Идеи и Идеалы

В статье рассматривается история отождествления греческого Гермеса и египетского Тота, приведшая к появлению фигуры Гермеса Трисмегиста, основателя герметизма. Проникновение в сложный генезис этой фигуры связано с решением важного для оценки явления герметизма вопроса: какое значение в герметизме придавалось мистериальной составляющей? Проблема обусловлена структурой самого Герметического корпуса, состоящего из философских текстов греческого происхождения и эзотерических текстов, восходящих к египетской традиции. История герметизма представлена в статье как история взаимовлияния Древнего Египта и Древней Греции. Прослеживается связь пифагореизма, Гермеса и египетских мистерий через фигуру Пифагора. Через Платона, дающего оригинальный взгляд на Гермеса и Тота, осуществляется переход к эллинистическому Египту, где произошло отождествление этих двух божеств – и далее к первым свидетельствам о Гермесе Трисмегисте. Ставится вопрос о предпосылках такого отождествления: рассматриваются основные тождественные на первый взгляд функции Гермеса и Тота: функции психопомпа и повелителя слова. В первом случае обращается внимание на уникальную для греческого Гермеса функцию управления памятью, во втором – разводятся сферы устного слова и записанного текста, связанного с магическими египетскими практиками. Немаловажно развитие Гермеса от бога к даймону и, наконец, к человеку (свидетельства Платона и позднейшая герметическая мифология): это обеспечило Гермесу возможность стать центральной фигурой и проводником мистического учения, подобно Орфею. Греческий культ Гермеса сравнивается с египетским, на основании чего устанавливаются элементы обеих традиций в синкретическом феномене Трисмегиста. Приводятся свидетельства о ритуальной стороне египетского культа Гермеса. Делается вывод о необходимых этапах, которые должно было пройти представление о Трисмегисте для формирования герметизма как трансцендентной философско-эзотерической системы.

Компаративному анализу подвергаются практические методы изучения дзэн, известные как «чистый дзадзэн» и «метод коана» буддийских школ Риндзай и Сото. В данном исследовании акцентируется внимание на постижении философии дзэн, а также анализируются базовые установки, касающиеся ее отличия от старых буддийских школ Японии: на первом месте практическая деятельность, внутреннее совершенствование, равнодушное отношению к смерти, а также новые эстетические нормы и идеалы. Простота, отсутствие всяких авторитетов, отсутствие ритуалов и антиинтелектуализм соответствовали духу эпохи, когда рушились некогда незыблемые моральные ценности. Сравнивая две буддийские школы, авторы статьи отмечают, что отличительная черта Сото, основанной в Японии Догэном, – абсолютная погруженность в медитативную практику, «молчаливое озарение дзэн» (яп. 黙想 мокусо), которая обозначает путь к просветлению через сидячую медитацию. При этом делается акцент на том, что это сложный и не быстрый процесс прохождения определенных стадий в постижении учения. Риндзай-дзэн в Японии больше всего ассоциируется с обучением через работу с коанами, и исток этой практики относится к мастеру Линьцзи времён династии Сун, Дайэ Соко, который собрал и расположил все основные коаны в определенном порядке для удобства пользования. Но сама практика постижения учения отличается своими довольно резкими и жестокими методами, поскольку учителя считали необходимым вырвать ученика из повседневности, что быстрее всего было сделать ударом или окриком. Именно такая философская практика Риндзай-дзэн была распространена в Японии Эйсаем.

В результате исследования авторы пришли к выводу, что мастера школы Риндзай провозглашают важность «внезапного просветления», а мастера школы Сото учат следовать пути «последовательного просветления», и тем самым Сото и Риндзай становятся школами дзэн, использующими противоположные способы для достижения озарения.

