Идеи и Идеалы

Концепция гуманитарной экспертизы была предложена Б.Г. Юдиным и разработана им совместно с рядом российских исследователей. Он акцентировал внимание на упреждающем характере гуманитарной экспертизы, обусловленном ее направленностью как на существующие, так и на новые технологии. Существенная для теории гуманитарной экспертизы  идея «предварительного обживания» новых технологий обществом может быть теоретически эксплицирована с точки зрения принципа предосторожности как попытка ответа на «дилемму Коллингриджа». Другая теоретическая перспектива связана с релевантностью основных установок гуманитарной экспертизы зарубежным подходам и программам, определяющим социогуманитарные контуры технонауки. В частности, идеи антиципации рассматриваются как стратегии выбора наиболее устойчивых траекторий движения в будущее и привлечения необходимых для этого ресурсов. Соответственно, гуманитарная экспертиза раскрывается как новый тип этики, который начал формироваться в связи с развитием крупных научных проектов. Его характеризуют следующие особенности: междисциплинарность и трансдисциплинарность, управление на основе антиципации, сложность и социальная значимость проблем, связь с подходами и институтами, сложившимися в биоэтике. Актуальность гуманитарной экспертизы явным образом просматривается в тех проблемах, которые возникают в связи с интенсивным развитием биомедицинских технологий. В частности, практика «отложенного материнства» открывает перспективы «индивидуального форсайта» – влияния на временны́е горизонты женщины и формирование новых способов управления индивидуальными рисками здоровья. Нарушение траекторий естественных циклов жизни оказывается не только средством выхода из режимов естественной данности, но и способом калькуляции рисков, расширяющих горизонт ответственности, и попыткой страхования от возможного разочарования в будущем. Стратегии предосторожности позволяют балансировать между конкурирующими способами освоения будущего, а гуманитарная экспертиза является важной составляющей построения эффективной методологии принятия решений в ситуации неопределенности и поиска согласованных координат устойчивого будущего, что, безусловно, подтверждает ее актуальность и перспективы дальнейшего развития.

Центральная идея учения З. Фрейда состоит в формулировании утверждения о том, что внутренние стимулы, в условиях необходимости удовлетворения жизненных потребностей, вытесняются и начинают подчиняться требованиям реальности, что ограничивает развитие либидо. Иначе говоря, процесс цивилизации обязательно включает в себя сублимацию и репрессию (подавление) желаний, что вызывает у людей состояние дискомфорта. В ответ Г. Маркузе утверждает, что такое безвыходное положение является на самом деле историческим фактом, подтверждаемым открытием Фрейда, что психический филогенез уже определяется только социальными факторами, играющими главную роль. Г. Маркузе утверждает, что такой исторический дискомфорт сегодня, в постиндустриальном обществе, становится избыточным. Репрессии также превышают необходимые пределы, поскольку работники получают плату за свой труд, даже если капитал «стремится сократить рабочее время до минимума». В статье предпринята попытка воспользоваться упомянутыми идеями Маркузе как правомерным герменевтическим методом интерпретации современной постиндустриальной культуры, для исследования такой специфической области, как либерализация (ослабление) сексуальных норм, известная как культура случайных связей, которую можно рассматривать как пример «репрессивной десублимации». Исследуется, каким образом функционируют такие системы сдерживания желаний (либидо) в период позднего капитализма. Делается вывод, что они применяются для того, чтобы сбивать с толку и скрываться от истинного катексиса сексуальных желаний за горизонтом возможного.

Замысел этой статьи возник при прочтении книги О.А. Донских «Воля к достоинству. Национальный идеал в истории России». Постперестроечная ситуация в России настойчиво ставит вопрос о принципах социального строительства, о культурно-исторической самоидентификации, определяющей наше отношение к прошлому и будущему. Предметом обсуждения данной статьи является вопрос о совместимости русской культурной идентичности с капиталистическим строительством в России. В настоящее время отсутствие в сознании общества ясного представления о самом себе порождает состояние подавленности, духовного надлома. Его преодоление требует рефлексии, которая невозможна без обращения к прошлому. В статье обращается внимание на историю становления гражданского самосознания и историю появления интеллектуального слоя в России, претендующего на роль носителя этого самосознания. Главным вопросом этого рассмотрения является фундаментальная ценностная установка русского сознания и формы ее проявления в истории общества. Обсуждается вопрос, какая ментальная установка доминировала в обществе в советский период его истории. Автор полагает, что ментальные основания русского общества плохо совместимы с капиталистической этикой организации общества, в которой превалирует индивидуальный эгоизм. Они в большей степени соответствуют некапиталистической форме развития, предполагающей другие механизмы синтеза общественного и личного интереса. Важную роль в их реализации должно играть обществоведение, отражающее этику солидарного общества.

