Идеи и Идеалы

В статье выделяются ключевые принципы организации выставочной деятельности в СССР и рассматривается их реализация в проектах национального павильона на биеннале в Венеции. Советский павильон в начале исследуемого периода организуется по принципу всесоюзных выставок: с помощью групповых выставок демонстрируется национальное и культурное многообразие страны, преемственность поколений. Представляются различные виды изобразительного искусства, прославляющие идеалы социализма. В дальнейшем политические изменения в стране находят отражение в экспозиции национального павильона. Продвижение советского реалистического искусства происходит более мягкими методами культурной политики, усиливается ориентация на вкусы зрителей и подстройка под формат биеннале. Критическая риторика становится менее резкой, проводятся персональные выставки некогда запрещенных авангардистов. Происходит всё более заметная интеграция в общеевропейский художественный контекст. Кульминации эта тенденция достигла на биеннале 1990 года, когда в советском павильоне экспонировалась работа Роберта Раушенберга – представителя некогда враждебного искусства поп-арта. Для этой выставки молодые отечественные художники создали работы – оммажи Раушенбергу.

Венецианская биеннале рассматривается как художественное, экономическое и политическое событие. Анализируется роль идеологии в международных художественных выставках. Показано, что идеологический аспект выражен не только в проектах социалистических стран, которые принято считать частью пропаганды. Довольно отчетливо он прослеживается и в западных кураторских проектах. С помощью анализа архивных материалов, интервью и статей воссоздается система отбора экспонатов и методы проведения культурной политики посредством биеннале.

В статье рассматривается институт президентства, оказывающий существенное воздействие на культурную политику и «культурный суверенитет» Приднестровья. Отмечается, что развитие культуры республики напрямую связано с личностью лидеров ПМР, их вовлеченностью в культурно-исторические процессы, происходящие в государстве.

Обозначается, что именно институт президентства выступает тем действенным императивом развития культурной политики страны под влиянием правового статуса, территориального расположения республики, выстроенной образовательной и наградной системы, которые формируют творческое сообщество и лидеров культуры, определяя содержательное ядро их функционирования, интенциональности социально-культурного функционирования края, сохранения его уникальности и «культурного суверенитета». Через призму образовательной, просветительной и досуговой деятельности, корреляции функционирования национально-культурных объединений и творческих союзов рассматриваются три этапа, когда у руководства молодой республики стояли разные лидеры. Продемонстрировано, как смена социально-нравственной дифференциации приоритетов, обусловленная сменой курса, проводимого институтом президентства, приводит к определенным «качелям» в обществе, нарушению паритета поликультурных интересов, разбалансировке духовного сознания культурных элит. Автор доказывает, что именно личное участие главы государства, особенно в президентской республике, под воздействием внутриполитических событий влияет на содержательное ядро и акценты в культурной политике, темпы выполнения обозначенных задач, степень их реализации.

Историографический обзор культурной политики Приднестровья, определение основных направлений развития в конце XX и первой четверти XXI века выполнены на основе перспективных методологических подходов к проведению культурных исследований, основанных на синтезе практических, экспериментальных методик и теоретического осмысления научных результатов.

Настоящая исследовательская работа посвящена философским мотивам в творчестве одного из ведущих деятелей культуры Серебряного века – поэта, писателя и философа Н.С. Гумилёва. Его трагическая судьба – один из примеров печальной поэтической «традиции» российской культуры (Пушкин, Лермонтов, Маяковский, Есенин и др.). В настоящей работе анализируются философско-лингвистические особенности поэтического и теоретического стиля «акмеизм», у истоков которого и стоял Николай Гумилёв. В социально-философском плане интенции Гумилёва были связаны с оформлением концепции адамизма, которая предполагала анализ человека как Личности (наиболее полно это отразилось в композициях «Капитаны», «Путь конквистадоров» и др.) в сравнении с ницшеанским «сверхчеловеком». Адамизм определяется как твердый и ясный взгляд на жизнь. Бесстрашие здесь прямо связано с этикой, духовно-нравственными ценностями, а корни его уходят в многообразие человеческого существования и структуру бытия. Гумилёв был ориентирован в своей философии на возвеличение феномена мужества. Для Ницше его лозунг «Бог умер» не означал возвеличение человека, а лишь констатировал переизбыток индивидуального в каждой личности. Гумилёв же придерживался идеи «трансцендентального человека», которая предполагала единство природной сущности Человека в синтезе с надприродными (высшими, то есть духовными) началами. Обоснование концепта трансцендентального человека и составило цель настоящей статьи. Анализ поэтических и публицистических произведений Гумилёва даёт дополнительные аргументы того, что он разделял идеи «трансцендентального человека», которые впоследствии были развиты в философии персонализма Н.А. Бердяева. Оба русских философа и писателя отстаивали идею творческого и свободного человека, способного к самоутверждению. Самоутверждение Человека для них неразрывно связано со способностью к Самопознанию. Но стоит отметить, что взгляды Бердяева и Гумилёва на роль общества и государства в жизни человека имели определенные различия.

