Идеи и Идеалы

Статья посвящена некоторым аспектам организации карточных игр, эволюции казино в современной России. Показано, что в связи с криминализацией и другими негативными явлениями игорный бизнес был фактически приравнен к «алкоголизации населения». С конца нулевых годов игровые салоны на территории страны были запрещены, а казино сосланы в особые зоны (на сегодня их пять) на периферию. Это решение напоминает вынужденный компромисс, об этом свидетельствует процедура принятия и главное осуществления соответствующего закона. Показано, что проблему криминализации едва ли удалось решить, поскольку казино и игровые автоматы перекочевали во многом в подполье. Еще одной лазейкой стал интернет. В целом по стране, по оценкам экспертов этого сегмента рынка, доходы бюджетов государства от налогов на казино сократились кратно. В основном зоны едва дышат. Отмечено, что есть и позитивный опыт. Успешной оказалась зона «Приморье». В 2021 году сумма налоговых поступлений в бюджет региона составит около 500 млн рублей, создано порядка 2 тыс. рабочих мест.

Отмечено, что если в середине 2000-х годов потеря доходов от казино в бюджете государства – капля в море, то через 15 лет ситуация изменилась. Едва ли не нормой стали дефициты бюджетов муниципалитетов, многие субъекты Федерации превратились в хронических должников. Требуются новые нетривиальные источники доходов государства.

Утверждается, что из соблазнов, относящихся к азартным играм и способных разрушить психику человека, карты, по-видимому, наименее опасны. Чтобы с учетом плюсов и минусов легализовать игорный бизнес на территории страны, он должен базироваться на новых принципах. Среди них расположение вдали от городов, в районных центрах, жесткий государственный контроль, специальный (но не удушающий) налоговый режим, никаких кредитов игрокам, ограничение на масштабы.

Уровень инновационной активности предприятий отечественной экономики на протяжении большого количества лет не меняется, несмотря на предпринимаемые государством меры. В статье на основе эмпирических данных рассмотрена динамика следующих составляющих инновационной активности компаний высокотехнологичного и низкотехнологичного секторов обрабатывающей промышленности: реализация продуктовых и иных видов инноваций; деятельность по повышению квалификации персонала; приобретение лицензионных иностранных технологий и нематериальных активов. Также с использованием t-критерия проверяется статистическая значимость различий в уровнях инновационной деятельности выделенных высокотехнологичных и низкотехнологичных компаний в разных экономических условиях. Проведенный анализ продемонстрировал снижение доли предприятий, осуществляющих какую-либо деятельность инновационной направленности. Выявлено, что в период экономического роста и высокотехнологичные, и низкотехнологичные компании в одинаковой мере увеличивали инновационную активность. Но в последовавшие затем кризисные годы уровень инновационной активности у высокотехнологичных компаний снижался в меньшей степени, чем у низкотехнологичных компаний. Высокотехнологичные компании в кризис активнее используют «внутренние резервы»: чаще работают над повышением уровня квалификации персонала и внедряют процессные инновации. В периоды высоких и низких темпов экономического роста высокотехнологичные компании чаще закупают новые технологии, однако это не приводит к большей инновационной активности – происходит лишь обновление технологической базы. В период слабого роста экономики компании обоих секторов продолжили снижать свою инновационную активность практически по всем рассматриваемым направлениям. Возобновление тенденций инновационной деятельности периода роста возможно только тогда, когда компании увидят перспективы от реализации мероприятий инновационной направленности.

На основе статистических данных, полученных в результате опроса жителей Новосибирской области, авторы изучили данные по личностной готовности работников к активности в работе, гибкости, адаптивности. Предприятия переходят к гибкой организации, гибким условиям труда. Сотрудники должны быть способны оценивать реальную ситуацию, а также должны быть способны к творчеству. Это все больше беспокоит работников и бизнес. Задача приобретает особую актуальность в условиях поиска и активизации новых источников развития экономики при внедрении новой методологии управления Agile. Оценка оказалась во многом неудовлетворительной. В то же время самооценка потенциала работников оказалась удовлетворительной.   Уровень самостоятельности также оказался удовлетворительным. Желание участвовать в экономике нового типа, с использованием элементов коммерциализации, является неудовлетворительным. Желание работников участвовать в научных разработках, открытиях, изобретениях является неудовлетворительным.  Обоснованность выводов исследования сформирована на самооценках способности, подготовленности (компетенции) и желании (мотивации) к определенным видам деятельности, главным образом к труду и непрерывному образованию.