Настоящая работа развивает традиции интеллектуальной истории, связанные с воссозданием «гиперреальности» театрально-кинематографического пространства через сценические жизнеописания.  Придерживаясь правоконсервативных позиций, автор предпринял попытку затронуть особую грань этого пространства, а именно – осветить творческий путь женщин-актрис, которых за их искреннее и преданное служение высокому искусству кино и за идейно-эстетическую утонченность образно-визуальных перевоплощений можно считать подлинными «королевами экрана» не только французской Пятой республики, но и мирового кинематографа. Из всей многочисленной плеяды французских деятелей культуры исследуемой гендерной категории автор выделяет три масштабных, легендарных личности – Анни Жирардо, Симону Синьоре и Мишель Морган. Внимание сфокусировано на важнейших этапах кинематографической карьеры этих актрис и на их вкладе в искусство кино, что рассматривается в непосредственной корреляции с основными тенденциями социально-политического развития Франции в новейший период времени.

В силу этого в работе осуществляется историко-культурологический компаративный анализ «бытия-в-искусстве», опирающийся на использование различных видов источников. Их них, кроме источников личного происхождения, первостепенное значение имеют медийные материалы в виде кинофильмов, концептуальная оценка которых производится на основе как личных впечатлений автора, так и научно-исследовательского задела, существующего в историографии и киноведении

В статье рассматривается процесс осмысления медиевистами, церковными и светскими композиторами древнерусского музыкального наследия и огромного значения этого наследия для национальной культуры. На основе этого осмысления шло возрождение традиций древнерусских распевов в конце XIX-XX столетия.  Русские композиторы и церковные деятели понимали: секуляризация русской духовной музыки и применение к ней европейских средств художественной выразительности приведет к обезличиванию, к потере ядра, без которой русская духовная музыка перестанет существовать как церковная музыкальная область. Поэтому они обращаются к древнерусским распевам, в первую очередь к знаменному распеву. Они разрабатывают такие художественные приемы письма, которые соответствуют духу и характеру древнерусских распевов, и воплощают их на практике.

Яркой фигурой, идеологом возрождения традиций древнерусского пения стал С.В. Смоленский, имевший мужество наперекор господствующим вкусам и взглядам доказывать и всячески поддерживать необходимость возрождения древнерусских распевов на художественных началах, заимствованных из существа этих распевов. Он имел счастье видеть первые опыты осуществления своих идей в работе своих сотрудников, товарищей и учеников.

Возрождение традиции древнерусских распевов не сказало своего последнего слова. Зародившись и активно развиваясь, оно было искусственно прервано революцией 1917 года в России. Прерванная традиция российской духовной музыкальной культуры имела свое продолжение за границей в легендарном хоре донских казаков под управлением Сергея Жарова. Таким образом, можно говорить не только о непрерывности традиции русской духовной музыкальной культуры, но и о перенесении ее в другие условия и другую культуру. Оказавшись в чужой культурной среде, русские люди трепетно сохраняли национальные традиции русского духовного пения. Необходимый характер этих важных процессов XIX- начала XX вв. для всей русской культуры показан в настоящей статье

В статье описывается эволюция празднования Нового года в Армении в историческом контексте. В 1827 г. в Эриванской крепости армяне впервые стали свидетелями празднования Нового года русской армией под командованием генерала Красовского. В XIX в. типологическая общность наблюдается в традиции шествия детей (Колядки) в Армении и в России. Эмпирический анализ показал, что вся новогодняя атрибутика советской эпохи (елки, Дед Мороз, Снегурочка, игрушки и т.д.) была общей. Та же тенденция продолжается в постсоветскую эпоху, но уже в контексте глобальной торговли. Наряду с массовыми товарами в Армении появляются атрибуты новогодних украшений в преломлении национального и религиозного сознания и символики. На трансформацию новогодней праздничной атмосферы и атрибутики постсоветской Армении большое влияние оказал телеканал Армянской апостольской церкви «Шогакат». Общность празднования Нового года в Армении и в России в постсоветскую эпоху можно заметить по почти одинаковому количеству праздничных дней, по новогоднему телевизионному обращению президентов обеих стран к своим народам, по участию президентов обеих стран в Рождественской литургии. Но есть одно существенное различие: католикос всех армян продолжает выходить в эфир до новогоднего поздравления президента, а в России патриарх Всея Руси с 2009 г. уже нет – чтобы не ущемлять прав граждан России, исповедующих другие религии