В данной статье была предпринята попытка предварительного религиоведческого анализа феномена юродства с позиции современной методологии голландского исследователя Ж. Ваарденбурга. Было отмечено, что ранее в отечественной науке о религии данный феномен практически не становился самостоятельным объектом изучения. Систематическая концепция Ж. Ваарденбурга предполагает последовательное рассмотрение религиозного факта с позиции четырех равных по значимости подходов: исторического, сравнительного, контекстуального и герменевтического. Сбор и первичный анализ эмпирических данных является необходимым и предварительным условием полноценного изучения феномена юродства. Юродство возникает в византийском обществе и воспринимается современниками неоднозначно. В статье указываются источники возникновения феномена юродства в византийской традиции: античный кинизм в лице Диогена Лаэртского, исцеленные бесноватые, проводящие большое количество времени рядом с храмами, ветхозаветные пророки. Рассмотрен исторический процесс постепенного выделения юродства в качестве самостоятельного чина святости. Его библейским обоснованием являются множественные указания на страницах Евангелий на безумие мира и мудрость немудрствующих. О том, что юродство было известно культуре ромеев, говорит факт распространения феномена лжеюродства, с которым пыталась бороться официальная Церковь. Причиной появления юродства в Византии можно назвать угасание духовной жизни после ее подъема в первые века распространения христианства. Традиция почитания неординарных подвижников, в том числе в иконографии, устанавливалась медленно. Только в конце VIII в. данный процесс стал набирать обороты, что связано с утверждением на Седьмом Вселенском Соборе почитания святых в качестве необходимого элемента христианской догматики. В византийской Церкви к лику святых было причислено шесть юродивых. Несмотря на их небольшое число, житийная литература христианских подвижников первых веков часто предлагает примеры эпизодического юродства. Феномен юродства нашел свое полноценное развитие на русской почве, став неотъемлемой частью русской культуры. В рамках систематического исследования данного феномена предполагается его дальнейшее эмпирическое изучение как объективного религиозного факта.

В статье мы сначала, на примере Элевсина, кратко рассматриваем вопрос о происхождении античных мистериальных практик, а также касаемся проблемы эволюции религиозных представлений греков с архаических времен до Классического периода. Нередко критерием, позволяющим из разнообразных античных культов выделить те, которые обычно называют мистериальными, считается наличие или отсутствие экстраординарного переживания. Другим критерием, разумеется, служит закрытость, посвятительный характер этих культов. Именно о них идет речь в настоящей работе, начиная с исторически наиболее древних. Основная часть статьи посвящена подробному изучению самофракийских мистерий и таинств Кабиров, прежде всего в Фивах и на о. Лемнос. Литературные и эпиграфические данные в статье рассматриваются в свете археологических находок. Мы видим, что древний культ Кабиров, как и представления о Великих богах Самофракии, со временем претерпели существенные изменения, прежде всего, как представляется, под влиянием Элевсина. Носили ли самофракийские мистерии и мистерии Кабиров «спасительный» характер, и не только в смысле спасения на море или от врагов при помощи чудесного оружия или иноземной магии? Очевидно, что, примерно со времен Платона, а, возможно, и несколько ранее, мистериальные культы, прежде всего элевсинский и орфический, сопровождаются определенной эсхатологией и осмысливаются в философском ключе. Это, конечно, не означает, что люди перестают обращаться к богам с «обычными» просьбами о помощи и, проходя через посвящение в мистерии, непременно стремятся приобрести лишь особый «мистериальный» опыт или же обеспечить себе привилегированное место в ином мире, картина которого как раз в это время существенно трансформируется. Такова первая часть работы, публикуемая в этом выпуске журнала. Во второй части исследования мы продолжим рассказ о «малых мистериях» древности, таких как тайные ритуалы корибантов, Анданские мистерии в Мессении и культ Артемиды в Эфесе, с тем чтобы в третьей части перейти к позднеантичным практикам, таким как мистерии Изиды и Митры, что, как мы надеемся, приблизит нас к теоретическому обобщению, трактующему природу и смысл античных мистерий.

