Идеи и Идеалы

Эта статья является критическим откликом на монографию А.П. Давыдова и В.М. Розина «Спор о медиации». Центром ее является концепция Давыдова. Он предлагает «медиационную методологию социокультурного анализа российского общества», в которой категориальными оказываются понятия «раскол», «переход», «ценностная доминанта», «инверсии», «традиционное», «личностное» и др. Основным для Давыдова является вопрос о ценностном самоопределении личности в условиях перехода к «гуманистическому» типу социокультурной системы. Личности в этих условиях предстоит выйти из поля «инверсионного» традиционного мышления через «медиацию», поиск опосредования. Розин, занимая позицию критика и «реалиста», стремится показать «идеалистичность» позиции Давыдова. Автор попытался присоединиться к этому спору, расширяя контекст обсуждения и вводя его в коммуникативно-методологическое и социокультурное пространство модерна. Для автора важно показать коммуникативно-логическое пространство модерна, наполненное стратегическими альтернативами, сложно относящимися друг к другу. Это пространство, в свою очередь, связано с социокультурным пространством модерна в целом. Автор представляет свою проектно-системную методологию исследования «логики модерна». Модерн представлен в ней как направленность на выработку «посткультурно-интеркультурной» социокультурной архитектуры. Модерн оказывается ответом на систему жизненных вызовов, главным из которых оказывается вызов негатива «культурной» архитектуры мира. Развертывание «посткультурно-интеркультурной» архитектуры модерна определяет специфическую структуру его коммуникативно-методологического пространства. Автор показывает, как все это соотносится с логикой промодерновых, контрмодерновых и постмодерновых теорий и практик.

Среди тупиков радикального конструктивизма один из наиболее проблемных – модерное понимание демократии. Новейшая теория демократии, развитая в только что появившейся книге А. Магуна, – очевидный пример. Выбор метода логично подводит автора к левому радикализму, апология которого почему-то объявляется автором моделью подлинной демократии, соответствующей её историческому смыслу. Попытки вписать эту модель в историко-культурный контекст требуют нескольких критических замечаний. Основная проблема концепции «актуальной» демократии – легкость, с которой приносится в жертву историзм как фундаментальный эпистемологический принцип. Это ожидаемо, так как историзм в конструктивизме как таковом теряет свою значимость. Чтобы выйти к исторической реальности, нужна воля к реальности, а в радикальном конструктивизме её по определению нет и быть не может. И тогда произвольно сконструированная оптика с зашторенной диафрагмой, взятая из лозунгов сегодняшнего политического истэблишмента, навязывается взгляду субъектов истории, поскольку саму возможность контроля мы отбросили вместе с понятием реальности, и историческая действительность начинает оцениваться по стандартам модных шаблонов. Именно на этом пути любые значимости с легкостью необыкновенной объявляются «пустотами». Именно так появляется воинственный скептицизм по отношению к историческим версиям демократии. Выразительность концепции А. Магуна интересна своей последовательностью, более решительной, чем у предшественников, и готовностью твердо объявить тоталитарное насилие смыслом демократии.

В статье представлен социально-философский анализ проблемы формирования идентичности в современном обществе с присущей ему системной транзитивностью. Выдвигается и обосновывается идея формирования комплексной идентичности социального субъекта в формате социопространственной идентичности. Виды идентичности, заявляемые в ряде концепций в виде иерархической структуры, позиционируются в качестве ее компонентов. В связи с высокодинамичными социальными изменениями и процессами структура социопространственной идентичности трансформируется, в результате чего одни компоненты усиливаются, а другие утрачивают свою значимость. Рассматриваются факторы-детерминанты новых видов идентичности и трансформации процесса идентификации социального субъекта. Выявляются основные тенденции его самоидентификации в современном мире и их результаты. Наиболее значимыми из них представляются следующие: фрагментаризация идентичности и, как следствие, распад ее иерархии, выход за пределы национальной идентичности и формирование альтернативных ей видов (транснациональная, бинациональная), усиление этнической и культурной идентичностей. Констатируется смещение центра формирования идентичности с макросоциального уровня на мезо- и микросоциальные уровни. Подчеркивается значимость утраты центра структуры, что свидетельствует о состоянии хаоса, который рассматривается с постмодернистских позиций как возможность плюрального формирования идентичности в современном обществе и антиномичность тенденций данного процесса. В заключение обозначаются наиболее актуальные аспекты представленной проблематики, требующие дальнейшего изучения с привлечением эмпирических методов исследования.

