Идеи и Идеалы

Предметом анализа данной статьи является габитус немецкой писательницы японского происхождения Ёко Тавада, а также гибридность ее произведений. Главный тезис нашего исследования – человек «границы» (Тавада) с гибридной идентичностью порождает транснациональные тексты, темой которых являются проблемы языковой границы на денотативном и коннотативном уровнях. В статье особо акцентируется и анализируется проблема гендерной и сексуальной идентичности на примере повести «Собачья невеста». Методологической предпосылкой данной статьи стала семиотика, типология культуры, а также теоретические концепции М. Бахтина, Ю. Лотмана и Х. Бхабха. Эмпирический анализ романа Ё. Тавада «Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов» и нескольких ее эссе («U.S + S.R. Eine Sauna in Fernosteuropa», «Жить в Японии») показывает, что в понимании автора в нынешнее время не существует четкой границы между географическом и ценностным Западом и Востоком. В размежевании ценностных границ огромную роль сыграла и продолжает играть интернет, глобальная торговля и транснациональные корпорации. Овладение Тавада разными национальными и культурными языками породилo гибридное сознание и гибридного человека, рефлексирующего о географических, культурных «границах». Именно подобное гибридное мышление стало предпосылкой для рефлексии о проблеме гендера, границ и взаимопереходов полов. Гендерные переходы и проблемы сексуальной идентичности анализируются на примере повести «Собачья невеста» и романа «Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов». Если на примере повести анализируются переходы от гетеросексуальности к лесбиянству, и бисексуальности, то в романе  описывается андрогинность одновременно и в женщине, и в мужчине. Подробный анализ разных сегментов художественных текстов показал, что гендерная идентичность литературных персонажей Тавада представлена не как биологическая данность, как дар природы, а является продуктом поиска через переходы гендерных границ. В дополнение к описаниям поиска гендера в текстах Тавада также рассматривается гендерная гибридность – гермафродитизм, как ментальный конструкт.

В качестве лексического материала исследования фиксации хронологических событий в английском языке, бесспорно, выступают «Англосаксонские хроники» (The Anglo-Saxon Chronicle). В статье выявлен набор лексем древнеанглийского и среднеанглийского языка, обозначающих время в манускриптах «Англосаксонских хроник». Автор анализирует оригинальные формулы (с переводом на русский язык), обозначающие временные периоды, важные для языковой картины мира англосаксонского этноса. В статье отмечается, что такими основными временными ориентирами выступают следующие лексемы: kalendae/calendae, idus, nonae, on Octabris/ on Octabus, midwinter/ midsumer, а также названия христианских праздников. Такая лексическая сетка объясняется в статье фактами истории англосаксов. Юлий Цезарь, начиная с 55 г. до н.э., стремился превратить Британию в римскую колонию, однако Рим смог подчинить себе Британию лишь с третьей попытки, к середине I в. н.э. В первой половине VII в. на остров Британия, а именно в королевство англов Нортумбрию, проникло христианство через ирландских миссионеров (церковь в Ирландии была утверждена уже в V в.). Как следствие получили распространение латинский алфавит и латинская книжная культура. Следовательно, в Британии, вначале колонизованной Римской империей, а затем обратившейся в христианство, укоренились представления о времени, характерные для латинского мира. Наряду с обозначением дат римского календаря, постепенно в обиход англосаксов проникают христианские народные представления. Временной ориентир исторических событий манускриптов ограничивается лексиконом, представленным в статье.

