Идеи и Идеалы

В статье манифестированы три проекта развития общества: материалистический Маркса, антропологический Гефтера и геологический Латура. Выбор манифестов объясняется совпадением их характеристик эпохи модерна, где история представлена как эпоха коперниканского человечества, осуществляющего свои замыслы через революцию. Первый проект рассматривается не с привычной диалектико-материалистической позиции, а с точки зрения перформативности знака, обладающего способностью к мгновенному переключению сказанного в действие (в обмен, войну, торговлю, отношения друг с другом). Опора на перформативность знака – научный эксперимент, имеющий целью понять силу вещи в ее целости. Главные понятия Гефтера применительно к России – «страна стран», вступающая в «Мир миров» (форма общежития человечества) как один из полюсов. Историю Гефтер представляет как мир разнонаправленных, т. е. альтернативных развитий. Латур представил целое мира через акторно-сетевую теорию, включающую деятельность людей и невидимых гибридных существ (вирусов), влияющих на жизнь человека. Сеть выявляется через картирование и позволяет обнаружить способы расширения, сужения или разрывов пространственно-временных координат, обнаруживающих смену траекторий развития.

Теологические компоненты исторической памяти о холокосте выступают важнейшими конститутивными элементами социально-политических и ценностно-мировоззренческих форм осознания причин и природы совершенного нацизмом беспрецедентного зла и путей дальнейшего развития человеческого сообщества. Откровенно ложные концепции и аналогии, непосредственно влияющие на память поколений о Второй мировой войне и получающие санкцию на существование в западном обществе, требуют постановки вопросов о специфике связи наличных форм теологических интенций осмысления холокоста и связанного с ними философского дискурса с особенностями социально-политического конструирования нарратива исторической памяти об этом событии. Предпринимаемая интерпретация текстов М. Хайдеггера, в которых содержатся интуиции об онтотеологической природе грядущей исторической катастрофы, имеет своей целью выявить специфические черты существующей теологии «после Освенцима», которые легитимируют негативные ценностно-мировоззренческие трансформации в самосознании западного социума.

Основным методом исследования выступает герменевтико-феноменологический метод, в соответствии с которым смысл, непосредственно усваиваемый от фактической стороны события, не может быть тождествен смыслу конститутивному, апеллирующему к нераскрываемой посредством фактичности сущности события. Конститутивный смысл события в настоящем исследовании основывается на сопоставлении онтотеологических интуиций мыслителя о сущности еще не наступившего события с обстоятельствами его действительного осуществления. Специфика герменевтической работы в отношении корреляции выявляемых в философии события «Последнего Бога» М. Хайдеггера онтотеологических контуров трагического единства человеческого и божественного бытия определяется соотнесением данных контуров как конститутивных элементов смыслополагания с событием холокоста, связывающим судьбу еврейского народа с судьбой Бога. В отличие от сходных герменевтических интенций, присутствующих в теологии «смерти Бога», в философии М. Хайдеггера акцентируется действенный характер человеческого бытия, совершающего акт дара собственной сущности, ведущий его к гибели. Результатом этого дара является акт онтологического превосхождения человеком собственной природы и усвоения природы божественной, осуществляемый «Последним Богом». В качестве развития данной концепции делается предположение об акте онтологического восстановления человеком бытийствовашего Бога. Интерпретация различия божественных сущностей проводится в тринитарном контексте.

Предлагаемые интерпретация и развитие философии события «Последнего Бога» М. Хайдеггера выступают приоритетной формой развития теологии, имеющей целью категориальное герменевтическое построение теодицеи события холокоста, определения существа предмета веры, а также предотвращение ценностно-мировоззренческих и социально-политических инсинуаций, связанных с трансформациями дискурса «вины и прощения» в западном обществе.