В статье рассматривается роль книг эмблем в культуре позднего Возрождения и начала Нового времени. Родоначальником этого жанра литературы, имевшего преимущественно дидактический характер, был итальянский гуманист Джованни Андреа Альчиато, опубликовавший в 1531 в Аугсбурге первую книгу эмблем. Книга Альчиато состояла из набора изображений, каждое из которых сопровождалось короткой надписью-девизом, а также комментарием, раскрывавшим смысл изображения. Это издание стало чрезвычайно популярным, многократно переиздавалось и было переведено на многие языки. Интерес к книге Альчиато и другим произведениям аналогичного характера был вызван особеностью культуры этого времени – усилением внимания к античности и переходом от преимущественно религиозного дискурса к более светской его направленности. Составителями этих книг были в основном гуманисты, которые стремились воздействовать не только на разум, но также на воображение и чувства своих читателей. Интересные и подчас загадочные изображения эмблем способствовали тому, что поучение или полезная информация, содержавшиеся в комментарии, легче запоминались. В этом отношении книги эмблем могли с успехом использоваться как своеобразные справочники, подобные «книгам общих мест», которые содержали яркие цитаты античных авторов, а также пословицы и поговорки, тематически систематизированные. Образованные люди этого времени запоминали примеры из этих книг и использовали их в устном общении, а также прибегали к этой «справочной литературе» при письме. Написанные большей частью на латыни и нередко использывавшие примеры, взятые из античной литературы и мифологии, книги эмблем способствовали развитию светской культуры Нового времени, объединившей разрозненные в религиозном плане страны Западной Европы. Наконец, многозначность визуального образа эмблемы расширяли как для ее автора, так и для читателей книги эмблем диапазон возможных значений данного изображения, что вело к росту индивидуального начала в трактовке затронутой темы

Статья посвящена образному миру этюдов Карла Черни, ор.740. Это первая работа на данную тему в отечественной музыковедческой литературе. Этюды сейчас считаются исключительно инструктивными, но это – ошибочное мнение. Карл Черни – выдающийся композитор, великий педагог фортепиано, «король этюдов», первый редактор «Хорошо темперированного клавира», ученик Бетховена, учитель Листа и Лешетицкого. Педагогику Черни нужно понимать как переходную фазу от принципов позиционной классицистической техники к принципам свободной физиологии романтического периода. Этюды Черни, ор.740, начиная с момента написания сборника в 40-х годах XIX века – неотъемлемая часть учебного процесса всех без исключения пианистов во всем мире. Как минимум 16 этюдов (всего их 50) преследуют не только инструктивные задачи, но и требуют работы образного мышления, как этюды Шопена, Листа. Образный мир этих 16 этюдов включает в себя следующие грани: образность, связанная с Веной – городом, в котором жил и работал композитор (этюды №9, 20, 29); салонная грань образного спектра (№9, 33); танцевальность (№23, 42); тембральная имитация (№4, 18, 24); героика (№14, 46, 50); пейзажная лирика (№6, 22, 36); образность ноктюрна (№45). Статья основана на монографии М.Г. Карпычева «Карл Черни. Опус 740» (Новосибирск, 2014), в которой по отдельности анализируется каждый этюд сборника в различных исполнительских ракурсах

В статье сопоставляются взгляды православной патристики с философией марксизма. Речь идет о содержании марксистской философской теории, а не об ее идеологическом оформлении. Указанное сопоставление происходит в трех ключевых аспектах: общефилософском (основной вопрос философии, эволюционизм), социально-философском (основной вопрос социальной философии, частная и общественная собственность, эксплуатация труда) и этическом (свобода морального выбора, нравственный прогресс). В связи с меньшей, по сравнению с марксизмом, известностью патристики акцент в статье сделан на изложении ее идей. Показано, что у патристики и марксизма есть множество общих или, по крайней мере, совместимых мировоззренческих тезисов. Рассмотрению этих «точек взаимопересечения» уделено в статье преимущественное внимание. Делается вывод о том, что общая философия марксизма (диалектический материализм), марксистская социальная философия (исторический материализм) и марксистская этика являются совместимыми с аутентичным православным мировоззрением в рамках единого культурного пространства. Данный вывод имеет большое теоретическое и практическое значение в рамках теории и практики реального гуманизма, он позволяет наладить конструктивный мировоззренческий диалог между различными частями российского общества

В современной России понятие либерализм у многих вызывает исключительно негативные коннотации. Сегодняшние упования на разрешение российских проблем связаны с консерватизмом, с опорой на традиционные ценности, определяемые в значительной степени православием. Иными словами, либерализм и православие в российском политическом дискурсе рассматриваются как «две вещи несовместные», в то время как русский либерализм в его консервативном варианте был тесно спаян с православной традицией. Но если общехристианские корни либерализма признают многие, то либеральный потенциал восточного христианства вызывает сомнения. Широко распространено представление о том, что якобы православие «умаляет» личность, не способствует развитию ее самостоятельности и свободы. Цель данной статьи – развеять подобные сомнения. Автор, опираясь на святоотеческое наследие, пользуясь методологией, разработанной классиком православной богословской мысли В. Лосским, современными православными философами Х. Яннарасом, С. Хоружим, раскрывает православное понимание личности (ипостаси), зашифрованное в догмате о Троице. Анализируя святоотеческое отношение к человеку, автор приходит к выводу о том,  что Православие – это религия свободы. Его философия просто пропитана пафосом свободы и гимном высокому предназначению человека, способному стать со-Творцом. Подтверждение этому – православный идеал обожения и связанное с ним учение о синергии, т.е. согласованном действии Божественной и человеческой энергий, предполагающее свободные сознательные усилия человека. Разумеется, речь идет о внутренней свободе, свободе «для», без которой реализация внешней свободы представляется проблематичной