Идеи и Идеалы

Эффективность деятельности педагога, который не только транслирует знания, но и является организатором, наставником и мастером педагогического воздействия, зависит от многих факторов. При рассмотрении управления школой как деятельности по обеспечению всего комплекса условий, от которых зависит качество образования, важное место должно быть отведено вопросам оптимизации стиля управленческой деятельности педагогического персонала. Статья посвящена обоснованию возможности оптимизации стиля управленческой деятельности педагога-руководителя через осмысление его индивидуальных особенностей, а именно профиля сенсомоторной асимметрии мозга. На достаточной выборке (n=140) с применением батареи тестов (n=6) и статистических методов обработки данных определено значение психофизиологической закономерности жизнедеятельности головного мозга – функциональной специализации полушарий головного мозга – в выборе педагогами-руководителями средств управления. Показано, что руководители с леволатеральной и праволатеральной организацией головного мозга используют различные средства управления. Основным методологическим принципом, заложенным в программу исследования, является системный подход.

Одной из самых сложных и неoднoзначно трактуемых научных проблем в настоящее время является проблема oпределения места и функций сакрального в обыденной жизни общества. Развитие философской мысли в отношении данной проблематики было чрезвычайно разнообразным, но вместе с тем имело определенную однородность, проявляющуюся в традиционном понимании конкретной области этого аспекта. Конечно, традиционное понимание праздника как ритуального действия, носящего трансцендентальный характер бытия, сохранилось отчасти и по сей день, однако с развитием иной социальной обустроенности оно приобрело несколько иной характер. Изначальное понимание праздника как сакрализации бытия, реально существующего здесь и сейчас, было чрезвычайно важным для существования индивида и его взаимоотношений с окружающим миром. В статье рассматриваются проблемы манипулирования сознанием посредством проведения праздников в процессе самосохранения социальной группы. Манипуляция сознанием предстает в качестве своеобразной технологии господства сакрального над повседневностью. Праздник как ритуал позволяет проявить суть сакрализации, определяя место человека в процессе собственного бытия посредством манипулятивного характера в контексте взаимодействия с объективным миром.

Системный подход позволяет найти новый ракурс исследования семейно-брачной проблематики. В свете системного подхода семья рассматривается не с точки зрения качеств отдельных элементов, а с точки зрения свойств системы, которые появляются в результате взаимодействия ее элементов. Возникнув, эти свойства, в свою очередь, влияют на элементы системы. Таким образом, взаимодействие элементов системы является ключевым параметром, определяющим свойства системы. Выделяемые типы семейных систем: традиционная, нуклеарная и индивидуальная, рассматриваются в контексте системного подхода. Каждый из указанных типов характеризуется наличием надсистемного системообразующего принципа, ориентацией на существующие культурные образцы, либо отсутствием этих параметров. Традиционный и нуклеарный типы семейных организаций имеют определенные паттерны взаимодействия, выработанные в процессе эволюционного развития. Третий выделенный нами тип семейной организации находится в стадии становления и развития. Системный подход в рассмотрении семейно-брачной проблематики, с одной стороны, опирается на эпистемологию современности, а с другой стороны, является логическим продолжением традиционных философских интуиций в данной области. Такой взгляд позволяет избежать оценочности в характеристиках элементов системы, смещая ракурс внимания на динамическую составляющую, что представляется ресурсным в поисках современных моделей жизнеспособных семейных организаций.

В статье рассматриваются отношения между диалогом и интерсубъективностью. Проводится мысль о подчинённом характере этих отношений, выявляется ряд принципиальных отличий между понятиями. Интерсубъективность и диалог соотносятся как возможность и действительность, как пространство и действие в этом пространстве, как вневременность и временность, как целое и часть. Пространство интерсубъективности фиксируется как трёхслойное: экзистенциально-феноменологический, культурно-символический и институциональный уровни интерсубъективности разворачиваются каждый в своей логике - логике жертвы, логике дара и логике обмена. Особенность диалога усматривается в том, что он акцентированно находится на культурно-символическом уровне интерсубъективности. Экзистенциально-феноменологический и институциональный уровни остаются за пределами зоны диалога. Первый – по причине отсутствия внимания к такому необходимому инструменту как речь. Второй – по причине отсутствия субъекта, к которому эта речь обращена. Отношения на нормативном или институциональном уровне интерсубъективности близки к субъект-объектным. В то же время слои интерсубъективности неоднородны, при анализе выявляется их фрактальный характер. Каждый уровень интерсубъективности подобен всей интерсубъективности в целом. Так, в диалоге смыкаются три логики: экзистенциальная логика выражения, символическая логика понимания и институциональная логика позиционирования, которые коррелятивны логике жертвы, дара и обмена. Моменты, когда диалог перекрывает собой всё пространство интерсубъективности, представляют собой скорее исключения из правил, однако именно в такие моменты он реализует себя полностью.