Проблему формирования духовной аристократии в России Н.А. Бердяев обсуждает на протяжении многих лет. Русский философ отстаивает непреходящую ценность духовной аристократии, не видит непосредственной связи между социально-исторической средой и становлением «рыцарей духа». Он призывает к обновлению христианства и общественной жизни, связывает грядущее религиозное возрождение исключительно с развитием личностного начала. Бердяев полагает, что «народ-нация» может быть аристократичным, если проявит готовность подчинить свои действия абсолютной божественной воле. В 1917–1918 годах над размышлениями Бердяева довлеет идея иерархического строения всякой реальности. Творчество и социальное равенство несовместимы, природа творчества и сущность личности аристократичны. Русский мыслитель приветствует свержение самодержавия. Он отрицает классовую подоплеку свершающейся революции, обличает буржуазный, нетворческий характер идеи социализма. Победу демократии он рассматривает как внешнее условие становления духовного рыцарства, чьи помыслы направлены за пределы эмпирического мира, царства необходимости и принуждения. Русский философ надеется, что демократическая революция освободит духовные силы народа, чье восходящее творческое движение будет сопровождаться формированием национальной аристократии духа. Но в июле 1917 года Бердяев констатирует, что Россия приносится в жертву революционной стихии. Победа большевиков в борьбе за власть осенью 1917 года подтвердила его самые худшие опасения: торжество в России буржуазного идеала благополучного обустройства в посюстороннем мире над иерархическим принципом устройства мироздания выступало симптомом деградации русского народа, превращало проект национальной аристократии духа в утопию.

В статье на примере европейской культурной традиции актуализируется проблема эвристического потенциала понятия «душа», далеко не используемого в полной мере в силу господства позитивистских представлений. Понятие «душа» по своей содержательности и глубине является наиболее адекватным для исследования нематериального внутреннего мира человека в его целостности. Вытесняющее и подменяющее его понятие «психика» – более узкое. Оно охватывает в основном процессы отражения мира для оптимальной адаптации к нему. Доминирование этого понятия, с одной стороны, выражает реальное обеднение внутренней жизни человека, потерю им моральных, метафизических переживаний и размышлений. С другой стороны, взгляд сквозь «призму психики» обладает ограниченным познавательным потенциалом, не позволяя выявить полноту внутреннего мира человека, его сущностные глубины. Показано, что понятие «душа» является самым ранним, наиболее проработанным, универсальным, позволяющим исследовать структуру и функционирование, становление и развитие внутреннего мира человека. Начиная с античной и ранней христианской мысли, именно понятие «душа» является синонимом понятия «человеческая жизнь». Эволюция содержания понятия «душа» в европейской мысли является отображением реальных процессов, происходящих во внутреннем бытии человека. В период антропосоциогенеза происходит становление человеческой души, заключающееся в «собирании» ее основных частей. В развитии душевной жизни можно выделить линию восхождения к духовному и линию нисхождения к материальному, плотскому. Линия восхождения развертывается от первых ступеней истории до светлого средневековья. Линия нисхождения играет всё более активную роль от «темного средневековья» до настоящего времени. В Новое и Новейшее время актуализируется процесс редукции души в психику. Моральные и метафизические переживания и размышления, составляющие сущность души, теряют свою ведущую роль. «Смерть Бога» (как высшего морально-метафизического закона) является выражением «смерти» души, приводящей к «смерти» человека. «Оправдание» души, ее «новое обретение» позволит осуществить «новое обретение» человеком самого себя. 

Статья продолжает авторский цикл статей «Анархизм в очень старых и в самых современных одеждах». В настоящей статье рассмотрены примеры практического воплощения идей анархизма или попыток такого воплощения. Автор полагает, что без учета и без систематизации этих явлений экономическая история мира является неполной. Своей задачей автор не ставит пропаганду этих примеров и попыток, он лишь считает, что их нельзя игнорировать. Рассматриваются анархии, которые существовали в Европе в Средние века: Свободную Фризию и Дитмаршен на севере Европы и «лесные кантоны» на территории современной Швейцарии. Анализируется феномен Дикого Запада в истории США как форма длительного существования экономики на обширной территории без государственного управления. Отмечено, что те элементы самоорганизации населения, которые сформировались при освоении новых территорий на западе США, обычно замалчиваются. Рассмотрены также временно существовавшие анархистские сообщества в Испании 1930-х годов и современные анархистские движения в Латинской Америке. Затронута проблема так называемого «оптимального» размера государства, которую поставил анархист Леопольд Кор. Описана зона Зомии, в которой проживает в настоящее время 100 млн человек, не признающих власти ни одного государства. Исследованы идейные корни махновщины, анархистского движения времен гражданской войны. Показано, что республика Нестора Махно была организована не спонтанно, а по определенным исходным политическим принципам. Особо выделена успешная попытка построить анархистское сообщество в Ливии, где практически был реализован принцип отсутствия государственных налогов, поскольку у государства сформировались другие источники доходов.

