Идеи и Идеалы

Статья посвящена обсуждению новой книги Г.И. Ханина «Экономика СССР в годы первой пятилетки», в которой представлены авторские оценки хода и итогов первой пятилетки. Статья является не изложением этой книги, но попыткой переосмыслить процесс реализации принципов планирования и директивного управления экономикой и социальной сферой в советской России. В книге Г.И. Ханина представлены и обоснованы альтернативные оценки экономического развития страны и показано, что годовые планы не выполнялись. Не были достигнуты контрольные цифры и за пятилетку в целом вопреки утверждениям руководства страны. Сделан вывод о высокой цене индустриализации. В данной статье высокая актуальность этой книги объясняется тем, что в научной литературе и публицистике получили широкое распространение идеи перехода к мобилизационной экономике и воссозданию в той или иной форме системы централизованного планирования для ускорения экономического роста и, более широко, модернизации экономики и общества.

Отталкиваясь от содержания обсуждаемой книги, рассматривается проблема соотношения модернизации и экономического роста. Показано, что в годы первой пятилетки на фоне значительного экономического роста и серьезных усилий в части расширения образования и сети научных учреждений происходили процессы архаизации общества и формировались новые механизмы социального расслоения. В обсуждаемой монографии сделан важный вывод о том, что отечественная статистика в годы первой пятилетки фальсифицировала не только стоимостные, но и натуральные показатели. В книге показано, что так называемые напряженные планы приводили к дезорганизации экономической жизни, порождали диспропорции и привели к тому, что Г.И. Ханин назвал переходом от экономических фантазий к «вакханальному планированию».

В статье показано, что историко-экономическое исследование СССР далеко от завершения, количественные оценки и, самое главное, качественные выводы нуждаются в корректировке по мере открытия и вовлечения в научный оборот новых источников информации, сопоставления и переосмысления ранее полученных данных.

В статье рассмотрен вопрос взаимосвязи высшего образования и финансового поведения граждан Российской Федерации. Представлены сформировавшиеся в научной литературе точки зрения на факторы, определяющие рациональность финансового поведения, а также роль образования и обучения как инструмента формирования ответственного финансового поведения населения. В качестве наблюдаемого проявления финансового поведения выбрана востребованность финансовых услуг, представленных Центральным банком РФ, а также данные о наличии высшего образования, которые нашли свое отражение во Всероссийской переписи населения 2020 года. В результате исследования сформированы пять групп индикаторов: счета физических лиц; размещение денежных средств физическими лицами; кредиты/займы физических лиц; платежные услуги; страхование. Расчеты выполнены в разрезе федеральных округов РФ и позволили выявить связи: сильную прямую (зафиксирована по всем группам индикаторов), среднюю прямую (всё, кроме страхования), обратную связь (размещение денежных средств физическими лицами; кредиты/займы физических лиц) и слабую связь (счета физических лиц; размещение денежных средств физическими лицами; кредиты/займы физических лиц). Наличие высшего образования показывает заметную связь с потреблением домохозяйствами и индивидами таких услуг, как дистанционное обслуживание и безналичные платежи, биржевые инвестиции, вклады в банках, страховая защита. Уровень вовлеченности во взаимодействие с банковской системой, займы и просроченная задолженность в небанковских финансовых организациях находятся на сопоставимом уровне во всех федеральных округах. Чем выше уровень образования, тем ниже интерес к таким услугам, как размещение средств в микрокредитных организациях и кредитных потребительских кооперативах, небольшие по объему и времени займы, взятые в кредитных потребительских кооперативах без использования дистанционных технологий. Эмпирически подтверждено предположение о том, что высшее образование помогает жителям России принимать долгосрочные решения, избегать ошибок и следовать моделям ответственного финансового поведения.