В «осевое время» представление о порядке начинает осмысливаться в формирующихся формах индивидуального творчества – лирической поэзии, философии и мистериях. Если понятия порядка, правды и справедливости до этого времени понимались только в конкретных контекстах, то по мере движения к индивидуальному сознанию меняется характер референции, и эти же понятия начинают взаимодействовать независимо от контекста. Еще в индоевропейском единстве фигурировали идеи порядка и борьбы двух начал, воплощавшихся в разных формах. Идея порядка представлена ведийским ṛta, иранским arta и греческим dike. Интересно, что определенные идеи, выражаемые рядом слов, в конечном итоге могут оказаться представленными набором понятий, в который эти слова уже не входят. Если говорить конкретно о греческом, то dike начинает соотноситься с themis, где первое слово относится к межсемейному, а второе – к семейному праву. Но в «осевое время» themis ограничивается общинным уровнем, а dike выходит на космический уровень и оказывается справедливостью – мировым порядком. И, парадоксально, благодаря этому она оказывается и помещенной в каждой отдельной душе. Эта истина открывается в состоянии неистовства мистам, молящимся и поэтам. Свою роль здесь играет идея метемпсихоза. Возникает неизвестное ранее состояние индивидуальной ответственности. В статье рассматривается ситуация, в соответствии с которой формирование абстрактных понятий идет путем постепенного формирования семантического поля, на котором значения слов начинают все более определенно различаться. Осмысление соответствующих образов и понятий на индивидуальном уровне ведет к формированию системы философских категорий. Связь понятийной системы и ориентации на индивидуальную справедливость определяется, в частности, развитием мистериальных культов.

Эта тема являлась одной из основных для Достоевского, к ней он обращался на всём протяжении жизни и творчества. Её суть, как известно, приобрела форму крылатых фраз, вроде, если бога нет, то всё дозволено. Тема породила огромное количество интерпретаций. Некоторые из них восходят к дискурсу доказательств бытия (существования) божьего, как он сложился в теологии и истории философии. В христианской теологии аргументация, относящаяся к вопросу существования бога, получила общее определение «онтологического доказательства бытия Бога». Обобщённо схема рассуждений в онтологическом доказательстве может быть представлена следующим образом. Абсолютно совершенное существо, каковым представляется Бог, должно обладать всей совокупностью совершенств; существование является одним из этих совершенств; Бог, как существо совершенное, должен иметь бытие не в одном только нашем представлении, но и в реальности; следовательно, Бог существует. В западноевропейской философской традиции к онтологическому доказательству обращались Декарт, Лейбниц, Кант, Гегель и др. Кант, исследуя классические доказательства бытия Бога, показал, что существование вещи нельзя усматривать в содержании её понятия. Таким образом, ни доказать, ни опровергнуть существования Бога – невозможно. Обращение к этой теме в общекультурном российском дискурсе, и в рождающемся русском философском дискурсе было обусловлено двумя обстоятельствами. Во-первых, влиянием европейской классической философии. Можно вспомнить пушкинские строки: «По имени Владимир Ленский, / С душою прямо геттингентской, / Красавец в полном цвете лет, / Поклонник Канта и поэт», или душевные терзания Белинского по поводу гегелевской формулы «всё действительное – разумно, всё разумное – действительно». В статье предпринимается попытка перевести сюжеты Достоевского в план аксиологии, теории ценностей.  Во-вторых, воздействием западной техногенной цивилизации на российское общество, традиционное по своему типу. Одним из проявлений этого влияния стало усиление напряжения по линии «вера – знание» («религия – наука»).   Общий вывод, который следует из анализа творчества Достоевского в ракурсе статьи, можно сформулировать так: отрицание бога приводит к легализации его суррогатных подобий.