Статья представляет сравнительный анализ динамики показателей уровня жизни населения в Новосибирской области, Сибирском федеральном округе и Российской Федерации в целом. Цель исследования состоит в том, чтобы определить, как показатели уровня жизни населения по Новосибирской области соотносятся с аналогичными показателями по РФ и СФО и выявить наличие общих и особенных тенденций, закономерностей в изменениях за рассматриваемый период. В качестве информационной базы использовались данные Федеральной службы государственной статистики, в том числе данные её территориальных органов, и данные Министерства внутренних дел Российской Федерации. На первоначальном этапе исследования авторами были рассчитаны – доля населения с денежными доходами ниже величины прожиточного уровня для СФО, так как Росстат этот показатель не считает для уровня федеральных округов, и ряд номинальных показателей с учетом реальных цен. Затем были рассчитаны темпы прироста всех рассматриваемых показателей за исследуемый период. В работе применялся анализ динамики и подход, основанный на сочетании методов статистического, системного и сравнительного анализа. На основании проведённого исследования можно говорить, что большинство показателей уровня жизни населения по Новосибирской области соответствуют тенденциям, наблюдаемым в Сибирском федеральном округе и Российской Федерации в целом. В случае некоторых показателей, таких как уровень занятости, заболеваемость на 1000 человек и др., можно констатировать разнонаправленность темпов прироста по сравнению с Сибирском федеральным округом и Российской Федерацией в целом. По результатам анализа авторы не увидели каких-либо закономерностей в динамике изменений показателей по Новосибирской области.  Исследование охватывает 2011 – 2018 гг., за небольшим исключением.

В статье представлены методические подходы к формированию критерия оценки уровня развития сферы потребительских услуг на территории городской агломерации с учетом определения индикативной нормы предложения производителей услуг. Сформулирована смысловая основа категории «комплектарность» и показана значимость данной категории при подходе к оценке фактического состояния уровня развития сферы потребительских услуг относительно фактического набора предприятий потребительских услуг по отношению к комплекту, выступающему мерилом их количества. Показано, что применение данной методики позволяет выявить неравномерность предложения потребительских услуг относительно их реального спроса и объяснить формирование ценовой политики производителей в условиях отклонения от равновесия спроса и предложения, что в полной мере отвечает принципам теории ценообразования для построения внятной стратегии развития потребительских услуг. Исследования, проводимые на основе применения методики компектарности, позволяют более точно определить видовые и количественные диспропорции предложения на любой территории городской агломерации относительно численности проживающего в нем населения. Оценка предложения потребительских услуг относительно их реального спроса на основе применения методики комплектарности объясняет возможности формирования равновесной цены   при условии наличия или отсутствия пакетного предложения потребительских услуг, включая видовой и количественный показатели. Указывается, что программа или стратегия развития сферы потребительских услуг должна быть направлена на приближение показателя интегральной комплектарности к единице. Именно при этом значении имеет место экономическое равновесие и абсолютное достижение целей стратегического развития сферы потребительских услуг. Такое состояние соответствует понятиям «комплект», «идеальная комплектарность», и служит критерием оценки уровня развития сферы потребительских услуг на рассматриваемой территории.

Статья приурочена к шестидесятилетию XXII съезда КПСС, ставшего важной вехой позднесоветской истории. Съездом была принята третья программа КПСС, провозгласившая, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Одновременно обосновывалась стратегия достижения этой цели. Анализу ее экономических аспектов и посвящена данная статья. Она состоит из четырех разделов. В первом авторы обосновывают назревшую необходимость выявления степени доктринальной преемственности экономической политики позднесталинского периода и времени «хрущевской оттепели». Во втором разделе статьи отмечается, что в исследованиях такого рода ограниченно работают многие традиционные методологические подходы. Их некритическое использование затрудняет поиски ответа на вопрос, почему хрущевскому руководству не удалось реализовать свои амбициозные замыслы. Решение проблемы авторы видят в комплексном анализе пропагандировавшихся идеологем и практической политики. В основном разделе излагаются результаты исследования. Они основываются на детальном сопоставлении основных направлений создания материально-технической базы коммунизма, содержавшихся в сталинском проекте третьей программы партии и в ее хрущевском варианте. Отмечается их обусловленность доминирующими в общественном сознании политическими мифами и идеологемами. В то же время в практической политике руководствовались совсем иными представлениями и интересами. В Заключении делается вывод, что при всех нюансах экономические проектировки, нашедшие отражение в третьей программе партии, конструировались по лекалам «коммунистического прожектёрства», сформулированным в сталинскую эпоху. Они обещали построение общества всеобщего благоденствия в обозримом будущем. Однако на практике развитие экономики, как и прежде, было ориентировано на первоочередное наращивание военно-промышленной мощи. Все другие потребности удовлетворялись по остаточному принципу. Это обернулось разрывом между декларациями о «неуклонном повышении материального благосостояния населения» и реальностью. В результате стратегия коммунистического строительства была дискредитирована, а власть подорвала свой авторитет.

