Идеи и Идеалы

Современный энергетический переход является парадигмальным смещением от систем, основанных на ископаемом топливе, к структурам, ориентированным на возобновляемые источники энергии (ВИЭ). Эта трансформация затрагивает не только технологические и экономические аспекты, но также социальные и этические и укоренена в философии устойчивого развития. Особое значение приобретают этические понятия, в том числе концепции энергетической этики и энергетической справедливости, акцентирующие моральную ответственность государств, корпораций и отдельных лиц перед окружающей средой и будущими поколениями. Исторически идеи экологической модернизации и межпоколенческой справедливости сформировали основу научного и политического дискурса, подчеркивая необходимость справедливого и ответственного управления энергетикой. Тем не менее, несмотря на провозглашаемые цели, ключевые игроки, особенно международные нефтегазовые компании, часто не придерживаются принципов общего блага, ставя краткосрочную прибыль выше долгосрочных социальных выгод. Это тормозит переход, усиливает конфликты интересов и подрывает доверие к процессу трансформации. В работе анализируются фундаментальные теоретические основы, лежащие в основе энергетического перехода и интеграции ВИЭ в существующие энергетические системы, с особым вниманием к роли международных нефтегазовых компаний. Утверждается, что для обеспечения справедливого и эффективного перехода необходимо переосмысление корпоративных стратегий через призму справедливости, устойчивого развития и этической ответственности перед будущими поколениями. Основываясь на теоретическом анализе, автор показывает, что успешная энергетическая трансформация требует не просто замены технологий, но и институциональных изменений, переосмысления ценностей и долгосрочной приверженности стратегии устойчивого развития. В заключение подчеркивается важность согласования экономических и экологических приоритетов через инновационные решения, вовлечение заинтересованных сторон и этически ориентированное управление. Предложенная теоретическая рамка может служить основой для дальнейших исследований и практических стратегий в сфере энергетического перехода в XXI веке.

Статья посвящена определению социокультурной позиции, отводимой нормативной этике современной философией. Для этого анализируются доводы, выдвигаемые философией постмодерна против классической идеи нормативности в культуре, а также описываются модели, предложенные ее представителями в качестве альтернативных концепций развития этической сферы. Проводится сравнительный анализ новых этических концепций: антинормативизм, нормативный релятивизм, моральный неоуниверсализм, нормативность «другого». Аргументируется, что, наряду с концепциями, отрицающими идею нормативности (антинормативизм, нормативный релятивизм), в рамках философии постмодерна возникают идеи, создающие фундамент для реинтерпретации идей классической нормативности в их соотнесенности с современным социокультурным опытом (моральный неоуниверсализм, нормативность «другого»).

Делается вывод, что коммуникативная организация современной социальной реальности и произошедшие в ней онтологические изменения позволяют говорить о возникновении коммуникативной онтологии этической кодификации как одного из важных инструментов социокультурной самоорганизации. Социальная система изменяет свою прежнюю жесткую иерархическую природу на сетевую, лишенную смыслового центра и склонную к дальнейшим модификациям. Кроме того, трансформации приводят к постепенному превращению общества из подчиненного объекта в субъект нормативно-ценностной самоорганизации.

Статья посвящена предварительному анализу философской системы русского космизма и оценке потенциала применимости ее идей к вопросам современной биоэтики. Актуальность исследования обусловлена необходимостью поиска новых ценностных ориентиров в условиях постоянно растущих возможностей науки и медицины. Под термином «русский космизм» понимается направление отечественной мысли, совмещающее элементы религиозного и научного мировоззрения, направленного на совершенствование человека. Важнейшим представителем этого направления является Николай Фёдоров. В ходе исследования проводится сопоставление философской системы русского космизма с философской системой трансгуманизма, в результате чего отмечено их сходство. Обе эти системы имеют в своей основе идею «активной эволюции», согласно которой развитие человека как биологического вида должно быть подчинено человеческому разуму. При этом русский космизм имеет и серьезные отличия от трансгуманизма, что не позволяет назвать эти течения мысли тождественными. Тем не менее в статье отмечается, что сходство между ними достаточное для того, чтобы сделать следующий вывод: обе эти философские системы могут быть продуктивно применены в современном биоэтическом дискурсе. При этом на примере проекта всеобщего воскрешения и бессмертия Николая Фёдорова показывается, что русский космизм, даже в отрыве от своих утопических проектов, имеет больший в сравнении с трансгуманизмом потенциал привнесения в биоэтику сильной этической ценностной системы, основанной на приоритете человеческой жизни и личности. Более того, утверждается, что данная ценностная система чужда каким-либо антигуманным евгеническим идеям, что делает ее особенно актуальной в современных условиях. Автор приходит к выводу, что идеи русского космизма, в особенности их этический компонент, могут принести большую пользу в поиске новых подходов к биоэтическим проблемам и в преодолении тенденции к десакрализации жизни в современной биомедицине.