В статье рассматриваются социальные и социально-психологические предпосылки возникновения евразийства. Как идеология и политическое движение евразийство возникло в 20-х годах ХХ века, но его социальные истоки восходят к более раннему периоду. Евразийство – плод Первой мировой войны и революции. Активное участие в революции кавказских и азиатских народов Российской империи, а также некоторые черты революционной повседневности сформировали у части русской интеллигенции представление о революционной стихии как стихии евразийской. Этому способствовал сложносоставной характер русской идентичности, включающий представление о двух «душах» русского народа – «европейской» и «азиатской». Специфика евразийского восприятия революции и революционной стихии заключалась в переоценке значения «азиатской» и «европейской» составляющих русской идентичности. В общественном сознании XIX века «азиатская» составляющая воспринималась негативно, а «европейская» – позитивно. Группа поэтов и писателей, объединившихся в 1917 – 1918 гг. для издания альманаха «Скифы», под влиянием идей Ницше и Владимира Соловьева, а также под влиянием трагического опыта мировой войны занялась переоценкой двух компонентов русской идентичности. Результатом этой переоценки явилось рождение «скифского» (евразийского) мифа, как художественного отражения опыта мировой войны и революции. В дальнейшем этот миф послужил для группы русских ученых-эмигрантов материалом для выработки евразийской идеологии.

В статье освещается проблема развития нового проекта реальности, преодолевшей постнеклассический этап и столкнувшейся с трудностями осмысления человекоразмерных технообъектов. Авторы связывают появление новых структур с трансформацией человеческой самости, ее практиками «распадения», отчуждения от себя. Начало данного процесса положено средневековой культурой мысли, в которой появляются области реального, концептуального и номинального. Они фиксируются в практиках обнаружения греховного внутри себя и в соприкосновении с подобным (другим), в процедурах выявления формального (имени). В новоевропейской философии возникает субъект, сосредоточенный на созерцании и воле. Он обращен к опыту рефлексии – повторяющемся досмотре, контроле за самостью, через которые устанавливается ее «собственность» или агрессивное изъятие нерациональных возможностей. Авторы утверждают идею, что все возрастающее отчуждение субъекта от самого себя порождает новую реальность – объекты когито (виртуальные, концептуальные, языковые), и объекты, «достраивающие» телесность (биотехноструктуры). Они открыты практикам, нацеленным на рациональное продление, трансформацию субъекта. Целеполагающая рациональная воля собирает собственную реальность из осколков или «следов» высказанного, описанного, повседневного и пр., конструирует ее из фрагментов социального действия, текста, переживания. Методология, выстроенная на каркасе математических и естественных наук, постепенно сменяется деятельностно-практическим, герменевтическим, инженерно-социологическим подходами. Осмысление науки через духовный опыт субъекта позволяет оценить ее не как нечто внешнее, а как сознательный выбор, реализующийся в особом фиксировании, освидетельствовании себя.

В статье анализируется ряд социальных и антропологических последствий резкого роста информационных потоков, которые приобрели с середины XX века характер «информационного взрыва». Анализ проводится путем выявления в постмодернистских концепциях таких важнейших характеристик постиндустриального общества, которые сближают эти концепции с теориями информационного общества, что делает возможным их концептуальный синтез. Авторы показывают, что не используемый в явном виде информационный подход представлен в работах постмодернистов описаниями особого типа общества, живущего и воспроизводящего себя преимущественно в виртуальной реальности на основе массового производства знаково-символических артефактов – знаков, символов, значений и смыслов, агрегированных в потоки информации. Информационные потоки выступают как основной «строительный материал» и ресурс для создания символического информационно-коммуникативного пространства. Выявлены следующие особенности общества, возникшего после информационного взрыва: произошло изменение содержательной стороны коммуникации; символический мир становится для человека все более неузнаваемым; происходит обезличивание социальных кодов; возникают виртуальные страты; человек переживает информационную травму сознания; человеческое существование становится фрагментарным; наступает «информационная шизофрения»; возникает синдром «интеллектуального вымирания» человечества; появляется «нормальная аномия».