Кратко представлены наиболее правдоподобные гипотезы, объясняющие прорыв наших далеких предков к членораздельной речи и сознанию: ритуалы солидарности (пение, груминг, мимика, жестикуляция), роль «труда», обучение детей, изменения в отношениях полов, рекрутинг (мобилизация для коллективных действий); трансформация гортани, рост мозга, «зеркальные нейроны», перекрытие нейронов; доминирование коалиций над одиночками, самоодомашнивание, необходимость согласования решений; совместная интенциональность, развитие нормативности. Предложена конкретизация принципа «культурного драйва»: новые экологические, социальные и коммуникативные вызовы и заботы ведут к множественным пробам, причем успешное поведение закрепляется как в групповых практиках, психических структурах участников, так и наследственных задатках при многоуровневом отборе и смене множества поколений. Преодоление «языкового Рубикона» таким образом происходило за несколько шагов, или ступеней, в которых структуры, сложившиеся для обеспечения одних забот, приводят к новым заботам, требующим новых структур. Так, в ответ на заботы умиротворения, поддержания порядка в группе, сигнализирования об общем недовольстве, координации действий и др., складывались такие структуры, как эгалитарные коалиции и коллективные практики устрашения, однотипные звуковые сигналы, произносимые в унисон, дрессура и самодрессура, самоодомашнивание, совместная интенциональность, нормативные ритуалы. Показано, каким образом наиболее правдоподобные версии включаются в данную концепцию. Пение хором как ритуал солидарности способствовало умению имитировать и артикулировать. «Зеркальные нейроны» и нейронные перекрытия играли роль обеспечивающих механизмов для процессов имитирования и ассоциирования. Связь между «трудом» и речью была сложной и взаимообусловленной, опосредованной нормативностью. Рекрутинг как сигналы мобилизации к коллективным действия также сделал свой вклад, но только при уже установленном нормативном порядке. Социальное обучение предстает как особый ритуал постоянных проб и поправок, выросший из нормативного ритуала. Свою роль сыграло и установление нового порядка половых отношений, когда в условиях запрета на насилие приходилось привлекать партнеров и партнерш. Речь заместила груминг, а при половом отборе выигрыш получали умеющие четко, убедительно говорить и/или красиво петь. В совокупности все эти процессы усиливали заботы взаимопонимания, которые стали обеспечиваться ритуалами называния, что привело к умножению протослов и дальнейшему росту языковой сложности.

В статье обращается внимание на то, что феномен маргинальности – это образование собственной окружающей среды, хотя и не растворение в ней полностью. Традиционная культура уходит в «подвалы» общества или проявляется в жизнедеятельности и ментальности маргиналов. В обществе, пораженном кризисом, сталкиваются несколько культурных траекторий: нисходящая, восходящая и, для маргиналов, – разрыв традиционных связей и создание своего собственного, совершенно иного мира. По сути, маргинальность – третья культура, особое социокультурное состояние. В статье рассматриваются соответствующие ее компоненты.

Рассматриваются предпосылки глобальной культурной трансформации. Ситуация в Европе начинает принципиально меняться на рубеже I-II тысячелетий. Складывание эпохи европейской Трансформации можно начинать с XI-XIII вв., когда появляется «католическая» Европа. Феноменальным по своим результатам было «Возрождение XII века» – первое действительно общеевропейское Возрождение у истоков эпохи Трансформации. С него началось движение к Высокому Ренессансу. Особо выделяется такое событие, как Крестовые походы (XI-XIII вв.). После Крестовых походов перспективными и преобладающими в Европе и Северной Америке становятся два варианта капитализма, и дальше идет их медленная конвергенция. Рубежным для современников стал XIII век. С одной стороны, Европа, казалось бы, достигла конца истории, создав некую оптимальную модель. С другой стороны, явственно стала видна и обратная сторона представления о «конце истории». Монголы, захватив большую часть Евразии, переформатировали этнополитическое пространство. В этом веке и рождается, по сути, капиталистическая Европа как особый вариант развития.