Цель статьи – обосновать гипотетически высказываемое положение о том, что Ф.М. Достоевский в своем творчестве предложил к осмыслению и пониманию проблемы человека и сознания такие идеи, которые (и в этом состоит перформативный потенциал его философии) получили теоретическую концептуализацию лишь в ХХ–ХХI вв. Речь идет в первую очередь о его предвестиях философской антропологии, герменевтики и феноменологии. Реализация этой цели, оформленная в статье через обоснование понятия «тайна» как категории философской антропологии, и осмысление творчества Достоевского в контексте идей современной философии, составляют новизну статьи. Обосновывается, что понятием тайны Достоевский дополнил категориальный аппарат философии, провидя специфику языка описания, который стал релевантным специфике современных философско-антропологических открытий и социально-онтологических построений. Методы исследования обозначенной темы продиктованы целевой установкой. С помощью компаративного метода в статье дается аргументация взаимосвязи положений названных современных философских направлений с положениями, высказанными в литературно-философской форме Достоевским. Сравнение показывает историческое взращивание антропологического содержания в герменевтико-феноменологическом направлении исследования сознания, которое в произведениях Достоевского являло себя во всей сложности собственной структуры, не редуцированной только до разума и интеллекта. Кроме того, в статье раскрывается обнаруживаемый в «Записках из подполья» феномен несчастного сознания, и делается предположение об интерсубъективном (плюралистичном) идеализме, обосновывающем единственность человека и «неслиянность» его сознания, не поддающегося обобщениям логики и не вписывающегося в законы природы. Плюралистичный идеализм – оригинальная метафизическая концепция, которую своим творчеством обосновывает Достоевский и в рамках которой находит определение человека как тайны. На пути освоения «новых горизонтов» статья дополняет категориальный аппарат феноменологии, когда в категориальном ряду («интенциональность», «эпоха», «естественная установка», «феноменологическая редукция») появляется понятие, выраженное в художественно-образной форме, – «тайна».

Позитивные изменения общественного мнения о Китае в мире за последние годы идут постоянно, однако из-за идеологических и культурных различий всё еще существует непонимание Китая, китайской культуры. Актуальность разработки теоретических инноваций и применения их в практике по распространению традиционной культуры – очень важный момент государственной и общественной жизни в Китае. Цель статьи – представить естественную трансляцию традиционной китайской культуры, характеристики которой четко отражаются на уровне моральной цивилизации и утверждаются в философии Новой эпохи – новой стадии развития современного китайского общества. Авторы показывают значимость традиционной духовной культуры китайского народа в процессе реализации ценности человеческой жизни на пути развития социализма с китайской спецификой. Историко-ретроспективный анализ определяет роль этапов цивилизации и личностей в формировании системы духовных ценностей китайской нации. Интерпретация элементов традиционной китайской культуры, в частности, комментарии к символической системе, произведена на базе семиотического метода. В статье выделены основные духовные характеристики и определено значение традиционной китайской культуры в современной культуре, определена специфика понятия «культурный ген» для китайской духовной культуры, охватывающей как различные содержания, так и дифференцированные характеристики, определяющие отличие китайской нации от других этнических групп. Рассматривается ценность гармоничных и единых отношений между человеком и природой в китайской культуре на примере символа бамбука – типичного традиционного символа, активно транслирующего традиционную культурную информацию в современную повседневность Китая и определяющего преемственность основ китайской моральной философии. В результате анализа экспансии китайских культурных символов на Запад выявлены основные проблемы их популяризации за рубежом. Представление авторами современной китайской культуры как открытой системы воссоздает всесторонний практический процесс, способствующий эффективному усилению влияния китайской культуры за пределами страны.