На примере эволюции образа совершенного человека в статье исследуется роль общественного идеала в истории. Идеал понимается как образ должного, позволяющий оценить сущее и задать направленность его развития. Стремление к идеалу – сущностная интенция человека, необходимая для его вочеловечивания – предстаёт одной из движущих сил истории. Каждая историческая эпоха конструирует свой образ совершенного человека и стремится приблизиться к нему. Представления о совершенном человеке формировались на протяжении всей истории, в чём выражает себя перманентно присущее человеку чувство неудовлетворённости собой (и миром), нереализованности своей сущности, интенция к обретению собственной глубинной идентичности. Первым «совершенным человеком» был зверь. Если в первобытности побеждается внешний зверь, то в античности – внутренний. Возникает первый кризис самоидентификации как следствие неадекватной самооценки («человек как мера всех вещей»). «Совершенным человеком» средневековья выступает Бог. Если зверь оказывается в недосягаемом прошлом, то Бог – в недостижимом вечном. Возникает второй кризис самоидентификации. В Новое время совершенным человеком становится человек. Начинает доминировать представление о совершенстве (как реальной возможности), заключённом в самом человеке. Однако лишение человека метафизичности приводит к третьему кризису самоидентификации. В Новейшее время «совершенным человеком» всё более предстаёт машина, как «человек», лишённый человеческих слабостей и с усиленными человеческими достоинствами. Уподобление человека машине приводит к четвёртому кризису самоидентификации. «Новым идеальным человеком» будет человек как неповторимый итог развития всей человеческой культуры, синтез уникального и всеобщего.

Проведенные за последние пятнадцать лет реформы в системе образования РФ связаны не с открытиями в педагогике, а с изменением социальных ориентиров, которые продиктованы внешними «болонскими обязательствами». Введенный директивно «компетентностный подход» к планированию обучения в высшей школе породил множество трудностей, поскольку оказался фактически не совместимым с российской традицией. Освоение «компетентностной» риторики на уровне отчетности почти не повлияло на методику преподавания в отечественных вузах, однако кардинально изменились цели и идеалы образования. Сейчас они формулируются не обществом и государством, а условными «работодателями», за которыми, в конце концов, стоят транснациональные корпорации. Вместо «всестороннего гармоничного развития личности» компетентностный подход фактически предусматривает подготовку личности к выходу на рынок трудовых ресурсов с последующей продажей человеческих качеств. Расширение сферы того, что продается и покупается, является следствием процессов глобализации, на пути которых сегодня стоят лишь государственные суверенитеты, а внутри традиционных обществ – структурные ячейки в виде «семьи и школы». Постепенное превращение традиционной педагогики в «рыночную педагогику» в статье рассматривается с точки зрения современного межцивилизационного противостояния. Автор полагает, что связанное с внедрением компетентностного подхода заимствование в отечественную систему образования целей и идеалов из чужих культур препятствует ее естественному развитию в интересах российского общества и государства.

Статья посвящена исследованию идеологии болгарских богомилов – одной из самых массовых и влиятельных христианских ересей, которая сформировалась на территории средневековой Болгарии в Х в. Эта идеология, понимаемая вслед за Л. Альтюссером и Р. Бартом как выраженная в знаках система представлений об окружающем мире, разделяется на несколько уровней: выделяются взгляды богомилов на политику, экономику, телесность и мистику. Картина мира болгарских еретиков основана на религиозном дуализме: идее о существовании двух противоположных начал (в данном случае – духа и материи), ареной борьбы которых является и человек. Таким образом, вытекающее из дуализма отрицание всего материального является стержнем богомильского мировоззрения. Понимаемая в широком смысле идеология богомилов практически не затрагивалась в историографии, ограничиваясь общими оценками политической составляющей учения. Отмечаемая исследователями революционность богомилов проявлялась не только в политической сфере (отрицание институтов власти) – это религиозное движение, как видно из анализа оригинальных источников, стремилось к такому социальному идеалу, который предполагал более глубокие изменения общества (по представлениям богомилов изначально созданного Сатаной) и, что более важно, изменение человека. Создание «нового человека» представляется как последовательное отвержение всего связывающего его с материальным миром: от социального положения, имущества и семьи вплоть до собственного тела и, в каком-то смысле, человеческой природы.