Идеи и Идеалы

В статье исследуется динамика процесса географического осознания Сибири, в ключе формирования представления о Сибири как географической и культурной общности. При этом приводятся, в частности, вполне легендарные свидетельства иностранных путешественников, которые практически до конца XVII века получали о ней довольно случайные сведения от русских купцов, а также данные сибирских летописей. На основе представления об империи как политическом устройстве, господствовавшем в последние 2500 лет истории человечества, рассматриваются культурно-политические факторы, определившие целостность представления о Сибири как о специфическом мегарегионе. Специально анализируется вопрос о характере освоения Сибири в плане типа соответствующей колонизации. Делается вывод о том, что для населения Сибири, несмотря на то, что она использовалась и даже прославилась в качестве места ссылки, не характерно сознание колониальной территории. Уже с конца XVIII века формируется представление о сибиряках как особой группе русского населения.

В интервью речь идет о современной реформе образования в РФ. О ее недостатках и том, как должно быть организовано современное дошкольное, школьное и высшее образование, учитывающее специфику возраста и неоднозначности культурных особенностей различных социальных групп и отдельных людей. Обсуждается проблема разработки содержания образования и воспитания, что является очень серьезной задачей в условиях новой информационной среды. Говорится о необходимости уйти от фискальных целей и ставить задачу не сэкономить, а добиться высокого качества образования. Отдельно обсуждается ситуация со стандартами, особенно в высшем образовании, и делается важный вывод о том, что стандарт прописывается в компетенциях, а проверяется в знаниях, и именно это определяет расхождение между возможностями, которые предоставляют хорошо разработанные стандарты, и реальной ситуацией. Анализируется положение дел в высшем образовании, связанном с Болонским процессом, из которого взяли только двухуровневую систему образования, а все остальное, сам дух Болонского процесса, выкинули и забыли, включая хорошее финансирование и развитие национальных систем образования.

Статья является продолжением статьи «Русские университеты и русская интеллигенция», напечатанной в нашем журнале в № 3 за 2016 г. Автор обсуждает проблему формирования российской интеллигенции и ту роль, которую играло в этом процессе русское университетское сообщество. Показываются истоки той «беспочвенности», которая всегда отличала русскую интеллигенцию, анализируются причины ее всегдашней оппозиционности к любой власти. Автор обосновывает тезис о том, что революционеры всех мастей представляли собой полуинтеллигенцию: вместо толстых книг эти люди читали брошюры, а философию им заменяла партийная идеология. Полуинтеллигенция сыграла ведущую роль во всех французских революциях, а впоследствии и в русской.  Анализируется судьба русских университетов при советской власти. Годы «застоя» означали уже агонию русских университетов, потерявших все импульсы научной деятельности. Экспериментаторы без приборов, теоретики без литературы были изолированы от мира системой бюрократических запретов. Автор дает блестящий анализ роли и значения русской интеллигенции в российской и в мировой истории. Главный источник своеобразия русской интеллигенции он видит в том, что она было бескорыстна. На Западе свобода и равенство означали защиту групповых и классовых интересов; в России же эти слова понимались как братство со всеми угнетёнными и забвение собственного интереса.

Предметом статьи является вопрос о категории сущности, специфике ее познания и условиях достижения полноты осуществленности сущего в трактатах Аристотеля «Физика», «Метафизика», «Категории», «О душе». Ключевым тезисом является указание Аристотеля на ошибочность отождествления сущности и сущего, при том, что отличение сущности от любого иного сущего представляет собой серьезное затруднение, поскольку не любое сущее является сущностью. В работе анализируется аристотелевская классификация сущностей, выявляются их важнейшие критерии и условия бытийствования. Сопоставляются подходы Аристотеля и Платона к способу постижения сущностей. Ставится вопрос о различении подлежащего и сказуемых у Аристотеля, неоднозначной роли сказуемых в бытийствовании и познании сущностей. С одной стороны, сущность является онтологическим основанием ее предикатов-категорий, а с другой, только благодаря категориям сущность может быть описана и познана. Более того, по мысли Аристотеля, самосущее не только открывается, но и обретает свое существование через присущее: ничто не есть без того, какое оно есть. Сравниваются позиции Платона и Аристотеля в отношении вопроса о возможности движения и изменения сущностей. Обосновывается тезис о том, что, хотя сущности относятся к онтологическим началам и представляют собой причины и условия существования вещей, их бытие представляет собой не статичное пребывание в качестве чистых, независимых от материального субстрата форм, а единство достигания и достижения энтелехии определенных сущих, т.е. единство цели, процесса и результата.

В книге, посвященной памяти выдающегося российского философа Александра Павловича Огурцова (1936 - 2014), участвуют его друзья, коллеги и ученики, с кем ему было свободно жить и мыслить. Философия для А.П. Огурцова представляла предельный способ отношений человека и мира, тематизацию смыслов такого отношения к миру, обществу, культуре, к самому себе и к другому. Особое внимание он направлял на философию науки, которая, как пишут некоторые его друзья, близко не напоминала одноименной позитивистской универсальной систематики, которую сегодня переоткрывают заново и заставляют учить студентов, магистрантов и аспирантов. Главным было чувство «материкового слоя», фундаментального исторического залегания любого научного знания, выражающего себя в логике, которая может быть открыта только философу и закрыта для систематизатора. Образ мысли А.П. Огурцова был образом его жизни – не случайно многие статьи посвящены именно его бытию философом.