Предметом внимания статьи является неопрагматическая эстетика – ее становление, методологические основания и специфика объекта исследования. Для раскрытия заявленной цели автор обращается к работам американского философа Ричарда Шустермана, который наиболее последовательно и отчетливо обосновывает эту философскую позицию. Американский философ, несмотря на сильное влияние аналитической школы, восстанавливает связь с прагматизмом, с эстетикой Джона Дьюи, указывает на тупики и проблемные точки аналитического подхода. В статье представлена эволюция американской философской эстетики с акцентом на переходный этап от аналитической традиции к неопрагматической. Показано, что попытка Шустермана избавиться от «платонического клейма» в философии искусства осуществляется за счет критики аналитической эстетики. Так, Шустерман приводит критические аргументы по поводу утвердившейся привычки идентифицировать искусство в его многовариантном проявлении с понятием высокого изящного искусства, ассоциированного с возвышенным и истинным искусством. Шустерман смещает фокус внимания с проблемы дефиниции искусства на аналитику эстетического опыта, что позволяет ему трансформировать эстетику в сомаэстетику – телесно ориентированную практическую философскую дисциплину. Автор приходит к выводу, что концепция сомаэстетики Шустермана возникает в полемике с фундаменталистскими основаниями в эстетике, а именно с традицией отличать объекты, произведения искусства от того, что таковыми не является, т. е. давать дефиницию искусству. Автор замечает, что ключевой фигурой для формирования теоретической базы сомаэстетики послужило знакомство Шустермана с позицией Ноэля Кэррола, который от поиска сущности искусства переходит к исследованию внутренних стандартов и мотивов искусства. Шустерман, подхватывая эту стратегию, утверждается в своей антиэссенциалистской позиции. В полемике с коллегами он смещает и переосмысливает проблемное поле эстетики, объявляя войну платонизму, критикуя греческую философскую традицию, которой мы обязаны тем, что практическая деятельность стала цениться гораздо меньше, чем теоретическая. Наряду с этим автор делает вывод о софистической стратегии и логике мышления Шустермана, приводя аргументы из работы постмодернистской исследовательницы Барбары Кассен.

Предметом исследования настоящей статьи являются художественные практики современных российских немцев, реализуемые ими в рамках фестиваля культуры «Немецкая Слобода». Доказывается, что фестивальные художественные практики принадлежат «культуре этноса» (согласно классификации В.Г. Бабакова), т. е. являются сочетанием этнического и привнесенного извне компонентов. В качестве последнего выступают художественные практики постмодернизма, такие как перформанс, хэппенинг, энвайромент и их разновидности. Научной новизной статьи является рассмотрение традиционной культуры российских немцев в контексте художественных форм, методов и приемов современности. Задачи работы включают в себя анализ художественных практик фестиваля культуры российских немцев «Немецкая Слобода» с точки зрения соотнесения этнического содержания и современных форм его подачи, а также анализ развития вышеупомянутых художественных практик в истории фестиваля. Для достижения поставленных целей и задач используется историко-генетический метод, позволяющий проследить взаимоотношение этнического традиционного и современного новаторского в художественных практиках, а также структурно-функциональный метод, демонстрирующий художественные практики современных российских немцев как неотъемлемую часть их духовной культуры. В результате анализа художественных практик фестиваля культуры российских немцев «Немецкая Слобода» делается вывод о культуре современных российских немцев как синтезе имманентного и трансцендентного, как сочетании следования социокультурному опыту предшествующих поколений (традициям) и стремления ныне живущего поколения к изменениям – новациям. «Культура этноса» современных российских немцев находится в стадии модификации и трансформации ее форм, творческого экспериментирования, поиска индивидуально-личностного начала при неизменной опоре на коллективный традиционный опыт прошлого. Семилетняя история фестиваля культуры российских немцев «Немецкая Слобода» отчетливо демонстрирует активное применение постмодернистских художественных практик, при которых искусство покидает традиционные пространства (галерею, музей, концертный или театральный зал) и завоевывает новые пространства, не обязательно связанные с искусством.