В статье излагается опыт построения эпистемологического пространства сообщительности концепций философии науки. Автор, отталкиваясь от своего опыта преподавания в трех университетах курса философии науки, ставит вопрос об условиях построения подобного пространства. Одно условие – анализ разных подходов построения концепций науки. Второе – коррекция собственного подхода и осмысления науки, который бы учитывал другие подходы исследования науки и полученные в них результаты. Для коррекции выбираются концепции К. Поппера, Т. Куна, С. Тулмина, И. Лакатоса. Кроме того, излагается авторская концепция науки, сформулированная в рамках культурно-исторического подхода и общей методологии. Автор различает два старта науки – античный, где формируется «геном науки», и новоевропейский, в котором наука и его геном функционируют как «институт модерна». Он показывает, что в построении теории науки важную роль играют возникающие в культуре проблемы, их разрешение с помощью схем, построение на основе схем и требований логики идеальных объектов, позволяющих выстраивать теоретический дискурс, разрешать в его рамках проблемы, осмыслять эмпирический материал. Методологический анализ позволил утверждать, что развитие науки представляет собой не только законосообразный процесс, обусловленный сменой культур, особенностями личности ученых и формами осознания науки («концептуализацией» науки), но и процесс сингулярный, в котором каждый исторический шаг развития науки несет в себе уникальные особенности (их можно описать, но нельзя подвести под понятия «закон» или «закономерность»). Эти положения соотносятся с представлениями Поппера, Куна, Тулмина и Лакатоса о науке. При этом автор показывает, что они ставили своей задачей объяснить научные революции или историческое развитие науки, но брали за идеал науки современное естествознание, часто отсылали для иллюстрации этих процессов к ситуации становления науки нового времени, а историческое исследование науки подменяли построением ее как константного механизма.

Предлагаемая статья открывает серию публикаций по проблеме особого характера фундаментальных физических законов, соединяющих в себе два противоположных качества. Будучи достаточно сложными для возможности тонкой настройки на жизнь, законы  в то же время достаточно просты для открываемости некоторыми живыми существами. Иными словами, законы допускают появление не просто живых существ, но еще и таких, что оказываются способными эти законы открывать. Как такое могло оказаться возможным?

На известные физические законы можно посмотреть как с логической, объективной, так и с исторической, субъективной точки зрения. С логической точки зрения достигнутые физикой успехи свидетельствуют об адекватности основных теорий, об их конформности ткани Вселенной самой по себе. Эта конформность принципиально отлична от подгонок достаточно сложных формул под факты типа тех, что реализованы алгоритмами Птолемея, Коперника или искусственного интеллекта. Подгонки описывают лишь то, что в них уже заложено, тогда как физические теории позволяют предсказывать еще не наблюдавшиеся феномены, о которых зачастую не подозревали даже сами авторы тех теорий. Эта предсказательная сила обязана тому же, что и недвусмысленная опровергаемость физических теорий (попперовская falsifi ability): простоте, универсальности, точности и полноте их математических принципов. Помимо этих качеств и помимо того, что фундаментальные физические законы обладают многочисленными симметриями, инвариантностями и эквивалентностями,  они еще и допускают то конструктивное богатство устойчивых материальных конфигураций, ту химию, что является необходимым условием жизни, как мы ее знаем. Исследования последних десятилетий показывают, насколько тонка настройка физических констант на указанное требование: даже малые изменения в их значениях сделали бы химический конструктор невозможным. Возникает резонный вопрос о причинах этих удивительных качеств Вселенной и отражающих их законов. Целесообразный, т. е. разумный, замысел Вселенной оказывается здесь не только напрашивающимся предположением, такая гипотеза представляется единственным выдерживающим критику ответом на вопрос о причине существования столь особенной пифагорейской вселенной. 

С другой же стороны, история науки свидетельствует, что вера в математическое совершенство устройства природы изначально лежит в основании новоевропейской физики, указывая как на возможность, так и на сакральность познания материи. Эта вера отчетливо просматривается в мировоззрении основоположников математической физики как особое, эмоционально насыщенное «пифагорейское credo», вариант христианского платонизма. Исходная презумпция совершенного замысла может не осознаваться массами научных сотрудников и философов, может частично или полностью отвергаться ими на словах, но это не отменяет ее статуса основания физики: никакого иного ответа на вопрос, почему познание Вселенной возможно и важно для человечества, не было и нет.

