцениваться по стандартам модных шаблонов. Именно на этом пути любые значимости с легкостью необыкновенной объявляются «пустотами». Именно так появляется воинственный скептицизм по отношению к историческим версиям демократии. Выразительность концепции А. Магуна интересна своей последовательностью, более решительной, чем у предшественников, и готовностью твердо объявить тоталитарное насилие смыслом демократии.

В статье представлен социально-философский анализ проблемы формирования идентичности в современном обществе с присущей ему системной транзитивностью. Выдвигается и обосновывается идея формирования комплексной идентичности социального субъекта в формате социопространственной идентичности. Виды идентичности, заявляемые в ряде концепций в виде иерархической структуры, позиционируются в качестве ее компонентов. В связи с высокодинамичными социальными изменениями и процессами структура социопространственной идентичности трансформируется, в результате чего одни компоненты усиливаются, а другие утрачивают свою значимость. Рассматриваются факторы-детерминанты новых видов идентичности и трансформации процесса идентификации социального субъекта. Выявляются основные тенденции его самоидентификации в современном мире и их результаты. Наиболее значимыми из них представляются следующие: фрагментаризация идентичности и, как следствие, распад ее иерархии, выход за пределы национальной идентичности и формирование альтернативных ей видов (транснациональная, бинациональная), усиление этнической и культурной идентичностей. Констатируется смещение центра формирования идентичности с макросоциального уровня на мезо- и микросоциальные уровни. Подчеркивается значимость утраты центра структуры, что свидетельствует о состоянии хаоса, который рассматривается с постмодернистских позиций как возможность плюрального формирования идентичности в современном обществе и антиномичность тенденций данного процесса. В заключение обозначаются наиболее актуальные аспекты представленной проблематики, требующие дальнейшего изучения с привлечением эмпирических методов исследования.