Идеи и Идеалы

Современная философия сознания сосредоточена на таких аспектах сознания, как восприятие, переработка информации, квалиа (также имеющие место в восприятии). При этом недостаточное внимание уделяется таким сознательным действиям субъекта, как принятие решений и действие. Однако действие требует не меньше сознания, чем восприятие. Действием занимается не столько философия сознания, сколько философия субъекта. В статье проводится связь между философией сознания и философией субъекта через понятия свободы и самоотношения. Субъект сущностно свободен, поскольку он принимает решения. Даже если его решения детерминированы его биологическим устройством или его историей, он преобразовывает прошлые детерминации в будущие, и всё равно процесс принятия решений происходит, так что некоторая свобода имеется. Что касается сознания, то оно также связано со свободой, поскольку его свет зажигается в тех же ситуациях принятия решения. Есть особая группа решений, связанных с отношениями субъекта. В статье рассматриваются отношения к миру, к себе, к Другим, к трансценденции. В отношении к миру субъект может проявить свою свободу через самоограничение, отказ от власти, основываясь на хайдеггеровской максиме «допущения бытия сущего». К Другим он может построить свое отношение в этической парадигме, например согласно учению Левинаса. Трансценденция может быть дана в виде взгляда на себя со стороны. Выделяется особая группа действий субъекта – самоотношение и самовоздействие. В области сознания это самосознание. Субъект может модифицировать собственные отношения, опираясь на трансцендентную точку, которую он сам полагает. Это также имеет отношения к выбору ценностей. Рассматривается религиозное отношение к собственной душе и учение Хайдеггера о трансценденции. Самовоздействие – в высшей степени свободное действие субъекта, благодаря которому он строит самого себя.

В статье рассматривается генезис евразийской идеологии 1920–1930-х годов с позиции дискурсивного анализа. Дискурс определяется как совокупность высказываний, отражающих различные точки зрения на одну и ту же проблематику. В соответствии с этой дефиницией автор вычленяет евразийский дискурс из двух смежных ему – дореволюционного имперского и религиозно-философского. Отмечается, что проблематика дореволюционного имперского дискурса была сосредоточена на обосновании права русских царей владеть землями и народами в существующих границах империи, а также права на расширение этих границ. Религиозно-философский дискурс о России выстраивался вокруг вопроса о ее божественном предназначении в истории человечества. В отличие от них евразийский дискурс акцентирует внимание на этнокультурном синтезе в границах особой географической области, большая часть которой находится в пределах российского государства. Но до революции 1917 года в такой постановке эта проблема вообще не рассматривалась. К предшественникам евразийства можно отнести лишь немногих авторов, которые признавали и положительно оценивали тюрко-монгольское влияние на русскую ментальность и государственность. Однако к началу ХХ века возобладала тенденция преуменьшать или вообще отрицать это влияние. Поворот к собственно евразийской проблематике связан с творчеством поэтов-символистов А. Блока и А. Белого. Находясь под влиянием религиозно-мистического пророчества философа В. Соловьева, они восприняли революционные потрясения начала ХХ века как пробуждение «внутреннего Востока» в русском народе. Вместе с другими представителями русской интеллигенции они явились творцами евразийского мифа, родившегося в стихии революции и Гражданской войны. Основатели евразийского движения рационализировали этот миф, сведя его к политической идеологии. Это был вариант новой имперской идеологии, объяснявший и оправдывавший сохранение единой и неделимой России в ее прежних границах.