Обоснование предположения о разумном замысле как причине столь специфических законов природы, с одной стороны, а с другой – выявление и осмысление пифагорейского credo, придание ему статуса «метафизической рабочей гипотезы» вместе образуют двойную объективно-субъективную логическую структуру, обозначаемую авторами как «пифагорейский аргумент», что и представлено в настоящей статье.

Данная работа является откликом на статью В.И. Разумова «Эффективная методология и ее место в интеллектуальной культуре». Как полагает Разумов, познание можно рассматривать как систему управления, в рамках которой методология играет роль структуры управляющей подсистемы, в то время как имеющийся эмпирический материал – управляемая подсистема. В рамках процессов не индивидуального, но коллективного познания философы и методологи, получается, занимают место в управляющей подсистеме, играя важнейшую роль. Однако современные тренды развития техники привели к неожиданной потере методологами своих привилегированных позиций. В свою очередь, в моей статье высказываются сомнения как в обоснованности аргументации Разумова, так и в самой посылке существования эффективной методологии. Демонстрируется, что поиск «семейства» таких технологий возможен в рамках картезианства, разделяющего субъекта и объекты познания. Такая философия закреплена в отечественных научных социальных практиках, включая экспертизу полученных результатов всероссийской аттестационной комиссией. Тем самым задача поиска эффективной методологии становится легитимной. И такой методологией, в отличие от формальной логики, является логика диалектическая, позволяющая выявлять противоречия и конструировать нужные субъекту выводы. Разумов ошибается, полагая, что формальная и диалектическая логика совпадают; формальная логика, в отличие от диалектической, зачастую не позволяет добиваться нужных субъекту, заранее заданных результатов. Однако не менее эффективной методологией является обычная нумерология, позволяющая субъекту находить циклические закономерности поведения социальных объектов. Всё это является вариантами философского реализма. В рамках номинализма, где отрицается разделение субъекта и объекта, поиск «эффективной методологии» становится невозможен.

Статья посвящена рассмотрению зарождения и развития понятия «мечтательность» в немецкой философии, начиная с Реформации и заканчивая философией И. Канта. Данное понятие является одним из ключевых для философии и теологии немецкого Просвещения. На данный момент философская и в еще большей степени теологическая мысль эпохи Просвещения в Германии крайне мало изучена. В то же время за рубежом в последние несколько десятилетий появляются новые исследования данного периода. По большей части данные исследования направлены на выявление ключевых идей немецкого Просвещения и прояснение становления и развития некоторых из них. «Мечтательность» является одной из значимых полемических идей данного периода, однако как в России, так и за рубежом на данный момент она недостаточно изучена. В статье рассматривается первоначальное значение данного понятия в теологии Лютера, который понимал мечтательность в расширенном значении, как любое отклонение от его собственного толкования христианского вероучения. Впоследствии мечтательность стали понимать более узко и связывать ее с преобладанием внимания к внутренней сфере религиозных переживаний и, как производное от этого, пренебрежением к сфере внешних религиозных практик. Показано, что такое понимание со временем всё больше укреплялось и привело к тому, что данное понятие стало использоваться для обозначения религиозных течений мистического и квазимистического толка. В конечном счете в эпоху позднего немецкого Просвещения (вторая половина XVIII в.) мечтательность стала практически синонимом для определения направлений позднего радикального пиетизма. Такое понимание мечтательности, в свою очередь, находит основание в самом пиетизме, восходя к критике Ф.Я. Шпенером – основателем классического пиетизма – представителей радикального пиетизма. Определенное влияние данной традиции понимания мечтательности мы находим и у Канта, подразделяющего ее на два вида – религиозную и моральную.