В статье обсуждается проблема отказа от изображения красоты в современном танце. Указывается, что тема отчаяния, страха, насилия, депрессии, подавленности начинает доминировать в современном танце с момента его возникновения в 20-х годах прошлого столетия. Описываются характерные особенности движений и пластики в экспрессионистском танце, в школе М. Грэхем: сломленная вертикаль, ввернутость внутрь грудной клетки и стоп, резкость и конвульсивность движений, удары, направленные на себя, и др. В статье последовательно рассматриваются возможные причины указанной тенденции, такие как техническая легкость и доступность, меньшая энергетическая затратность «печальных танцев», а также возможность продемонстрировать оригинальность, нонконформизм, выразить социальный протест и т. п. Существует мнение, что выражение патологических мотивов, негативных переживаний, страхов в искусстве способствует освобождению от их разрушительного действия в реальной жизни. Такой подход подвергается сомнению, поскольку встречается и обратный механизм: в результате просмотра соответствующих сюжетов (например, сцен насилия) возникает заражение эмоциями, возникают образцы для подражания, снижаются пороги допустимого. Наряду с критикой ряда направлений в современном искусстве подчеркивается важность понятия уродства для культуры. Встреча с собственным несовершенством, физической, психологической, нравственной немощью играет существенную роль в духовном становлении человека. Однако современное искусство, в том числе рассмотренные танцевальные перформансы, идут по пути утверждения уродства как новой нормы и культивируют извращенную реальность «больного» творчества распадающейся личности. Выражение красоты, напротив, свойственно целостной личности, стремящейся к совершенству и воспевающей жизнь.

Доминантой творчества В.В. Розанова является религиозная центрированность исканий, вокруг которой и сгруппированы основные темы духовного поиска: тема Бога, тема мира и тема человека. Особенностью их раскрытия стала актуализация интуиции целого, реализованная в творчестве Розанова в конкретных символах, принадлежащих мирам язычества, иудаизма и христианства. Творчество Розанова, несмотря на превалирование в его описаниях религии образов конкретных материальных вещей, актуализирует возможность видения вероисповедания как феномена. Оно базируется на метафизическом фундаменте первой работы Розанова «О понимании», в которой оно рассматривается как темпорально недетерминируемый феномен, соприкосновение с которым позволяет эксплицировать человеческий Дух как целостность. Интуиция целостности и перцепция верования как определенной потенции составляет духовную основу видения Розанова в поздних произведениях, таких как «Уединенное». «Поздний» период творчества мыслителя характеризуется ее усложнением. Розанов переходит в нем от видения этого феномена как целого к видению отдельных образов язычества, иудаизма и христианства, в которых его интуиция явлена как частное содержание. Религиозные искания мыслителя в позднем творчестве оказываются инспирированы пониманием веры как определенной потенции, реализацией которой становится развитие язычества, иудаизма и христианства в истории. Этот сценарий ведет к возникновению новой религии в образовавшемся после деструкции христианства «пустом» пространстве культуры. Предощущение метафизической пустоты, связанной с концом существующих верований, составляет нерв богоискательства Розанова как трагедии. Эта интенция реализуется и в конкретных утверждениях мыслителя как абсолютизация частного, эксплицирующего целое, обусловленная интуициями потенциальности и понимания. Открытый характер поиска и акцентирование на данном феномене сближает интуиции Розанова с дискурсом классической феноменологии религии. Экспликация творчества Розанова осуществлена с помощью метода историко-философской реконструкции и герменевтического метода.

Меньше чем за век в национальном сознании французов и, соответственно, в языке формируется и закрепляется устойчивое понятие «французский сад», ставшее плодом деятельности совершенно конкретных исторических личностей (Андре Ленотра и Людовика XIV). Это понятие можно отнести к лингвокультуремам с ярко выраженным национально окрашенным семантическим значением. Цель статьи – рассмотреть этнокультурные особенности лингвокультуремы «французский сад» в качестве единицы, синтезирующей в себе лингвистическое и экстралингвистическое содержание и актуализирующей культурные фоновые знания, определить ее роль и место в национальном сознании французов, обозначить влияние на формирование французской национальной картины мира. Особое внимание уделяется роли исторических личностей в формировании и развитии феномена «французский сад». Отмечается, что понятие «французский сад» неотделимо от личности придворного садовника французского короля Людовика XIV – Андре Ленотра, самого знаменитого садовника в мировой истории, чье имя стало нарицательным.