Античное разделение мира на домены идей и вещей подготовило почву для вопрошания о подлинном существовании. В частности, оказалось, что реальность может быть приписана идеям, а может быть приписана вещам. Заданная напряжением между платоновской и аристотелевской онтологиями проблема статуса общих понятий воплотилась в средневековой философской дискуссии, часто облекаемой в теологическую форму. В статье реконструируется полемика вокруг онтологического статуса универсалий в рамках нескольких схоластических учений. Суть этой полемики в ракурсе, представляющем онтологический и гносеологический интерес, сводится к уточнению категориальной сетки, в рамках которой складывается возможность выносить суждения о реальности. Существует как минимум три ключевые позиции, отражающие воззрения схоластических мыслителей на онтологическую природу универсалий: реализм, номинализм и концептуализм. Основные расхождения между ними обусловлены отличающимися мнениями относительно вопросов автономности существования универсалий, зависимости их от ума и вещей, а также по поводу их материальности. В данном исследовании воспроизводятся ключевые ходы схоластической мысли реалистов (А. Кентерберийский), номиналистов (У. Оккам), концептуалистов (П. Абеляр) и умеренных реалистов (Ф. Аквинский), вокруг которых формируется концептуальная подоплека разговора о реальности. При этом выяснилось, что концепт реализма (которого в период схоластики еще нет в философском обиходе) обретает свои черты в пересечениях и противоречиях между позициями в диапазоне от крайнего реализма до крайнего номинализма. Среди прочего оказалось, что набор альтернативных решений проблемы универсалий отразился на широкой философской проблематике Нового времени (по линии гносеологических учений рационализма и эмпиризма) и современности (в проектах спекулятивного реализма, плоских онтологий, а также в поле философии сознания). В то же время следует признать, что и позднейшая разработка концепта реализма и связанной с ним проблематики познания оказала ретроспективное влияние на соотнесение схоластических позиций между собой.

В статье выполнен анализ книги «Звуковой поток: звук, искусство и ме­тафизика» американского философа Кристофа Кокса, а также обзор всех критических откликов на эту книгу, опубликованных на данный момент. Проект «Звуковой поток» относится к так называемому звуковому матери­ализму (ответвление «нового материализма»), известному также как «делё­зовские звуковые исследования». В рассматриваемой книге это в первую очередь выразилось в развитии «имманентной метафизики» Ж. Делёза. Но продолжая проект Делёза, Кокс наследует и его затруднения. Их круг так же широк, как и охватываемый Коксом спектр источников из филосо­фии, искусства, теории восприятия. Проблемы, которые выявились в про­цессе дебатов вокруг проекта «Звуковой поток», касаются в первую очередь того, как Кокс понимает материализм; во-вторых, как он понимает доступ к реальности. Наиболее проблематичными для критиков кажутся соотно­шение у Кокса конечного и бесконечного, партикулярности и универсаль­ности, а также его антиисторичность. Поскольку Кокс претендует на раз­работку теории звукового искусства, мы принимаем это в качестве нашего главного фокуса для оценки его идей. Это позволило сосредоточиться на таких темах, как модернизм, анонимность и антигуманизм, редко анализи­руемых зарубежными критиками, но являющихся центральными для про­екта Кокса. Менее важный аспект – ресентимент в стиле Кокса – оказался полезным для заключения вывода о том, что весь проект «Звуковой поток» построен на целом ряде допущений. Часть допущений сам автор признает таковыми, на другие мы указали в настоящей статье.

Главный вывод статьи: проект «Звуковой поток» не может обеспечить адекватную теорию звукового искусства либо внести вклад в звуковые исследования, поскольку он вобрал в себя худшие черты модернизма и структурализма. Такие важные для звукового материализма понятия, как автономия звуков и их анонимность, вполне вписываются в традицию модернизма, но являются совершенно чужеродными для звуковых иссле­дований.

В статье дан краткий анализ трех ключевых понятий в философии Жоржа Батая: гетерологии как «логики исключения», (а-)теологии как атеи­стического осмысления смерти Бога и концепции «негативной», или «жерт­венной», Суверенности. Представляется, что ключом для понимания раз­личных и разнородных философских, литературно-поэтических, культур­но-антропологических и социально-экономических концепций француз­ского мыслителя служит гетерологическая логика исключенности, проти­востоящая интериоризации господствующего онтологического дискурса. Используемая Жоржем Батаем гетерология, или «логика исключения», яв­ляется не столько негативным вариантом традиционной логики «включе­ния», сколько логикой альтернативных крайностей. Именно стремясь пре­одолеть главенствующий метафизический универсализм общего бытийно­го порядка (воплощенный, согласно Батаю, в концепции «сущего» (die Ex­istenz в философии Мартина Хайдеггера)), Батай обращается к различного рода «отрицаниям» и крайностям: левому сакральному или святости «сквер­ны», метафорике отвратительного, эротическим и насильственным фор­мам трансгрессии, культивированию опыта внутренней заброшенности и предельного отчаяния, а также к собственной концепции «жертвенности», служащей проводником в мир суверенного господства. Так, развивая свою концепцию метафизического «суверенитета», Батай обращается не толь­ко к экзистенциальной, но и к политической сфере, во многом противо­поставляя свою «метафизику жертвенности» концепции «метафизическо­го господства» немецкого политико-правового теоретика Карла Шмитта. Так или иначе, но почерпнутая у Фридриха Ницше нигилистическая энер­гия и взятая из диалектики Гегеля через интерпретации Александра Коже­ва «метафизическая негация» используются Батаем не в деконструктивист­ских целях, но прежде всего для реализации собственной «гетерологиче­ской» логики исключения, десубъективизации и диссолюции. Таким об­разом, отрицание для Батая является не самоцелью, а средством на пути к исключенному из всякого территориального онтосемантического порядка «Иному».