Представители отечественного неоевразийства, стремясь глубже укоренить эту интеллектуальную традицию, обратились к выявлению и анализу евразийских мотивов в русской классической литературе XIX в. Данная исследовательская установка исходит из предположения о наличии в художественных текстах структурных компонентов, которые соответствуют евразийскому видению России как «срединного мира» в дихотомии «Восток» и «Запад».  Автор статьи, используя метод структурного анализа, выявляет наличие таких компонентов в романе Николая Чернышевского «Что делать?». Один из них представлен в структурном ядре романа в виде четких антропологических оппозиций по двум повествовательным функциям: внешнему облику и характеру (темпераменту) героев. Другой компонент представлен в образе Рахметова. Автор приходит к выводу о том, что Рахметов – это первый в отечественной литературе полноценный образ евразийца. В то же время идеология этого образа, навязанная автором читателю, вступает в противоречие с тем художественным материалом, который использован для его построения. Это обусловлено тем, что сам Чернышевский не являлся евразийцем, а был типичным западником, который считал, что восточные компоненты в русской культуре препятствует развитию России и нуждаются в подавлении.

В статье обсуждаются вопросы взаимодействия между экономической наукой и смежными научными дисциплинами применительно к региональным исследованиям. Рассмотрены основные цели и принципы экономического районирования и структурирования и выделения регионов различного уровня, принятые в экономической науке. Показано, что с экономической точки зрения выделение регионов осуществляется, главным образом, исходя из целей управления и аналитики. Выделяются причины экономического «империализма», т.е. пересечения экономистами демаркационных линий других научных дисциплин. Главной особенностью экономического подхода в историко-экономических и региональных исследованиях являются использование экономических моделей, количественных методов и собственного понятийного аппарата. Кратко описаны основные подходы, используемые при изучении Сибири и ее регионов в исследованиях, проводившихся в Институте экономики и организации промышленного производства (ИЭОПП) СО РАН в советский и постсоветский периоды. Сибирь является объектом исследований со стороны разных научных дисциплин на протяжении по крайней мере 200 лет. Проводится сравнение ключевых идей и подходов при исследовании Сибири специалистами различных наук в последнее время и обсуждаются различия между ними. Рассматривается концепция мегарегиона с точки зрения экономической науки и задаются направления дальнейших исследований Сибири в этом ключе.

В своем интервью проф. С.Д. Валентей говорит о важности и непреходящей актуальности марксизма как научного направления, о потере нашей марксистской школы и о связанных с этим проблемах в экономической науке и экономическом образовании. Анализируется проблематика бережливого производства, нового качества экономического роста, социологии народонаселения, отмечается приоритетность советских исследований этой тематики. Характеризуется специфика российского капитализма. Речь также идет о псевдообразовании и покупке дипломов. Обосновывается необходимость прихода к управлению нового поколения экономистов, свободных от неолиберальных и других штампов. С.Д. Валентей утверждает, что экономическая наука не может базироваться на чтении книг и журнальных статей, хотя это тоже очень важно, без этого науки не бывает. Она базируется на полевых исследованиях. Задача сегодня – это полевые исследования конкретной реальной экономики, реальных экономических процессов.

В статье рассматривается проблема участия гражданина в политическом процессе, связанная с трудностями социальной коммуникации. Дистанцирование индивида от общественной системы формируется вследствие  негативного опыта, полученного  при столкновении с латентной составляющей политического участия.  Анализируются исторические особенности соотношения личностной самоидентификации и общественного мнения. Представлена взаимосвязь политического участия и семейной традиции. Государственное давление на индивидуальное сознание оборачивается скрытой формой социального одиночества. Чем радикальнее политическое учение, тем негативнее его отношение к проявлениям социального одиночества. Принуждение к общественному образу жизни, участию в совместной социальной деятельности формирует устойчивый феномен страха перед государством, коллективом, обладающим правом на насилие, регламентацию мировоззрения, вторжение в частную жизнь. Политические перемены трансформируют виды социального участия, ценностное значение общественной деятельности. Социальное дистанцирование можно считать потенциальной предпосылкой конфликта индивида и общества. Можно говорить о новом явлении – скрытом социальном одиночестве, т.е. разрыве внутреннего убеждения и демонстрируемого поведения. Скрытое ощущение социального одиночества трансформирует личность в показного исполнителя, заставляет переживать вынужденную публичность. Политическая система в определенных случаях является препятствием для развития социальной коммуникации.

Статья посвящена проблеме альянса человеческого и машинного. Мы встречаемся с этим мотивом в текстах таких теоретиков, как Жильбер Симондон, Жиль Делёз и Феликс Гваттари, Антонио Негри и Майкл Хардт, Мануэль Деланда и других. Чтобы прояснить мысль о машинном порабощении и моделируемом пути освобождения через установление трансиндивидуальных коллективов или технический исход, мы обращаемся к произведению Роберта М. Пёрсига, содержание которого обнаруживает близость идеям упомянутых теоретиков. Пёрсиг, наряду с Джеймсом Грэмом Баллардом, автором яркого романа «Автокатастрофа», в котором была представлена своеобразная модель перверсивной машинной сексуальности, отказывается от подозрительного взгляда на технику, переосмысливает отношения человека и машины. В этом смысле его произведение может быть вписано в своеобразный антихайдеггерианский тренд. Ярким представителем данной тенденции в области философии является Жильбер Симондон. Идеи авторов, чьи концепции рассмотрены в данной работе, подталкивают нас к необходимости принятия во внимание довольно простой мысли: вовсе не технические объекты являются источником человеческого отчуждения, многое решает вопрос подхода к машине.