Новизна исследования обусловлена самой постановкой вопроса: до сих пор «французский сад» в лингвокультурологическом аспекте не рассматривался. Кроме того, впервые в научный оборот вводятся неизвестные российским читателям первоисточники французских научных исследований и публикаций по теме садово-паркового искусства. Методологическую базу исследования составляет комплекс научных методов, включающий контекстуально-интерпретационный анализ, диахронический подход, метод структурно-семантического и лингвокультурологического анализа лексических единиц с национально-культурным компонентом.

В результате сопоставления теории и анализа языкового материала автор приходит к выводам о том, что на определенных этапах истории в коллективном сознании нации формируются понятия и традиции, становящиеся элементами культурного кода и формирующие основу национальной языковой картины мира. Таким понятием и тянущейся из глубины веков традицией для французов становится искусство возделывания сада, в котором особую важность приобретает его эстетическая составляющая. Сложная взаимосвязь высокого искусства и искусства утилитарного становится неотъемлемой частью повседневной жизни типичных французов.

Одним из инструментов, которые участвуют в преобразовании системы идентичностей на стадии перехода от культуры модерна к культуре постмодерна, является рок-культура, предлагающая человеку ряд возможностей идентификации, обладающих иными свойствами по сравнению с возможностями определения себя, характерными для культуры модерна. На данном этапе происходит частичный отказ от маркеров идентичности, характерных для эпохи модерна: возрастного, профессионального, локального, этнического, национального. Идентичность, формируемая рок-культурой в соответствии с актуальными теоретическими концепциями, может быть отнесена к множественным, нарративным, малым идентичностям. В качестве ее основополагающей характерной особенности рассматривается наличие неопределенного ядра идентичности, под которым понимается совокупность феноменов, воспринимаемых и осмысляемых субъектом в качестве основания для установления собственного тождества с иными субъектами. Эта неопределенность заключается в слабых дефинициях рока, в стремлении субъектов к отказу от положительной идентификации себя с роком, в отрицании существования данного феномена как такового. При этом рок не превращается в собственную противоположность, не принимает на себя функции исключенного Другого, оставаясь объектом центробежного или центростремительного движения.

Помимо этого, ослабление ядра идентичности связано с тем, что понятие рока превращается в средоточие аксиологических устремлений субъекта. Рок-культура присваивается субъектом, превращаясь в абсолютный эпицентр идентификации. Субъектность, таким образом, выводится за рамки собственной личности и наделяется признаками объекта, получая при этом наименование рока. Реальный объект для выстраивания идентичности исчезает, заменяясь субъектом или хотя бы отдельным его сегментом.

Рок-культура порождает идентичность парадоксального типа. Ядро этой идентичности не имеет четкого оформленного содержания, маркеры сложно определить и ограничить, но при этом она подразумевает избыточную лояльность в отношении к номинативному ядру (понятие рока как таковое) со стороны субъекта. Так феномен культуры, обладающий слабыми возможностями для его определения, изначально сводимый к совокупности близких жанров массовой молодежной музыки, превращается в уникальный идентификационный маркер, разрушающий ставшую в условиях культуры модерна устойчивую систему идентичностей и предлагагающий взамен способ пародоксального самоопределения себя субъектом, основанный на системе нарративов и на приписывании объекту идентификации субъектных качеств.

В настоящей статье всесторонне рассматривается и анализируется исторический и культурный контексты трансформации прежнего общества потребления в общество впечатлений («общество переживаний»), анализируемые многими исследователями, от Ж. Бодрийяра и Г. Дебора до Г. Шульце, одноименный труд которого внес значительный вклад в процесс понимания причин изменений в установках потребительского поведения, фиксируемых в течение последних десятилетий. Развиваемая Г. Шульце социальная концепция «потребления переживаний» членами современного общества исследована с точки зрения нарастающего кризиса прежних моделей массового потребления, во всё большей степени перестающих удовлетворять требованиям современности. Особое внимание уделено анализу особенностей дальнейшего развития всех этих представлений в форме возникшей контркультуры антиконсьюмеризма, критики перепотребления и ряда психологизаторских подходов к изучению и поиску решения проблем зарождающейся «экономики эмоций» в ее приложении к содержательно более широкой концепции «эмоционального капитализма» в том виде, как она представлена в ряде работ отечественных и зарубежных авторов