Продвижение, популяризация научных знаний среди всех членов общества является одной из важнейших задач всех научно-культурных институтов. Относящаяся к ним библиотека также решает эту задачу. Но меняется ли при этом ее функциональная структура? Цель статьи – поиск ответа на вопрос: какую функцию выполняет библиотека, чтобы способствовать взаимодействию науки и общества. Автор рассматривает суть коммуникативной и посреднической функции, показывает различия между коммуникативной и посреднической функцией библиотек разных видов при формировании научного мировоззрения и приходит к заключению, что в силу гуманитарного образования своих сотрудников муниципальные, городские и областные библиотеки способны и обязаны выполнять коммуникативную функцию для решения досуговых задач, а посредническую – через систему массовых мероприятий – для развития научного мировоззрения. Библиотеки университетов, в зависимости от своего направления, могут выполнять и коммуникативную, и посредническую функцию (особенно это касается библиотек технических и естественно-научных вузов). Автор полагает, что теоретически объяснить посредническую функцию можно только на основе изучения более общей способности библиотеки «сообщать». Эта функция является исходной и всеобщей. И в этой всеобщности во взаимодействии науки и общества в библиотеке на первый план выходят посреднические задачи. Для реализации коммуникативной и посреднической функции возникает необходимость в определенных знаниях библиотекарей, причем не формальных, а содержательных. Коммуникативная функция требует не только чисто библиотечно-библиографических знаний по обслуживанию, но и знания науки, начиная от ее истории и до понимания ее современных проблем и задач. Может показаться, что для реализации посреднической функции достаточно тех знаний, которые сейчас дают вузы культуры. Но необходимы курсы повышения квалификации, которые знакомят с новой научно-популярной литературой по любой научной отрасли, с новыми именами, новыми научными достижениями. Это необходимо, чтобы проводить в библиотеке известные по вузовскому обучению массовые мероприятия и приглашать для этого определенных ученых и специалистов.

Философия В.В. Розанова анализируется как особое явление, предполагающее наличие множества точек зрения и интерпретаций, и рассматривается в нашей работе как видение´ , определяющее характер умозрения мыслителя (теорию). Оно является общим контекстом, объединяющим между собой произведения В.В. Розанова, относящиеся к разным периодам его жизни. Задачей исследования является улавливание этого видения´ , схватывание его особенностей, осуществленное как прослеживание общих моментов ранних и поздних работ мыслителя. Таким моментом, на наш взгляд, является своеобразный историцизм Розанова, когда бытие единичных вещей историоризируется, соотносясь с конечным бытием человека. Розанов не создает собственной концепции истории, а использует образы исторического в целях экспликации учения о потенциальности. Мыслитель рассматривает историческое как потенцию и предел функционирования органического и сам устанавливает этот предел как потенцию, результаты реализации которой в будущем неизвестны. Необходимо подчеркнуть, что выстроенная в работе последовательность идей является результатом их комбинирования и логического домысливания в контексте близкой Розанову античной традиции (аристотелизм) и вместе с тем компиляцией в едином контексте ранних и поздних произведений Розанова. Этот генерализованный контекст можно условно назвать контекстом историчности, в котором единичные вещи личностно ориентированы, соотнесены с перспективой конечности и одновременно рассматриваются с точки зрения бесконечного органического развития. Отождествление этих двух пределов: недостижимого предела органического развития и предела личностного (смертности) человека – составляет недостижимую цель творчества Розанова, переживаемую мыслителем в разных образах и определяющую особенности его стиля описаний. Для него характерны незавершенность, наличие паузы, непрорисованность, непроговоренность основного мотива творчества Розанова, ключевой идеи, которую мыслитель пытался выразить в течение всей жизни и комментарием для которой являются написанные Розановым тексты. Способом актуализации этой идеи является историко-философская реконструкция образов мыслителя, помогающая эксплицировать характер его творчества.