Предпринятая Р. Рорти в книге «Философия и зеркало природы» критика эпистемологии опирается на концепцию познания Дж. Дьюи, понимающего «исследования» как эволюционную смену убеждений. Рорти выделяет две составляющие этого процесса: описание перехода от старой системы вер к новой и освоение новой системы вер. Первая тесно связана с проблематикой сдвига парадигм Куна, а вторая – с герменевтическими инструментами Гадамера. Обе эти линии переплетаются в последующей философии Рорти, подвергаясь изменениям под влиянием прагматистской критики дуализмов западной философии. Но поскольку герменевтика есть лишь одно из средств освоения новых вер, Рорти вводит в оборот более общее понятие «реконтекстуализации». Этот шаг требует ревизии места Куна и Гадамера в поздней философии Рорти. В отношении Куна это выразилось в отказе от куновской привилегированности естественных наук, а то время как роль гадамеровской герменевтики как интерпретации претерпела больший урон. Рорти отрицает универсальность герменевтики, адресуя упрек тем философам, у которых интерпретация выходит на передний план или, по выражению Рорти, «начертана на знаменах философского движения»: Дильтею, Гадамеру и Тейлору. Реконтекстуализация вместо герменевтики реализуется Рорти в виде концепции перевода. Рорти не принимает концепцию радикального перевода Куайна как выражения крайнего скептицизма в понимании чужого лингвистического каркаса и принимает «Принцип милосердия» Дэвидсона, в котором делается упор на интерпретацию с достижением «максимизации» смысла и «оптимизации» коммуникации. Как следствие, Рорти использует возможность полного отказа от онтологии как инструмента описания мира и балансирует на грани принятия чисто «лингвистического» видения реальности.

Две нашумевшие книги о насилии Стивена Пинкера предлагают масштабный метанарратив о движении человечества к разуму, прогрессу и гуманизму. В статье кратко обобщаются основные методологические предпосылки автора. Также анализируется концептуальный каркас теории, которая базируется на нескольких ключевых идеях: государство, взаимовыгодная торговля, укрощение нравов и Просвещение. Предполагается, что общество, проходя последовательно через такие стадии-идеи, движется в сторону большего прогресса и ограничения насилия.

В качестве критических замечаний иллюстрируются ограниченность избранного метода и несоответствие его поставленным задачам. Во-первых, автор использует принятый в криминологии способ подсчета количества убийств на сто тысяч популяции, что может охарактеризовать лишь один сегмент насилия. Во-вторых, измеряемое насилие не всегда коррелирует с другими насильственными преступлениями. Также указываются объективные трудности работы с имеющейся статистикой. В частности, мы сталкиваемся с отрывочностью сведений и несопоставимой методологией сбора данных у предшественников. Дополнительно выявляются ошибки, неточности, а в некоторых случаях сознательные искажения в репрезентации данных. Стивен Пинкер нередко прибегает к слишком масштабным обобщениям и сравнениям сложно сопоставимых случаев. Многие исследователи также замечают, что автор пользуется непрофессиональной литературой. В части концептуальных идей критики замечают неосведомленность автора в современных дискуссиях и игнорирование разночтений в трудах тех классиков, которые использованы в работе. Следует также отметить и достаточно недружелюбный тон дискуссии со стороны всех участников, поскольку спор идет о больших идеях, что нередко выливается в прямые оскорбления и навешивания ярлыков. В заключении отдается должное трудам Стивена Пинкера в качестве коммуникативного вызова научному сообществу, но с содержательной точки зрения попытку доказать неумолимый спад насилия в истории следует признать неудачной. 