В публикациях Н.А. Бердяева 1904-1907 гг. намечены две линии идеализации рыцарства: как воплощение глубины средневекового мистического христианства и как благородный человеческий тип. В его книге «Новое религиозное сознание и общественность» (1907) эти линии дополняются, и на их основе формируется третья оригинальная линия, где рыцарь предстает как притягательный образец преодоления самодовлеющего, обезличенного, безбожного государства. Главная тема книги – необходимость обновления христианства и всех сторон общественной жизни. Религиозное возрождение, согласно Бердяеву, может быть связано только с развитием личного начала. В современном мире господствует ложная иерархия ценностей: субъективные интересы и относительная человеческая воля вытесняют высшие безусловные ценности, связанные с универсальной, объективной Божьей волей. Выражением субъективной человеческой воли, продуктом безграничной порабощающей власти человека над человеком выступает государство. В качестве идеальной, нравственно оправданной формы государства Н.А. Бердяев признает лишь свободную теократию. Альтернативу современной ложной теократии он видит в системе ценностей средневековой культуры – в анархических принципах феодализма и личном начале рыцарской чести. Рыцарский идеал Средневековья русский философ соотносит с современной эпохой и убеждает читателя в необходимости его актуализации. Новые формы организации общественной жизни предполагают рыцарскую войну за освобождение личности, в том числе и от государственного насилия. Говоря о взаимоотношении индивида и государства, Бердяев вступает во внутреннюю полемику со славянофилами. Свою позицию по этому вопросу он сформулировал ранее, в статьях 1903-1904 гг. Бердяев отвергает славянофильскую идиллию былой России. Величие и индивидуальность народа предполагает свободу человеческой личности, национальный дух проявляет себя не в решении государственных задач, а в творческом осуществлении универсальных общечеловеческих задач.

6 августа 2017 г. после тяжёлой продолжительной болезни скончался Борис Григорьевич Юдин – доктор философских наук, профессор, член-корреспондент Российской академии наук, главный научный сотрудник сектора гуманитарных экспертиз и биоэтики Института философии РАН, главный редактор журнала «Человек», член Редакционного совета журнала «Идеи и Идеалы». Мы публикуем воспоминания об этом замечательном человеке людей, хорошо знавших его, работавших с ним.

В статье рассматриваются несколько ключевых понятий исследовательской стратегии французского философа Жильбера Симондона, выдвинувшего концепцию технической, биологической, психологической и коллективной индивидуации, обретающей в конечном счете не только онтологический статус и непосредственно касающейся проблемы саморазвивающихся систем. Отметим, что данное рассмотрение имеет поисковый характер, ориентированный на понимание философии Симондона и ее актуальности сегодня. При этом предлагается истолкование происхождения индивидуализированных чувственно воспринимаемых сущих в свете таких важных для позиции Симондона концептов как трансдукция и аллагматика, с привлечением также и других сопутствующих представлений. Симондон полагает, что не существует неизменных организаций, а есть только процессы организации. Организация – это связь людей и не-людей, идей и верований. Организация индивидуируется и становится метастабильной. Активность организаций также метастабильна, они способны поддерживать метастабильность в течение долгого времени и даже выживать после значительных изменений. Механизмы трансдукции постоянно оказывают влияние на организацию и вызывают в ней порой значительные изменения. Потому размышления Симондона об индивидуации организованных структур (неживых, живых и социальных) весьма важны и современны. Показано, что проект аллагматики идет дальше кибернетического проекта как в философских стратегиях, так и в естественно-научных и гуманитарных исследованиях.

В статье рассматривается проблема формирования нравственного идеала в философии персонализма. Представлена взаимосвязь религиозных и социальных воззрений на нравственное развитие. В современном обществе в связи с упрощением процесса социальной коммуникации необходима универсализация категории нравственности для принятия отличных друг от друга норм поведения и нравственных воззрений членов общества. В статье рассматривается вопрос о нравственном саморазвитии через призму стремления к внутренней свободе личности на фоне роста свободы коммуникации и передвижения. Ключевым тезисом является необходимость формирования нравственного идеала с постановкой целей, выбором ценностей и парадигм, которые будут сопровождать стремление современного, гармонично развитого человека к нравственному росту и стремлению к идеалу, воплощающему в себе лучшие моральные качества и являющемуся образцом для подражания. Сопоставляется религиозная и философская точки зрения на формирование нравственного идеала, гармонично сочетающиеся в философии персонализма. По мнению автора, существование нравственного идеала предстает как условие нравственного саморазвития личности. Результатом анализа является вывод о том, что достижению нравственного идеала способствует единство целей, ценностей, парадигм нравственного саморазвития в контексте религиозно-философского направления персонализма. Постановка целей на пути достижения личностью нравственного идеала происходит через цели нравственного воспитания общества.