В заключение анализируются два события последних лет, за которыми не принято видеть практической реализации анархистских идей: украинский майдан 2014 года и движение «желтых жилетов» во Франции в 2018 году. Оба этих явления в настоящее время обычно трактуются как спонтанные или инспирированные извне. Однако автор считает, что такая трактовка является односторонней, не учитывающей преемственности ранее существовавших идейно-политических течений.

Настоящая статья представляет собой анализ основных идей Алана Гилберта Никсона, современного социолога религии и исследователя движения нового атеизма. Предметом исследования является идеология движения нового атеизма как особого антирелигиозного мировоззрения, возникшего в 2006 году и связанного с творчеством Ричарда Докинза, Сэма Харриса, Дэниела Деннета и Кристофера Хитченса. Сам Никсон, изучая данное движение, использует оригинальную методологию, называемую им «обоснованной теорией» («Grounded theory»), для анализа нового атеизма в актуальном контекстном пространстве взаимодействия участников, а также и перспектив данного взаимодействия. Методология авторов статьи строится на принципе единства исторической и логической интерпретации ключевых понятий и позиций А. Никсона в процессе системного анализа исторических предпосылок, мировоззренческого основания, самопрезентации представителей движения нового атеизма.

Кроме того, в контексте данного исследования целый ряд социальных изменений (глобализация капитализма, развитие Интернета и связанные с этим «скачки коммуникации», религиозный ренессанс) рассматривается в качестве необходимого контекста формирования особой «нарративной мифологии» нового атеизма, выраженной в идее величия Природы и Науки и предполагающей своего рода благочестие внутри мировоззрения нового атеизма.

В качестве основного результата представленного анализа можно выделить концептуальное оформление ключевых аспектов существования современного антирелигиозного мировоззрения: гиперскептицизм в познании мира, нигилизм и отрицание классической метафизики рациональности, критика ценностей религиозной морали; постмодернистский парадокс, стирающий границы между религиозным/нерелигиозным и отменяющий саму возможность дискриминации по религиозному признаку, что сводит на нет конфронтационную логику нового атеизма; возникновение светского нерелигиозного миссионерства вследствие процесса конкуренции идей в пространстве «множественных современностей» и, наконец, тот факт, что новое атеистическое послание завоевывает сторонников, потому что  антирелигиозное мировоззрение подчиняется культурной логике позднего капитализма с его постмодернистским распространением плюрализма культур, дискурсов, организаций.

Статья посвящена проблеме соотношения этических норм и стратагемного мышления. Анализ способов описания и репрезентации стратагемного мышления в творчестве Фэн Мэнлуна позволит достичь комплексной исследовательской цели: во-первых, дополнить сведения о биографии и творчестве самого писателя, во-вторых, ввести в научный оборот новые источники для исследования стратагемного мышления, в-третьих, выявить комплекс социально-философских взглядов Фэн Мэнлуна, на основе которого происходило осмысление стратагемного мышления. В качестве источниковой базы впервые в научный оборот вводится сборник стратагем «Сумма мудрости».