В статье, отталкиваясь от опыта исследования игрового элемента в культуре, проведенного Й Хёйзингой в начале двадцатого столетия, авторы рассматривают феномен «человека играющего» в контексте аксиологического сдвига, произошедшего в современной культуре. Анализируются причины усиления игрового фрейма в повседневной жизни современного человека, связанные с изменением аксиологических координат его бытия: плюрализм ценностей, гедонизм и потребительство, понимание мира и самого бытия как текста, его эклектичность, господство компьютерной культуры. Новизна статьи заключается в обосновании положения о том, что эпоха постмодерна рождает нового «Человека играющего», представляющего собой синтез homo ludens и homo mobilis (homo mobiludens – термин наш – Л.Б., О.Н.), для которого игра становится не просто «элементом культуры» (Й. Хёйзинга), а способом бытия в культуре. При этом элемент несерьезности игры постепенно сглаживается, она превращается во вполне серьезное занятие, всё чаще подменяя собой жизнь. С философско-антропологической позиции очевидно, что для homo mobiludens игра превращается в насущный и необходимый способ субъективной интерпретации реальности как преодоления информационного и ценностного хаоса бытия. Происходит играизация бытия человека, а информационные технологии становятся самым доступным способом получения развлечения и отвлечения от тягот реальности, рутины быта, быстрым способом удовлетворения антропологических потребностей через электронные игровые форматы. Homo mobiludens использует игровые практики как пробу возможного бытия и риска для нарушения одномерности и рутины повседневности, воспринимает их как личностную находку, инновацию. Деконструируя смыслы и порождая новые, он эклектично играет с традиционными формами и качествами жизни, устанавливая новые формы интертекстуальной, языковой игры, стараясь вписаться в тот или иной нарратив, стратегию личной жизни, задаваемые игрой. В поисках смысла бытия и своего места в нем новый «человек играющий» эпохи постмодерна – homo mobiludens – постепенно утрачивает свою персональную идентичность и приобретает новую форму идентичности – ролевую, характеризующуюся множественностью и ситуационностью.  Введение альтернативных сценариев жизни через игровые практики позволяет сместить время и пространство, соединив воедино реальное и виртуальное в поле игры. Виртуальное бытие человека делает его зависимым в социокультурном и антропологическом смыслах, формируя отношение к жизни как к игре, в которой есть возможность с легкостью изменять ситуации и получать разноплановые ощущения  и эмоциональные состояния.

В статье рассмотрены генезис и сущность библиотеки как социального института, а также роль и функции библиотеки в разные периоды. В работе говорится о значимости появления библиотек в каждую историческую эпоху и выполнения неизменных исходных функций  и задач. Миссия библиотеки реализуется в конкретных социальных функциях, соответственно ее трансформация повлекла изменение социальных функций библиотеки. Показано, какое значение имеет библиотека для общества в зависимости от типа и вида. В работе проведён анализ библиотеки как социального института, характеризующий её историческую изменчивость. Назначением первых библиотек и первой их миссией было хранение документированного знания. Первые библиотеки были хранилищами-сокровищницами большей частью закрытого типа, так как существующие в них собрания книг имели материально-ценностное значение. Античную библиотеку можно одновременно рассматривать и как относительно общедоступное книгохранилище (для читателей из определенных социальных страт), и как служащее науке учреждение. Ведущую роль в сохранении  культурного наследия античности, в сохранении преемственности в развитии образования, науки и культуры играют монастырские библиотеки. В эпоху Средневековья монастырские библиотеки существенно эволюционировали. В раннем Средневековье они были единственными центрами культуры и образования. В позднем Средневековье оин уступили это место университетским библиотекам. Университеты и созданные при них библиотеки сыграли значительную роль в распространении книг и образования. В университетских аудиториях богословие начало постепенно уступать первенство светским наукам (соответственно изменился состав фондов библиотек).  Круг пользователей университетских библиотек был значительно шире, чем в других средневековых библиотеках. Библиотека постепенно становится учреждением, которое определяет характер образовательной, научной и культурной политики государства. Библиотеки в своем развитии прошли длинный эволюционный путь от собраний табличек и свитков в библиотеках древних империй, небольших книжных собраний в монастырях, состоявших преимущественно из религиозной литературы и имевших очень ограниченный круг пользователей, до библиотек университетов и частных собраний, которые были прообразом современной публичной библиотеки с ее универсальным книжным фондом общественного пользования. За долгий  период человеческой истории ее социальные функции претерпели существенные изменения.