В статье предпринимается попытка реконструкции взглядов Поля Клоделя на задачи искусства и роль поэта. Отмечена связь его размышлений с философией томизма, рассмотрена трактовка проблемы мироустройства, изложенная в его работе «Поэтическое искусство» (1907), показана ее связь с вопросом о целях поэзии. В статье поясняется значение специфического клоделевского термина «co-naissance», одновременно переводимого как «познание» и «совместное рождение», «сосуществование». Это понятие является важным для понимания модели универсума, предлагаемой Клоделем. Основная теоретическая интуиция, которая лежит в основании его «космизма», ясно сформулирована в упомянутом тексте и разрабатывалась как в литературном творчестве Клоделя, так и в его статьях «Религия и поэзия», «Поэзия – это искусство», «Искусство и вера» и др. Представление о взаимных отношениях всего существующего предполагает взгляд на мир как на гармоничное божественное творение, в котором человек и художник принимают непосредственное участие. Долг художника сближается с долгом христианина и святого, но при этом включает в себя совершенно особые задачи. Поэзия может считаться даже приоритетным видом творчества Клоделя, однако известен его интерес и к другим искусствам, в частности, к живописи. Подлинному художнику и в более узком смысле поэту вменяется обязанность как познания божественных истин, так и наставления публики. В связи с этим выводы включают в себя и анализ вопроса о моральной ответственности художника, на который Клодель дает ответ, предполагающий возобладание этики над эстетикой. В рассматриваемом историко-культурном контексте сам этот ответ вряд ли может показаться оригинальным, в отличие от способа его обоснования, который и раскрывается автором статьи.

Предметом статьи является современная русская поэзия, основанная на военной тематике. Эта поэзия ранее не рассматривалась как художественная система. Она стала предельно интенсивно развиваться в 2022 году в связи с началом военной спецоперации на Украине. Такая поэзия существовала на протяжении всех восьми лет войны на Донбассе, однако теперь она проявилась как сложившаяся тематическая общность, обладающая признаками течения, и привлекла к себе значительное общественное внимание. В конце 2022 года издательство «Питер» выпустило антологию «Воскресшие на Третьей мировой», в которой эта общность представлена всесторонне. Антология объединила поэтов, принадлежащих к разным поколениям, а также придерживающихся разных эстетических принципов. Однако их лирика, представленная в антологии, обладает мировоззренческим единством и обнаруживает общие черты стилистики. Для выявления этих черт использованы сравнительно-исторический, а также феноменологический и герменевтический методы. Их применение позволило сформулировать ряд наблюдений, предстающих как результаты исследования. Эти наблюдения следующие. Современная военная лирика обладает рядом признаков, отличавших искусство русского модерна. Прежде всего это логоцентризм, убеждение в субстанциальности слова и его способности изменять (говоря языком модерна – «преображать») действительность. Следовательно, это вера в теургический потенциал поэзии. Это эсхатологизм и апокалиптичность, специфически свойственные русскому сознанию и со всей отчетливостью проявившиеся в литературе серебряного века. Это фундаментальная религиозность, сочетающаяся с неомифологизмом. Это выраженная идея национальности, ощущение русского мира как Божьего народа, в пределе – Богочеловечества. Это актуализация идеи жизнестроительства.

Из сделанных наблюдений следуют два вывода. Первый: военная поэзия, в том числе лирика военкоров, сегодня представляет собой одно смысловое целое, фактически – сформировавшееся течение. Второй: перечисленные выше свойства военной поэзии позволяют считать, что в настоящее время постмодернистский кризис преодолевается русской литературой, и она восстанавливает свою подорванную в 1960-е гг. модернистскую идентичность.