Выделение эпохи трансформации отнюдь не означает, что следует отказаться от привычного деления европейской истории на известные периоды: античность, средние века, новое время. Эта периодизация удачно подчеркивает социальные и экономические аспекты и дает хронологическое понимание переходных процессов. Эпоха Трансформации более объемна, поскольку речь идет о переходе от многовекового традиционного общества к новому этапу развития человечества. Ни Возрождение, ни Реформация не создали новую культуру. Так называемая буржуазная культура будет многоликой, одновременно и интернациональной и национальной. Главное видится в освобождении человека от прежней мощной цивилизационной модели – латинско-христианской, т. е. имперско-церковной, а в конечном итоге – в формировании нового типа человека.

Статья посвящена исследованию исламской профессиональной музыки устной традиции, в которой наиболее высокоразвитым жанром является макам (maqam) с присущей ему нравственной концепцией духовного очищения. Форма макама – цепь восходящих разделов, содержащих разработку каждой из опорных ступеней лада, ведущих к вершине – кульминации, и затем спуск к исходному тону, к наступлению покоя. Характерная черта макама – воспевание печали, трагедии любовных переживаний. Многожанровая форма макама включает в себя, помимо основной импровизационной составляющей, песенные и танцевальные фрагменты. Драматическая концепция макама предстает как противоречие, конфликт между внутренним миром человека и внешними условиями его существования. Закрепленность за каждым макамом определенного содержания обусловливается его семантическим каноном. В его формировании самое непосредственное участие принимала аудитория. Образная заданность каждого макама, его априорность компенсируется скрупулезным исследованием человеческого переживания. Семантический и структурный каноны макама не препятствуют самовыражению исполнителя в выборе эмоциональных оттенков. Решение частных художественных задач всецело принадлежит исполнителю. Макам представляет яркий тип авторского, лирического переживания коллизии, что связано с классической поэзией Востока, в частности, с газелью. Вершина же личного, авторского осмысления материала – в композиторском творчестве. Наиболее высокое положение макама в исламской традиционной музыке подтверждается возможностью его функционирования в качестве инструментальной музыки. Инструментальный макам отпочковался от одноименного вокально-инструментального вида, сохранив «родительские» образные характеристики. Инструментальный макам есть высшая точка развития исламской традиционной музыки. Исполнители макамов обязаны обладать целым комплексом музыкальных способностей и навыков, приобретаемых в специальных эмпирических школах. Отмечены частные антитезы, иллюстрирующие соотношение «эмоцио – рацио» в драматургии макама: страстное содержание воплощается в строго выверенной форме; «оригинальность – канон»: непосредственное, каждый раз в чем-то новое, эмоциональное наполнение и рациональные его «берега»; эйфория и самоконтроль исполнителя; сосуществование мелодического содержания с полифоническими, имитационными средствами выражения. Макам представляет сквозную, «бесконечную» мелодию с ярко выраженной способностью к саморазвитию. Отмечен элитарный генезис макама и современный демократизм жанра, представлено соотношение двух ипостасей макама: макама-лада и макама-жанра.

Совершенствование цифровых технологий создает условия для нового этапа развития и распространения аудиокультуры. На смену радиоспектаклям пришли аудиокниги, аудиоподкасты, аудиосериалы. Рынок книжной продукции переживает «аудиобум». Отмечается устойчивый рост интереса к аудиокнигам, которые составляют конкуренцию музыкальному контенту. Авторы статьи обращаются к исследованию современного состояния культуры «звучащего слова». В статье исследуется аудиочтение читателей-студентов, социализация которых проходила в условиях масштабного распространения цифровых технологий. Цель исследования: рассмотреть аудиочтение в контексте досуговых и образовательных практик молодежи. Исследование основано на теоретических подходах, рассматривающих феномен аудиопотребления в современных медиа (В.Ю. Баль, М.Ю. Гудова, Ю.П. Мелентьева, V. Erlmann, W. Hagen, A. Kassabian, J.F. Lehmann). Исследованы представления студентов об аудиочтении, его место в их досуговых и образовательных практиках. Для выявления представлений об аудиочтении авторами было проведено социологическое исследование (декабрь 2020 г.), в котором приняли участие 85 студентов. Для исследования использована качественная методология анализа ответов на открытые вопросы. Дизайн опросника включал вопросы о предпочитаемых видах чтения, использовании аудиочтения в образовательных и досуговых практиках, причинах интереса к аудиочтению и возможностях аудичтения как вида образовательного контента. В результате выявлены предпочтения студентов в выборе формата книги (бумажные, электронные, аудиокниги), представления студентов о причинах широкого распространения аудиочтения, преимущества и ограничения аудиокниг, удобные для аудиочтения контексты повседневности, практики применения аудиокниг в образовательной и досуговой деятельности. Авторы рассматривают потенциал аудиокниг в организации образовательной и досуговой деятельности студентов. Выявлены различия в оценках респондентов: одна группа выражает готовность использовать аудиочтение для образования и получения знаний, а другая, напротив, рассматривает аудиочтение только как развлекательную практику и/или фон для рутинных повседневных дел.