Настоящая статья не имеет отношения к пропаганде или какой-то нор­мативной оценке постгуманизма. В ней всего лишь рассмотрены процессы в обществе, которые могут объяснить появление этого идейного течения. В истории человечества было порождено множество границ, разделяю­щих людей на категории. Они сохранялись и даже увеличивались чис­лом в условиях преобладания в общественном сознании идей гуманизма. При этом те, кто находится с одной стороны границы, считают, что в боль­шей степени заслуживает звания «человек» в сравнении с теми, кто находит­ся по другую ее сторону. В течение истории эти границы активно перестра­ивались, и темпы их изменений в последние годы становятся всё больше. В статье рассмотрены изменения на пяти таких границах: между мужчи­нами и женщинами, между разными религиозными конфессиями, разны­ми национальностями и расами, между здоровыми людьми и инвалидами (в том числе между психически здоровыми и сумасшедшими), а также из­менение со временем отношения к бомжам и бродягам. Рассматриваются последствия изменений, которые уже произошли или намечаются на каж­дой из этих пяти границ.

Автор полагает, что обязательным фактором мирового экономическо­го развития всегда было деление «свой – чужой». С помощью такого деле­ния в экономической деятельности порождается доверие, которое являет­ся важнейшим институтом, необходимым для существования и развития экономики и социальной организации. Доверие облегчает взаимодействие экономических агентов и облегчает функционирование денежно-кредит­ных механизмов.

Масштабные попытки стирания границ между людьми предпринима­ются через перевороты и революции, но они приводят к замене существо­вавших ранее границ между людьми на новые. Попытка ликвидации со­словий приводит к порождению новой системы границ – на основе иму­щественного неравенства. Попытка ликвидации имущественного неравен­ства и эксплуатации человека человеком приводит к порождению новой системы границ – по месту в вертикали власти, по членству в правящей партии и другим. Делается вывод о том, что при любых реформах и ради­кальных преобразованиях целесообразно предвидеть формирование но­вых границ, а также оценивать, насколько они лучше прежних в плане со­циальной справедливости и экономической эффективности.

Изменения структуры границ между людьми имели практическую на­правленность, но они подготавливали появление нового течения обще­ственной мысли – постгуманизма, главный тезис которого состоит в том, что человек не является исключительным созданием. Постепенно уходят в прошлое поиски внутри человеческого общества тех, кто в большей или в меньшей степени может считаться человеком.

В статье рассматривается проблематика личной идентичности субъ­екта. Разбор этого понятия представляется весьма актуальным, поскольку в сегодняшнем публичном пространстве понятие идентичности исполь­зуется, во-первых, как непроблематическое, а во-вторых, как всецело поли­тизированное. Для философии анализ понятия идентичности важен, по­скольку именно философия может посмотреть на идентичность субъекта непредвзято и тем самым деполитизировать это понятие, а онтология как раздел философии способна осуществить действительно фундаменталь­ное и всестороннее исследование понятия идентичности субъекта. Личная идентичность оказывается онтологическим понятием, потому что субъект существует как идентичный самому себе, а последовательное размышление о способах существования субъекта неминуемо приводит нас к обнаруже­нию понятия его идентичности.