В статье рассматривается развитие индивидуализма в Древней Греции, описанного Максом Вундтом. Рассматривается софизм, затем обсуждаются философские системы Платона и Аристотеля как решение проблемы греческого индивидуализма. Выявляются внутренние противоречия в аргументах Макса Вундта в пользу платонизма. Приводятся аристотелевские аргументы против радикальной аскетической платонической системы, описанной Максом Вундтом. Основным материалом данного исследования являются оригинальные тексты Макса Вундта. Основным предметом исследования является текст Макса Вундта «Греческое мировоззрение». Этот текст читается и анализируется с целью выявления его внутренней философской систематики. Таким образом, основным методом является метод концептуального и систематического анализа. Этот анализ сочетается с собственными комментариями, чтобы облегчить читателю интуитивный философский доступ. Аристотелевские аргументы против радикального аскетического стиля культуры и конституирования государства отличаются удивительной эффективностью и изощренностью. Развитие проблемы индивидуализма в ходе древнегреческой истории теперь может быть лучше понято. Концепция наивного архаического коллективизма в изложении Макса Вундта позволяет лучше понять мотивирующие силы авторитарных и коллективистских политических систем, а также значение греческой трагедии и произведений Гомера в ходе развития греческого индивидуализма. Были обнаружены внутренние противоречия в аргументации Макса Вундта. Макс Вундт дал важный текст для лучшего понимания развития древнегреческого индивидуализма и связанных с этим развитием проблем. Сравнение точки зрения Макса Вундта, поддерживающего платонизм, и аргументов Аристотеля дало много для понимания возможных аргументов в пользу различных решений в преодолении «софистических» фаз исторического развития социокультурных образований. Мое дальнейшее исследование будет посвящено политической философии Аристотеля, которая сосредоточена вокруг концепции «Учения о среднем». Я полагаю, что это исследование может дать некоторые новые интересные идеи и аргументы по вопросам политической философии, волновавшим мыслителей «Консервативной революции» в Германии в начале ХХ века. Я также думаю, что историческое исследование концепции «наивного архаического индивидуализма» Макса Вундта может представлять интерес. Но, возможно, это лишь рабочая гипотеза для создания целостной философской картины развития древнегреческого общества и древнегреческой мысли.

Автор рассматривает в статье тему мистики в творчестве Платона, начиная с понятия магии, и приходит к выводу о том, что современным учёным неизвестно действительное значение слова μαγεία/magia в том смысле, как его понимали древние греки. Однако при этом Платон считается тем философом, который заложил все основные понятия «мистики». Исходное древнегреческое определение «мистики», производное от греческого μυστικός, отличается от современного прочтения и напрямую связано с древнегреческими мистериями и культом богинь плодородия Деметры и Персефоны. Про мистерии известно очень мало, но очевидно, что для древних греков это был способ обрести бессмертие, некое действо, во время которого душа спускалась в нижний мир и возвращалась оттуда. Многие исследователи отмечают, что подобные путешествия души у греков чрезвычайно сходны с шаманскими. Но в работе автора речь идет об архаичных воззрениях, а не о том шаманизме, который описывает современная этнография. Важнейшей частью мистерий Платона было созерцание. Что именно созерцали мисты (участники мистерий), что им показывал верховный жрец, остаётся тайной. Однако Платон в диалоге «Государство» даёт урок, как раскрывать способность к такому созерцанию с помощью мимесис, или подражания. Это не просто внешнее театрализованное подражание, а именно вживание в то, что созерцается. Платон считал, что для настоящей мистерии не нужны актеры и храмы, она должна разворачиваться в созерцании, и поэтому для нее нужен только ты сам. Подтверждение этой мысли автор статьи находит в диалоге Сократа с Кефалом, который завершается мифом о путешествиях Эра в мир иной. Платон описывает эти путешествия таким образом, что его ученики, при желании, могут войти в состояние Эра и с помощью созерцательного подражания прожить все, что с ним происходило. Отмечается, что эти путешествия имеют сходство с шаманскими путешествиями души в нижние миры.

Свою статью автор завершает предположением, что Платон попытался создать в рамках своей школы разновидность мистерий для философа, желающего овладеть созерцанием.