Статья посвящена изучению влияния итальянской и фламандской ренессансных традиций на живопись Кастилии и Арагона XV века. Предметом исследования стали художественные черты, связывающие испанскую живопись с итальянским и фламандским Ренессансом. Объектом исследования послужили жизнь и творчество испанского художника Бартоломе де Карденаса (Бартоломе Бермехо). На основе анализа его произведений «Святой Михаил с донатором Антонио Хуаном», «Мадонна Млекопитательница», «Святой Доминик Силосский», «Piedad Desplá» («Пьета Деспла»), «Святая Энграция» (центральная часть, «Взятие под стражу Святой Энграции», «Бичевание Святой Энграции», «Распятие»), «Пишущий Святой» («Святой Августин») и «Оплакивание» автор выделяет такие черты, как внимание к пропорциям, чувство перспективы, физиогномическая точность, отказ от техники аль-эстофадо, работа с пейзажем, обращени к природе и др. Анализ произведений Бермехо показал, что мастер в одних и тех же произведениях использовал мотивы и особенности обеих традиций. Описаны обстоятельства, повлиявшие на распространение и укоренение влияния итальянской и фламандской живописи в искусстве Пиренейского полуострова: политические и экономические условия, вкусы правителей (Хуана II, Изабеллы I и Фердинанда II), арабское наследие с его ограничениями живописных изображений, связь Арагона с папским двором в Авиньоне, торговля предметами искусства с Фландрией. Рассматриваются пути проникновения двух данных традиций на Пиренейский полуостров. Дается ответ на вопрос, почему итальянская и северная традиции имели ключевое значение в формировании национальной живописной традиции Испании. В статье содержится краткое описание двух разных оптик, которые предлагают два во многом схожих, но разных ренессансных течения. Выдвигается тезис о том, что, несмотря на привнесённые искусством Италии и Фландрии черты, испанская ренессансная живопись обладает собственным уникальным колоритом и особенностями, которые проявляются в творчестве её художников.

С середины XIX в., когда в Морском ведомстве была введена должность художника, отображение военных реалий сначала на флоте, а позже и в армии стало правилом. Это пейзажи знаменитых маринистов – И.К. Айвазовского, А.П. Боголюбова, Л.Д. Блинова, жанровые картины В.В. Верещагина, И.А. Владимирова. Полноценная работа профессиональных художников в армии и на флоте обрывается после Октябрьского переворота 1917 г. С созданием батальной мастерской им. М.Б. Грекова в 1934 г., в память о первом советском художнике-баталисте М.Б. Грекове, батальный жанр стал развиваться в ключе социалистического реализма. Колоссальный всплеск его развития приходится на годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. При Главном политическом управления РККА, Политическом управлении ВМФ и Главном военно-санитарном управлении начинают работать агитационные и фронтовые художественные бригады. Живопись и графика стали не только произведением изобразительного искусства, но и наглядным документом военной действительности. Объектом интереса в данной статье стали создание и работа фронтовых художественных бригад, созданных по приказу Е.И. Смирнова, начальника Главного военно-санитарного управления (ГВСУ). На предложение работать в художественных бригадах откликнулись художники Московского отделения Союза художников: Н.Н. Волков, Д.Н. Домогацкий, А.Т. Иванов, Н.Г. Козлов, Н.Ф. Короткова, Н.Г. Котов, Е.А. Львов, Ф.И. Невежин, Ю.Г. Нерода, Д.П. Павлинов, Н.С. Сергеев, Р.И. Синильникова, Н.Г. Яковлев. Для каждой поездки бригады оформлялось предписание, прописывался подробный маршрут, начальникам санитарных управлений фронтов направлялось письмо. Маршрут мог меняться в связи с фронтовой обстановкой и, как правило, согласованный ранее маршрут обогащался и развивался. Фронтовые художественные бригады работали на многих фронтах Великой Отечественной войны, что давало возможность художникам и фотографам охватывать широкий географический диапазон военных событий. Перед художниками ставилась задача максимально правдиво и точно изобразить реалии медико-санитарной службы.