Период пандемии COVID-19, когда поведение человека обусловлено ограничениями посещения учреждений досуга, мест торговли товарами и услугами, актуализирует взгляд на городские пространства как на объекты потребления. В статье описываются составляющие элементы городского пространства и опосредованный знаково-символическим восприятием процесс взаимодействия человека с ним. Представлен социально-философский анализ феномена потребления как явления, развертывающегося в рамках понимания праксеологического отношения человека к миру. Исследование содержит синтез нескольких современных концепций, базирующихся на социокультурном подходе. Отталкиваясь от концепции А. Уорда, автор предлагает смотреть на потребление как на процесс, являющийся компонентом почти каждой повседневной практики, характеризующийся оценкой, использованием и присвоением. Акт потребления рассматривается как внутренне ориентированное целерациональное поведение человека, направленное на достижение эмоциональных переживаний как части самостановления личности (Г. Щульце). Связь между эмоциями и потреблением определяется через «воображение», понимаемое, вслед за Е. Иллоуз, как социально обусловленное развертывание культурных фантазий. В повседневных практиках освоения человеком городских пространств обнаруживается комбинация создания и использования, которую представляется возможным концептуализировать через момент присвоения, в ходе акта потребления, рассматриваемого как вторичное производство (М. де Серто). Проанализировано изменение повседневных практик и отношения человека к городским пространствам в период пандемии COVID-19 с опорой на отечественные и зарубежные исследования. Осмысляется возможность закрепления новых форм повседневных практик. Констатируется усиление внутрисубъектной ориентации человека. Предметное поле настоящей статьи актуализирует точку зрения, что концептуализация потребления должна проводиться в рамках междисциплинарного подхода на границах смежных дисциплин, проясняющих мотивы и стимулы акта потребления, поясняющих чувственно-эмоциональное состояние потребителя, конкретизирующих характеристики объекта и процесса потребления, описывающих социаль

Общественный организм постоянно эволюционирует, меняются социополитические обстоятельства жизни людей, что становится объектом не только научно-философской, но и художественной рефлексии. ХХ век – время глубочайших потрясений и перемен в традиционном укладе жизни – внес существенные коррективы в отношение к человеку и пространству его существования. Пытаясь осмыслить новые реалии, философы второй половины ХХ века обращают внимание на разрушительный характер институтов государственной власти как механизмов подавления, закрепляющих насилие на уровне общественной идеологии (Франкфуртская школа, Ж. Бодрийяр, С. Жижек, Э. Гоулднер  и др.). Другой важный постулат философии этого периода – признание деструктивных импульсов неотъемлемой составляющей человеческой природы, наделение их правом открыто существовать в западном мире (Ж. Батай, З. Фрейд, Э. Фромм, Ж. Делез и др.) Вышеизложенные обстоятельства порождают определенную модель действий, которая в статье рассматривается как психопатическая. Психопатия – особый тип личности с характерным антисоциальным поведением, обусловленным генетическими аномалиями. Успехи в изучении психопатии датируются второй половиной ХХ века, при этом последовательный интерес к ней возникает, прежде всего, в области художественной рефлексии. Фигура психопата становится центральной в целом ряде произведений литературы и кинематографа. В статье анализируются романы «Заводной апельсин» Э. Берджесса (1962) и «Осиная фабрика» И. Бэнкса (1984), в которых главными героями выступают личности подростков психопатического склада. Делается вывод, что эти произведения дополняют друг друга, исследуя два основных пространства существования человека – мир города (государства) и мир семьи. В обоих случаях психопатический образ раскрывается в связи с философской мыслью того же периода. Выдвигается предположение, что через обращение к герою психопатического склада интуиция художников фиксирует свершающиеся в обществе изменения, которые философы со своей стороны подвергают осмыслению через обращение к теме человеческой деструктивности. При этом представленное в романах сосредоточение психопатических черт в фигурах подростков указывает на возможность развития психопатической стратегии в будущем.