Человек всегда стремился к обретению целостного мировоззрения.  В той части мира, где распространено христианство, важнейшее значение в формировании картины мира традиционно имеют теология и наука. Сначала в гносеологическом отношении безусловно доминировала теология, однако последние полтысячелетия ведущую роль здесь играет наука. Какими сегодня должны быть отношения христианства и науки? Рассмотрению позиции по этому вопросу ряда крупнейших западных христианских мыслителей, занимающихся этой проблематикой, посвящена данная статья. Отвергая путь разделения областей компетенции и автономного развития этих важнейших областей культуры, они считают наиболее перспективным и продуктивным интегративный подход. В этой связи анализируются несовершенства попытки интеграции теологии и науки, осуществляемой в рамках естественной теологии.  В отличие от естественной теологии, сделавшей слишком сильный акцент на естественно-научной компоненте, в предлагаемом подходе подчеркивается, что в христианстве неразрывно связаны учения о творении и спасении, о совершенствовании духовной стороны человеческого бытия. Современная интеграция, обусловленная как специфическими, так и сходными характеристиками теологии и науки, предполагает на основе разработанных общих философских схем и категорий формировать единое мировоззрение. В качестве возможной философской основы такого интегрированного мировоззрения предлагается философия процесса, рассматривающая мир как целое: динамичное, сложное, характеризующееся разными уровнями организации, но вместе с тем взаимосвязанное.

В статье исследуется противоречивое содержание предметного поля понятия «свобода» в современном обществе. Автор ставит задачу обоснования новых принципов структурирования данного идейного комплекса. Сущность свободы определяется через понятие «субъектность». Эвристический потенциал этого понятия задается его способностью синтезировать идеи самопричинности и самоопределения, составляющие сущностное смысловое ядро свободы. В качестве основных аспектов содержания и противоречий свободы рассматриваются тенденции персонализации/деперсонализации и субъективации/объективации индивидуально-социальной человеческой жизни. Применительно к пониманию свободы акцентируется значение безличных объективированных начал социальной жизни, которые обобщенно именуются социальной системой. Проблема взаимосвязи личности и системы представлена в качестве одной из ключевых в социально-философских и гуманитарных дискурсах, образующей основание всей современной философии свободы. Главная идея статьи заключается в обосновании новой структуры содержания идеи свободы.  В современной культуре она включает три главных элемента: самодетерминацию, самотождество и самореализацию.

Статья посвящена проблеме коэкзистенциального общения  в соотношении с возможностью смерти. Коэкзистенциальное общение определяется автором как универсальный способ со-бытия субъектов в их фундаментальной бытийной возможности. Предмет настоящего исследования – коэкзистенциальное общение в соотношении с возможностью смерти. Смерть предстаёт как возможность негации уникального смысла со-бытия, а также как позитивная возможность его последующей актуализации и возобновления. Проблема настоящего исследования ставится следующим образом: можно ли иррациональное содержание коэкзистенциального опыта выразить посредством рациональных понятий? В качестве методологической основы исследования избирается экзистенциально-бытийное мышление в синтезе с герменевтическим методом, что делает возможным глубинное постижение смысла и сущности смерти как отрицания, а также как позитивной возможности утверждения и возобновления уникального опыта со-бытия. В свете экзистенциально-герменевтического подхода смерть «проговаривает» самое себя через единичный акт негации. Единичный акт негации воплощает в себе предельный, онтологический сверхсмысл небытия. Акт негации понимается как «вызов», выдвигаемый смертью уникальному опыту со-бытия. Коэкзистенциальный акт выступает как ответ, выдвигаемый и противопоставляемый субъектом фундаментальной возможности небытия. Автор приходит к выводу о возможности особого «общения» со смертью, в рамках которого последняя являет себя как особый «квазисубъект», «проговаривающий» сам себя через свой способ существования. Таким образом, смерть может выступать как позитивная возможность коэкзистенциального общения.