Мир стремительно усложняется. Пролиферация социокультурной сложности оказывает воздействие на медийное пространство современности. В настоящее время вещно-событийная среда человеческого существования всё больше приобретает характер сложного информационно-знакового пространства. В результате жизненный мир человека, стиль его мышления претерпевают изменения под давлением информационной сложности. Сферы общественной жизни оказываются интегрированными в медийное пространство, происходит активная медиатизация различных общественных подсистем. Усложнение культуры становится угрозой для психики человека. Человек «утопает» в мелочах, нюансах, ненужных подробностях и субъективных мнениях. Информационный шум, состоящий из обрывков информации и их недостоверной интерпретации, не оставляет шанса на объективную картину мира. Взрывной рост социокультурной сложности изменяет медийное пространство. Современное информационное пространство оказывается воплощенным мифом о вавилонской башне – столпотворение информационных потоков, лишенных линейной логики и смысла. Современные макросоциальные изменения выражают слияние множества процессов различной направленности, которые формируют многомерную и противоречивую систему отношений солидарности и конфликтов, гармонии и напряженности, усложнения и упрощения. Все эти процессы оказывают влияние на характер коммуникации, обусловливают трансформации медийного пространства. Современное медиапространство является наглядной демонстрацией конфликта между эпистемой модерна и постмодерна, линейной логикой текста и нелинейной логикой гипертекста. Цифровая культура современности является объективно дискретной, но субъективно возвращает нас к «аналоговым» формам культуры, переживанию действительности в аудиовизуальных формах, мифологических образах. Медиапространство оказывается задано сетевой логикой электронных медиа, обнаруживая тенденцию к фрагментации и децентрализации, переосмыслению роли автора и читателя. Синтез телевидения, сети Интернет и виртуальной реальности порождает неоднородное медийное пространство, в котором сосуществуют противоречивые тенденции, одновременно усложняющие и упрощающие бытие и мышление. Медийное пространство современности оказывается нелинейным и нарративным. Гипертекстуальность медиапространства обуславливает сложность медийного пространства и ризоматичность разнонаправленных информационных потоков.

В статье анализируются онтологические аспекты творчества и бытия человека. Основные методы исследования – герменевтический и аналитический. Обращение к благу ценностей творчества стало логическим продолжением духовных и философских исканий святых отцов и русской философии. Гуманистический характер творчества связан с христианской моралью и проявляется в признании ценностей, стоящих выше материальных интересов современного человека. Анализируются исключительность и деградация души и цивилизации, в которых первенствует анти-творчество и анти-свобода. Рассматриваются природа непонимания и неведения истинного творчества и творчества жизни, противостояние духа репродуктивности и духа творчества; духа христианства и духа творчества. Рассматривается креатодицея (оправдание творчества). Анализируются онтологические аспекты творчества и его смыслов. Раскрывается смысл высказываний: «делать дело», «Божья воля», бытие человека, достоинство человека. Анти-творчество представлено как недобрая феноменальность своевольного, бесстыдного и бесчеловечного. Анализируется творчество своей жизни и «творческая трагедия человеческой жизни» (Флоровский). Это творчество невозможно без приоритета истинной веры и признания Назначения каждого человека. В статье подчеркнута христианская идея богоугодности человека, понимаемого как преодоление зла в себе. Акцентированы идеи сохранения чести и достоинства и самостоятельного приложения усилий в делах по Божьей воле. Подчеркнута необходимость радикального (в духе творчества) переосмысления ценностных установок современного человека.