В статье поставлен вопрос о соотношении практики искусственного интеллекта и общечеловеческой этики. Тема принципиально важная, поскольку человек и общество, потерявшие этические основания, лишаются человечности. Этика ученых, конструкторов, менеджеров высокого уровня играет решающую роль в современных процессах развития и применения искусственного интеллекта. В их деятельности развивается этика ответственности, берущая свое начало с Манифеста Рассела-Эйнштейна, опубликованного в 1955 г. в условиях ядерного противостояния периода холодной войны. В статье показан современный невероятно быстрый рост и развитие применений искусственного интеллекта в практической жизни людей. Обращено внимание на факт наличия неопределенности в ситуациях практического применения искусственного интеллекта. Подчеркивается значение наличия непредвиденных последствий помимо предполагаемых последствий.  Ставится вопрос о том. кто отвечает за эти последствия – частные лица, корпорации, правительства. Делается вывод, что ответственность лежит на том, кто принимает решение на действие – на акторе. Следовательно, актор находится в ситуации этического риска. Показано, что риск возрастает в силу ряда обстоятельств: 1) разнообразия применений; 2) неконтролируемого безудержного роста разнообразия; 3) трудностей в отслеживании эмпирической ситуации применения; 4) трудностей теоретического анализа ситуации действия. В статье внимание сосредоточено на рисках в практике мирного использования дистанционно пилотируемых летательных аппаратов и автоматизированного оружия, а также их военного использования без подтверждения оператора. Экспоненциальный рост использования информационных технологий, практического воплощения искусственного интеллекта ставит человека в сложную этическую ситуацию – что выбрать: Иметь или Быть? Или же есть что-то третье?

Достижения в области искусственного интеллекта (ИИ) привлекли внимание общественности к цифровой этике и являются движущей силой многих дискуссий по этическим вопросам, связанным с цифровыми технологиями. В настоящей статье анализируются аргументы сторонников и противников искусственного интеллекта, различные подходы к разработке систем ИИ, этические проблемы, связанные с использованием технологий ИИ, в том числе проблема управления искусственным интеллектом и идея активной ответственности за развитие технологий ИИ, общие принципы разработки систем ИИ, сформулированные в основополагающих документах. Методологической основой работы послужил диалектический метод, в процессе исследования использовались сравнительный метод и метод анализа документов. Источниками послужили исследования отечественных и зарубежных авторов, посвященные различным этическим проблемам искусственного интеллекта, европейские «Руководящие принципы этики для надежного искусственного интеллекта» и российский «Кодекс этики в сфере искусственного интеллекта». Показана важность морализации технологий искусственного интеллекта, то есть сознательного развития технологий для формирования нравственных действий и принятия решений. Одна из открытых проблем – найти демократичный способ морализировать технологии, поскольку технологии отличаются от законов тем, что могут ограничивать свободу человека, не являясь при этом результатом демократического процесса. Утверждается необходимость создания независимой международной научной организации для выработки четкого научного взгляда на искусственный интеллект, а также независимого международного органа по регулированию искусственного интеллекта, который бы объединил подходы к пониманию данного феномена со стороны государств, частных компаний и научных кругов.

Современность предъявила новый вызов капитализму, ответом на который может стать появление «морального капитала». С конца ХХ века корпорации убедились в важности сильной идеологии и необходимости разработанной осмысленной корпоративной этики, основанной на ценностях, понимаемых и принимаемых всеми членами компании. Преувеличенное значение личной выгоды в западной философии со времен Адама Смита и Иеремии Бентама привели к формированию «экономического человека», рассматривающего окружающий мир через призму индивидуального материального интереса. Жизненное кредо такого человека «мне хорошо, значит и всем хорошо» стало настоящей угрозой обществу, делая невозможным существование адекватных форм коллективов. В данной статье мы исследуем крупные корпорации, так как они наиболее репрезентабельны в качестве представителей современного капиталистического общества. Анализ деятельности корпораций и их реакций на кризисы показал, что компании, сумевшие пережить критическую ситуацию, как правило через 2-3 года вносят изменения в корпоративную этику, осуществив некоторую рефлексию. Конкурентная среда, требования общества, государства и международных организаций способствуют проявлению большей социальной ответственности, осмысления и фиксации этих изменений. Все типы капитализма, как их увидел Макс Вебер: «грабительский», «авантюристический» и «рациональный», одновременно сосуществуют и в настоящий момент. Сумеет ли капитализм преобразоваться в свою более моральную форму, или мы будем наблюдать возникновение нового общественного строя, покажет время. Если транснациональные корпорации сумеют преодолеть естественную жажду наживы и преобразовать её в желание «приносит наибольшее счастье наибольшему числу людей», расширяя это «наибольшее число» до планетарного масштаба, ответ будет положительным. То, как некоторые из этих компаний преодолевают свои собственные кризисы, вселяет надежду. Время перемен прекрасно тем, что каждый может внести свою лепту в текущие изменения, действуя в соответствии с человеческими нормами морали.