Статья состоит из трех частей. В первой части дается краткое введение в проблему: в Китае гражданские чиновники, так же как и военное сословие, активно применяли стратагемы в управленческой практике. Вторая часть посвящена анализу фактов биографии Фэн Мэнлуна, инициировавших его интерес к стратагемам. Бытовая стратагемность в личном опыте Фэн Мэнлуна создает основу для оценки мудрости и глупости как значимых социальных факторов. Анализ биографии Фэн Мэнлуна позволяет подтвердить гипотезу, что в китайской культуре стратагемное мышление ограничено рамками конфуцианской этической системы, которая, с одной стороны, не поощряет применение стратагем, но, с другой стороны, и не запрещает его. Третья часть посвящена непосредственно анализу самого памятника китайской литературы. Анализ структуры и содержания «Суммы мудрости» позволяет доказать, что стратагемное мышление – это разновидность мышления практического и образно-ассоциативного, которое не разрушает этические рамки, но показывает приемлемый выход в «серую зону» этики. Описание стратагем в «Сумме мудрости» базируется на традиционных конфуцианских ценностях, но при этом задает поливариантность планируемого действия.

В статье представлен анализ трансформации методологического дискурса о концепте «диаспора» в рамках исследований миграционной проблематики. Развитие исследований в любой области всегда связано с методологическими вопросами. Изучение опыта концептуализации понятия «диаспора» представляется необходимым с точки зрения уточнения инструментальных возможностей и, следовательно, методологической продуктивности этого концепта, что является необходимым для выбора и последовательного обоснования исследовательской оптики в процессе выработки стратегии исследования разных аспектов международной миграции и отдельно диаспоры как ее значимой составляющей. Трансформация теоретического дебата рассматривается в рамках его периодизации, предложенной Р. Коэном. На основе анализа ряда западных концепций диаспоры выявлены основные подходы к трактовке данного понятия: эссенциалистский и релятивистский. Представители первого подхода (У. Сафран, Р. Коэн) позиционируют диаспору как некую модель, которой присущи фиксированные признаки, определяющие ее неизменную сущность. Наиболее значимыми признаками являются вынужденный характер миграции, связь с родиной и стремление туда вернуться. Несмотря на то что Р. Коэн предложил расширенный и несколько либерализированный набор признаков диаспоры, она продолжала рассматриваться с точки зрения необходимости наличия определенных признаков данной общности, что и позволяет определить ее как диаспору. Этот подход был подвергнут критике. Его оппонентами стали представители релятивизма и конструкционизма (Клиффорд, Гиллрой и Холл). Они обозначили гибкость диаспоры, многообразие причин ее возникновения, ряд приобретенных ею черт и аспектов существования, помимо связи с родиной. В рамках второго подхода рассматривается новый вид диаспоры – трансдиаспора – в контексте транснациональной миграции. В условиях глобализирующегося мира и транснационального жизненного пространства диаспора стала позиционироваться процессуально. Показано, что сформировалось два типа определений концепта «диаспора»: ретерриторизированный и детерриторизированный. Выявлены особенности данных подходов и их методологическая продуктивность с точки зрения построения стратегии исследования.

Для традиционной индийской философии, которая стремится установить свою идентичность в опоре на рационально непознаваемый Абсолют (Атман, Брахман), вербальная выразимость последнего является одним из центральных вопросов. На самом деле на карту здесь поставлено отношение к языку, доверие или недоверие к его способности быть инструментом передачи опыта реальности, который для индийской традиции имеет высшую сотериологическую и метафизическую ценность. Это переживание, характерное для кульминационных надличностных состояний медитации и практик йоги, а также момента мистического единения между верующим и личным Богом. Лучший способ указать на такие состояния – это продемонстрировать их радикальную инаковость по сравнению с повседневным речевым поведением (вьявахара) и дискурсивными способами сообщения о нем. В первой части статьи автор рассматривает тенденцию, отдающую предпочтение апофатическому подходу к определению Брахмана на примере некоторых махавакья («великих изречений») из упанишад. Во второй части автор разъясняет феномен фоноцентризма, характерный для традиционной индийской культуры, на примере богини Вак (Речь) в ведийской литературе и в тантре. Третья часть посвящена концепциям Бхартрихари (ок. V в. н. э.) о «лингвистическом монизме» (шабда-адвайта) и о трехуровневой речи и их кульминации в кашмирском шиваизме. Автор показывает, что у Бхартрихари и у кашмирцев способность выражать нечто, которой наделяется слово, не предполагает признания отдельной реальности объекта, на которую оно указывает (принцип соответствия), но варьирует в пределах самого слова (шабда), идентичного динамической природе Брахмана как сознания, равного реальности, конституируемой энергиями (шакти).