Предметом статьи является личная идентичность субъекта. Опираясь на философскую методологию и на метод исторического анализа, автор исследования рассматривает личную идентичность как нечто несамооче­видное, помещая ее в концептуальную рамку субъективности, предложен­ную Левинасом. Личная идентичность субъекта рассматривается как место встречи того же самого и другого. В настоящем исследовании человеческая идентичность предстает одновременно как пространство и как результат столкновения привычного опыта и новых впечатлений (в терминологии Левинаса – тождественного и иного). Раскрывается темпоральная структу­ра идентичности субъекта. Выдвигается концепция онтологического кри­терия личной идентичности и рассматриваются четыре исторические кон­цепции, предлагающие такой критерий: Локка, Юма, Канта и Парфита. Обнаруживаются, соответственно, четыре онтологических критерия: со­знание, память, трансцендентальный критерий и психологическая непре­рывность. Каждый критерий анализируется, встраивается в онтологию личной идентичности субъекта, прослеживается его роль в организации ее темпоральной структуры. Результатами исследования являются рекон­струкция обнаруженных понятий в статусе онтологических критериев лич­ной идентичности, проводится их сравнительный анализ. Делается вывод о том, что из всех проанализированных критериев наиболее последова­тельным оказывается психологическая непрерывность Парфита, посколь­ку она одновременно утверждает возможность личной идентичности субъ­екта и очерчивает границы применения этого понятия. Однако она плохо встраивается в концептуальную рамку Левинаса, так как не решает экзи­стенциальных и онтологических проблем, существующих вокруг понятия личной идентичности.

В истории философской мысли минувший ХХ век был ознаменован великим поворотом, вызванным крушением прежней интеллектуальной, культурной и мировоззренческой парадигмы, характерной для эпохи классического модерна. Выступающий в качестве разрушителя этой парадигмы постмодернизм поставил на первое место «эффективность языка», освободив его от морали и истины и сведя к передаче информации независимо от степени честности или нечестности занимаемой заинтересованной стороной позиции. Именно в философии постмодернизма язык в своем функциональном и особенно в аксиологическом отношении подвергся насильственной деградации. В постмодернизме язык перестает быть инструментом познания реальности, оставаясь орудием стратегии убеждения. В отличие от постмодернизма философия эпохи модерна никогда не переставала жить историей и наследием мировой философской мысли, значение которой в истории культур и цивилизаций всегда признавалось в качестве начала всех последующих интеллектуальных и технических достижений человечества. Ключевое место в статье занимает анализ фундаментальной онтологии Хайдеггера, созидающего «теологию без Бога» и отвергающего божественную реальность, без осознания которой единственной возможностью остается полный пессимизм. Таким образом, философия не должна отказываться от своего собственного предназначения в поисках телеологического смысла в оценке и интерпретации бытия человека в мире. Новое осмысление бытия мира и человека нашло свое оформление в философии экзистенциализма и постмодерна. Присущие философии Ж.-П. Сартра, Н.А. Бердяева, К. Ясперса, М. Хайдеггера, Ж. Деррида, М. Фуко и Р. Рорти новые подходы к интерпретации человека, его языка, мышления, сознания и веры стали предметом рассмотрения в настоящей статье. Автор показывает, что именно философия классического модерна, опирающаяся на христианское учение с его ориентацией на жизнь будущего века, является альтернативой постмодернизму.

В статье рассматриваются три версии структуры философии Эпикура. Согласно первой версии, философское учение Эпикура состоит из трех частей – физики, этики и каноники. В пользу этой версии говорит устоявшаяся традиция в истории философии. Важную роль в формировании этой традиции сыграли такие авторы, как Цицерон, Сенека, Секст Эмпирик, Диоген Лаэртский. Согласно второй версии, философское учение Эпикура ограничено двумя частями – физикой и этикой. Каноника не рассматривается в качестве отдельного раздела, а считается частью физики. Основанием для этой версии является акцентирование внимания в текстах Эпикура на двух учениях – о природе и образе жизни. О двухчастной структуре эпикуреизма сообщают также некоторые позднеантичные авторы. Согласно третьей версии, философское учение Эпикура не имеет строгого разделения на отдельные части. Прежде всего об этом говорит отсутствие ясных высказываний Эпикура о структуре своего учения. Также из текстов Эпикура следует, что он придерживается целостного взгляда на философию, при котором отпадает особая необходимость в ее разделении на отдельные части. Кроме этого, Эпикуру приписываются сочинения, о классификации которых ничего не сообщается. Это может говорить о слабой проработке у Эпикура вопроса о структуре философского учения. Было установлено, что Эпикур не разделяет представлений Платона и Аристотеля о классификации наук. Представлению о разделении наук на теоретические, практические и творческие Эпикур противопоставляет мнение о разделении наук на полезные, способствующие обретению безмятежности, и бесполезные, не способствующие достижению этой цели. Расхождение Эпикура с академиками и перипатетиками по данному вопросу способствует предположению о том, что Эпикур не разделяет и других представлений своих оппонентов, в том числе о трехчастной структуре философии.