В интервью обсуждается ряд важнейших проблем, связанных с теми социальными и технологическими трансформациями, которые радикально меняют осознание человеком своего места в государстве и среди других людей, и которые определили необходимость такого направления мысли и действия, как биоэтика. Обсуждение начинается с проблемы справедливой доступности медицинской помощи, которая оказывается связанной с положением человека, которое он занимал в советское время, когда фактически его физическое тело принадлежало государству. Государству же принадлежала и его субъектность, а его ценности и интересы представлял врач. Моральной формулой его действий выступал врачебный патернализм, представленный доктриной медицинской деонтологии. Задача настоящего времени для каждого – формирование самостоятельности, способности реализовать себя. Субъектность формируется как ответ на требования, предъявляемые различными биомедицинскими и биоэтическими практиками. Сердцевина этой субъектности схватывается понятием автономии, а формой практической ее реализации является правило добровольного информированного согласия. Эти вопросы упираются в проблему достоинства, которая, в свою очередь, глубинно связана с привычной моделью «другого», когда врач, назначая лечение, назначает его не этому конкретному человеку, а человеку обобщенному.

Обсуждается задача философской критики, состоящая в диагностике зон наиболее вопиющего несоответствия наших знаний, умений, моральных и правовых норм, философских пониманий новой реальности, влияние этой диагностики на формирование философской антропологии Б.Г. Юдина, трактующей границы человеческого в человеке как «зоны фазовых переходов». Обсуждается идея перехода от диалога к беседе. В отличие от диалога, беседа изначально многополюсна, прерывиста и нелинейна, проблемоцентрична. В конечном итоге это подводит к вопросу осмысленности жизни вообще, что, по Аристотелю, является высшей формой существования человека.

Статья посвящена анализу специфики этических теорий, заданных в рамках неопрагматистского дискурса. Исследуются предпосылки имагинативного поворота. Поскольку формирование нового образа этики осуществляется сторонниками прагматизма за счет критики рационалистической традиции, на первый план выходят те категории, которые традиционно связывались со сферой чувственности, с эстетикой. Так, плодотворность решения моральных вопросов в прагматической этике непосредственно зависит от того, насколько активно задействуются ресурсы воображения. В статье предлагается использовать новый термин «имагинативный поворот», схватывающий содержательную специфику подобных этических теорий. Для того чтобы проследить, как трансформировалось представление о способности воображения, сделан историко-сравнительный экскурс. Автором указаны концептуальные основания универсалистской этической теории, в рамках которой воображение относилось к сфере чувственности и не имело привилегированного статуса. Так, рационалистическая традиция, восходящая к ранней греческой философии, при формулировке этических учений отталкивалась в первую очередь от гносеологии, а главной добродетелью была мудрость, ассоциируемая с просветляющим разумом. Последователи фундаментализма Платона и объективизма Декарта рассматривали воображение как производное от слепых чувств. В статье показано, что переходной фигурой от рационалистической традиции к романтической, в которой воображение будет трактоваться как высшая форма активности духа, является Иммануил Кант. На основании герменевтического анализа текстов философа установлено, что у Канта способность воображения оказывается решающей для процесса мышления – знание трактуется им как синтез чувственности и рассудка в деятельности воображения. Также установлено, что эстетика Канта появляется в результате разрешения проблемы координации чистого и практического разума. Обосновывается вывод о том, что адепты прагматизма, рассматривая способность воображения как имеющую нравственную силу, развивают идею, которую впервые отчетливо сформулировал Кант.