В статье представлен перевод фрагментов текста испанского мыслителя XVI века Мигеля Сервета «Рассуждение в защиту астрологии против некоего медика». Несмотря на то что в данном тексте затронута небольшая область знания, в которую входят медицина и астрология, взятые в их тесном взаимодействии, он наглядно демонстрирует характерную особенность философского миропонимания Сервета. В эпоху, о которой идет речь, объективные внутренние процессы, идущие в глубине парадигмы мышления, как вулканы прорываются в различных областях знания. Сервет – один из тех выдающихся людей, чья деятельность активизирует этот процесс. Он переступает границы, очерченные традицией и авторитетами, предвосхищая то, что в новой парадигме станет наибольшей ценностью, – получение нового знания. Эта небольшая работа имеет методологический характер и наглядно демонстрирует пример следования выбранному личному методу, не сворачивая с пути и пренебрегая возможными последствиями.

Сервет надеется убедить читателя в том, что медицина нуждается в дополнительных фактах, которые может предоставить знание законов движения небесных светил и их влияние на земные дела человека и состояние его здоровья. Наблюдение за астрономическими явлениями способствует, по его мнению, получению дополнительных знаний и опыта, полезного в медицинской практике. Выстроенная им система мироустройства объединяет несоединимое, нарушает границы предметных областей не только внутри науки, но и между наукой и теологией, что дает ему возможность рассуждать о различных гранях реальности. Он демонстрирует талант мыслителя, редкий и уместный во все эпохи, – видеть целое и не пренебрегать выходящими за общепринятые рамки знаниями, собирая общую картину бытия на всех возможных и доступных познанию уровнях: видимых и невидимых, выразимых и невыразимых, земных и небесных, духовных и материальных, человеческих и божественных.

Рациональное мышление и язык сталкиваются с трудностями, когда нужно выразить схватывание двух противоположных аспектов реальности – изменения и постоянства. Автор разрабатывает сюжетно-игровую методологию, основанную на онтологическом обобщении искусствоведческих понятий сюжета, сценария и игры до уровня философских категорий. Категориям соответствуют естественно-научные термины. На основании выделенных универсалий – «сквозных» единиц Бытия, с привлечением геометрических образов-символов окружности, сферы и тора – предлагается решение проблемы органичного синтеза изменения с постоянством с помощью онтологической конструкции квазициклического сюжета. Суть этого концепта в том, что условием существования любых форм и процессов реальности служат квазициклические сюжеты, которые задают последовательность почти циклических изменений. Квазицикл можно представить как воспроизведение сюжетной спирали (т. е. в следующем поколении) «от яйца к яйцу» (ab ovo ad ovum). В квазицикле всё начинается с какого-то исходного, «свернутого» состояния какой-либо формы, затем она развивается (в соответствии с «разворачиванием» событий вокруг нее) до некоторого предела, «кульминации». Результатом является порождение новой, подобной исходной, формы. Само постоянно трансформирующееся первоначальное образование в определенное время «растворяется» в сюжетном потоке реальности, будучи поглощенным другими формами, находящимися в той или иной стадии своих циклов существования – от появления до исчезновения. «Минимальным» базисным протосюжетом ab ovo ad ovum в сюжетно-игровой картине мира является «мигание», пульсация Вселенной, а «максимальным» – цикл проявления и «свертки» Вселенной. Все остальные сюжеты возникают на основе первого, являясь образующими фрагментами второго.

Результаты работы, как и сама сюжетно-игровая концепция в целом, могут применяться как в естественно-научных, так и в гуманитарных исследованиях, в их практических приложениях, в обучении любым знаниям и навыкам; особое значение они имеют для личностного духовного развития.