6 августа 2017 года не стало Бориса Григорьевича Юдина – члена-корреспондента РАН, доктора философских наук, члена редакционной коллегии нашего журнала. Ровно год он не дожил до своего 75-летнего юбилея. Вклад Б.Г. Юдина в становление российской философии постсоветского периода еще предстоит по-настоящему оценить. Он стоял у истоков новейших для нашей страны направлений в исследовании этических проблем развития современной науки и технологий. Благодаря его трудам, авторитету, большой личной харизме в России была создана биоэтика как образовательная дисциплина и практика этической экспертизы научных проектов с участием человека. Б.Г. Юдин имел высокий авторитет в международных объединениях ученых, представлял Россию в комитете по вопросам биоэтики в Совете Европы. Поэтому он стремился к тому, чтобы уровень и тематика исследований отечественных ученых соответствовали вызовам самых последних научно-технологических новаций, которые побуждают философскую рефлексию к поиску допустимых границ трансформации природы человека и манипулирования его жизнью и смертью. Борис Григорьевич всегда был в курсе актуальных идей в области этики научных исследований, активно вводил эти идеи и новый тезаурус в коммуникацию российских ученых. Он очень много ездил по стране, был организатором и участником большого количества самых разных научных мероприятий. Ответственность ученого он не только изучал теоретически, но и внедрял в практической плоскости. Б.Г. Юдин инициировал интерес к новой для нас области – принципам добросовестной науки, посвятив этому несколько статей и докладов. В последние годы Борис Григорьевич развивал концепт технонауки как современного модуса соединения науки и технологий, главной мишенью которого выступает природа человека. Этико-философской тематизацией преобразования человека в рамках технонауки стала проблематика улучшения человека. Позиция Б.Г. Юдина в междисциплинарной оценке следствий развития технонауки определялась требованиями строго научного анализа этических вопросов, возникающих в контексте новых технологий, и последовательной защитой гуманистических ценностей, поэтому она была далека от крайностей и технологического оптимизма, и алармизма. Сегодня на этой теоретической основе надо развивать практику гуманитарной экспертизы, интегрировать научные достижения в нашу жизнь через создание надежных институтов защиты личности и тем самым способствовать развитию наук и технологий.

Основная цель статьи заключается в том, чтобы рассмотреть особенности нейроэтики как формирующейся научной дисциплины, претендующей на то, чтобы быть не только формой прикладной этики, но и апологией морали в рамках натуралистической парадигмы на основе новых данных нейробиологии и когнитивных наук. Нейроэтика рассмотрена в нескольких ракурсах. С одной стороны, она представлена как разновидность биоэтики, прикладной этики, этики нейроисследований и нейронаучной этики. С другой стороны, отмечены ее проявления в качестве элемента технонауки и варианта сопровождения антропологических преобразований, получивших в эпоху биотехнологий название «улучшение человека». Таким образом, дисциплинарные аспекты нейроэтики изучаются в оптике критического анализа биотехнологического усовершенствования человека, который проводил в биоэтике Б.Г. Юдин. Использованы теоретические приемы инклюзии и эксклюзии и выделены основания включения и исключения нейроэтики в биоэтику. Отмечено, что натуралистическая парадигма, в которой формируется дисциплинарная онтология нейроэтики, дегуманизирует ее. Указано на односторонность сужения предмета нейроэтики в рамках прикладной и исследовательской этики. Научная этика представляется как переосмысление самого характера морали на основе новых экспериментальных данных. В этом варианте нейроэтики развивается взгляд на новое нейро-улучшенное общество. В качестве примера приводится концепция Т. Метцингера, предлагающего использовать данные нейронаук для создания новой онтологии сознания и рассматривающего нейроэтику в качестве инструмента в создании новой «этики сознания». Ключевым понятием для такой нейронаучной этики является когнитивное совершенствование, поэтому она опирается не просто на нейрологическое объяснение механизмов поведения, но на умение с помощью психоактивных веществ и других технологических возможностей, открываемых нейронауками, расширять возможности сознания. Натуралистический редукционизм в понимании морали делает человека уязвимым в его праве на самоидентификацию, открывает пути для контроля над личностью. В качестве альтернативы избирается подход к нейроэтике М. Газзаниги, который считает, что она должна быть частью философии мозга. С этой позиции делается вывод о том, что нейроэтика, чтобы последовательно развивать биоэтику и оставаться в рамках инклюзивной модели, должна вводить в биоэтические дискуссии новые измерения морального выбора, которые появляются в связи с новыми научными данными. Исследования мозга открывают еще большую сложностность в моральной жизни человека и общества, особенно в биоэтических казусах, и влияют на самопознание и самоидентификацию личности.