Статья посвящена анализу образа престола в гомеровском гимне «К Деметре», «Схождении Инанны в подземный мир» и в нескольких иудео-христианских апокалипсисах вознесения: в Первой и Второй «Книге Еноха», «Видении пророка Исайи» и «Откровении Авраама». Эти тексты объединяет тема перехода в иной мир, смерти-перерождения, инициации и связанного с этим познания тайн иного мира. Примечательно, что во всех тематически близких текстах значительную роль в развитии сюжета играют сцены с принципиально статичным образом – степенно сидящей Деметрой, с троном подземной богини Эрешкигаль или престолом Божьим. В статье последовательно рассматриваются эти три образа, их вариации и их роль в развитии сюжета. Первая часть статьи посвящена анализу роли Деметры сидящей в тексте гимна. Выдвигается предположение, что значимость образа сидящей богини в тексте об основном мифе Элевсина выразилось в его отражении в ритуальной практике мистерий и в дальнейшем в репрезентации таких практик в афинской драме – в ритуале θρόνωσις и пародии на него в комедии Аристофана «Облака», что кратко описывается в статье. Вторая часть исследования посвящена кульминационной сцене «Схождения Инанны» в тронном зале Эрешкигаль. Приближение к трону становится окончательным этапом «антиинициации», прирастания богини к миру мертвых и потери ею своих земных и небесных сил, закономерным итогом чего становится смерть Инанны и начало новой сюжетной линии – спасения из мира мертвых. В заключительной части статьи анализируется роль престола как объекта, для приближения к которому необходимо перерождение героя, его посвящение и приобщение к небесной свите – инициация, необходимая для продолжения повествования и получения божественного откровения, т. е. для раскрытия основного содержания апокалипсисов.

Настоящая статья посвящена изучению вопроса о том, в какой степени бытующие в классический период мистериальные практики могли повлиять на философские взгляды Платона. Множество цитат из диалогов различных периодов позволяют создать отчетливую картину того, что представление о философии у Платона было сформировано с опорой на мистериальный опыт. Само представление о мистериальном опыте, конечно, нуждается в серьезной реконструкции. Однако на основании литературных и археологических свидетельств в качестве рабочей гипотезы в статье принято, что мистериальный опыт может пониматься как преодоление телесности, но не в смысле отказа от тела, а в смысле преодоления тех познавательных искажений, которые обусловлены телесностью. В религиозном контексте мистериальный опыт мог предоставлять посвященным какую-то информацию о посмертном существовании, но для Платона это было лишь отправной точкой. Пойдя дальше и применяя для описания своего познавательного опыта зачастую поэтические и религиозные выражения, Платон расширяет область мистериального опыта до познания истинного мироустройства. Отдельное внимание уделяется представлению о философии как разновидности божественного неистовства. Таким образом, Платон предстает перед нами как философ, интересующийся в том числе вопросами внутреннего мира человека. Интерес Платона к личностным переживаниям, представлениям о душе и к осознанию собственной смертности выдает в нем склонность к проникновению в глубинные слои сознания, что открывает перед нами Платона-мистика.

На круглом столе участники обсудили ряд вопросов, касающихся организационных и содержательных аспектов текущей реформы образования. Отмечено, что цель преобразований формулируется либо неопределенно, либо чисто негативно. Анализ ситуации показывает, что никто из крупных игроков в образовательном процессе не готов установить четкие «правила игры», а значит, не хочет подлинного реформирования образования. Анализ стратегии, определяющей направление нынешней реформы, показывает, что она не предусматривает концентрации ресурсов на решении проблем образования и науки, не считая шести вузов, которые получат приоритетное финансирование на реализацию экспериментальных программ. Подчеркнуто, что это несопоставимо с уровнем стоящих перед обществом задач в образовательной сфере, не говоря уже о том, что выбор этих вузов закрепляет неравенство европейских и зауральских вузов. Отмечается очевидная недооценка гуманитарных дисциплин и философии. И здесь ключевой вопрос состоит в том, должна ли система образования давать системные знания, либо она может быть выстроена так, чтобы формировать некие отдельные компетенции. Кроме того, необходимо понять, и это является исключительно важной проблемой: как система образования должна формировать национальное сознание. Участники обсуждают вопрос, должна ли она выстраивать антропологическую модель русской цивилизационной культуры или продолжать формировать индивидуалистические ценности в духе европейского рационализма. Ведь не случайно возникли серьезные мировоззренческие проблемы, которые потребовали новых курсов в школе и курса «Основ российской государственности» в вузах. Главный вывод, который следует из обсуждения: предлагаемые преобразования никак не соответствуют масштабам необходимой реформы и не принесут требуемых обществом результатов.