В статье проводится обзор разножанровых текстов русской интеллектуальной литературы второй половины XVIII – начала XX в., содержащих структурированные биографии Аристотеля: словарей и энциклопедий, учебных пособий, просветительских и научных изданий. Выделяются семь основных хронологических периодов истории создания биографий философа, определяются их особенности и источниковая база. Особое внимание уделяется личностям авторов. Отдельным блоком рассматриваются ключевые биографии Аристотеля, написанные в советское время. В основной части статьи в хронологической последовательности подробно описывается каждый из выделенных периодов, рассматривается история создания отдельных биографических работ. Отмечается, что содержание изученных текстов варьируется от полноценных биографических очерков до кратких заметок, перечисляющих лишь основные факты либо этапы жизни Аристотеля. Делается вывод о вспомогательном характере данных работ, где к биографии философа зачастую обращались при составлении тематических энциклопедических и словарных статей или же исторических справок в учебных и просветительских целях. При этом информация заимствовалась по преимуществу из зарубежных энциклопедических изданий и научно-популярных работ, посвященных Аристотелю. Вышеперечисленные особенности содержания изученных текстов позволяют лишь условно именовать их русскими биографиями Аристотеля. Среди обозначенных авторов – ученые самых разных областей, философы, публицисты, богословы и популяризаторы науки. Отмечено при этом, что в их числе отсутствовали профессиональные исследователи, целенаправленно занимавшиеся изучением биографии Аристотеля. Наиболее значимыми для русской культуры изученного периода определяются работы С.Я. Нечаева, Г. Воскресенского, С.С. Гогоцкого, С.Г. Ковнера, Е.Ф. Литвиновой, С.Н. Трубецкого.В статье проводится обзор разножанровых текстов русской интеллектуальной литературы второй половины XVIII – начала XX в., содержащих структурированные биографии Аристотеля: словарей и энциклопедий, учебных пособий, просветительских и научных изданий. Выделяются семь основных хронологических периодов истории создания биографий философа, определяются их особенности и источниковая база. Особое внимание уделяется личностям авторов. Отдельным блоком рассматриваются ключевые биографии Аристотеля, написанные в советское время. В основной части статьи в хронологической последовательности подробно описывается каждый из выделенных периодов, рассматривается история создания отдельных биографических работ. Отмечается, что содержание изученных текстов варьируется от полноценных биографических очерков до кратких заметок, перечисляющих лишь основные факты либо этапы жизни Аристотеля. Делается вывод о вспомогательном характере данных работ, где к биографии философа зачастую обращались при составлении тематических энциклопедических и словарных статей или же исторических справок в учебных и просветительских целях. При этом информация заимствовалась по преимуществу из зарубежных энциклопедических изданий и научно-популярных работ, посвященных Аристотелю. Вышеперечисленные особенности содержания изученных текстов позволяют лишь условно именовать их русскими биографиями Аристотеля. Среди обозначенных авторов – ученые самых разных областей, философы, публицисты, богословы и популяризаторы науки. Отмечено при этом, что в их числе отсутствовали профессиональные исследователи, целенаправленно занимавшиеся изучением биографии Аристотеля. Наиболее значимыми для русской культуры изученного периода определяются работы С.Я. Нечаева, Г. Воскресенского, С.С. Гогоцкого, С.Г. Ковнера, Е.Ф. Литвиновой, С.Н. Трубецкого.