В этой статье рассматриваются религии, в которых жизнь духовного лидера так же важна, как и его смерть, и где циклы повествований о его смерти (а не только о жизни) нашли свое выражение в искусстве. Будда пожелал умереть, когда ему было восемьдесят лет, в Кушинагаре. Буддизм – одна из редких мировых религий, где существует огромный репертуар образов махапаринаирваны – высшего уровня нирваны, которого достигает Просветлённый (Будда) в момент физической смерти. Буддизм превыше всего ценит освобождение от цикла перерождений и смертей. Подробно описаны сцены и циклы скульптурных и живописных изображений, размещенных в пещерах, разбросанных по всей Евразии, которые дают представление о смерти Будды. Показано, что образы смерти очень важны в разных аспектах – пространственных, материальных и культурных. Эти изображения начали создаваться в Матхуре, совершенствовались в Гандхаре и прошли весь путь через Центральную Азию в Китай и за его пределы. Реликвии, оставшиеся после кремации, хранились в ступах. Они представляли собой продолжение дхармы, т.е. присутствия Будды даже после того, как он ушел. В статье подробно анализируются три пещеры: пещера 26 в Аджанте в Махараштре, Индия; пещера 205 в Кизиле в Куче, Центральная Азия (Восточный Туркестан), и пещера 148 в Могао, Дуньхуан, Китай. Сопоставляются монументальные изображения Умирающего Будды с различными темами, связанными с его смертью: Искушение Демона Мары в пещере 26; рассказ царю Аджаташатру о смерти Будды вместе с кремацией гроба с Буддой в состоянии махапаринирваны в пещере 205. Пещера 148 в Могао содержит наиболее полный набор сцен и изображений, представляющих события до и после смерти Будды в скульптурах и фресках. Кроме того, на больших фресках анализируются китайские интерпретации Чистых Земель.

В настоящее время изучение религиозного знания осуществляется преимущественно в рамках религиозной эпистемологии, что не исключает его рассмотрения и с позиций нонкогнитивистского подхода, например, фидеизма. Однако наибольший интерес представляет когнитивизм, сторонники которого исследуют проблематику религиозного знания, используя ряд стандартов классической эпистемологии, но при этом видоизменяют их, создавая стандарты собственно религиозной эпистемологии. Одним из авторов, развивающих данное направление, является Дж.Греко, который продолжает традицию изучения свидетельств («testimonial evidence») и их роли в формировании и функционировании религиозного сознания. Стремясь упорядочить свидетельские знания, он пытается их типологизировать, выделяя, с одной стороны, знания, представленные как совокупность свидетельских данных, и, с другой стороны, как знания, передаваемые и усваиваемые в процессах коммуникаций, имеющих место, например, внутри религиозного сообщества. Дж.Греко критикует аргументы скептиков, утверждающих невозможность того, что свидетельские данные могут служить достаточным основанием религиозной веры. В статье подчеркивается упрощенность предложенного Дж.Греко подхода, так как он не дифференцирует разные по своим эпистемологическим характеристикам знания, представленные в свидетельствах (в частности, рефлективные и валюативные знания, которые формируются и усваиваются по-разному). Вместе с тем он акцентирует внимание на проблеме, значимой не только для религиозной, но и всей классической эпистемологии, а именно: влияние морального авторитета той или иной формы постижения бытия (науки, религии и пр.) и ее конкретных представителей, вырабатывающих соответствующие знания, на усвоение эпистемических истин как специализированными сообществами (например, научным сообществом), так и обществом в целом.

Философские рассуждения Дж.Греко показывают, что тема религиозных свидетельств в рамках классической эпистемологии не сводится к банальным утверждениям о том, что они не соответствуют ее критериям. Эти размышления затрагивают ряд тем, значимых для данной эпистемологии. Одновременно эти рассуждения указывают и на необходимость разработки религиозной эпистемологии, исходящей из специфики религиозного знания, со своими критериями верификации и методологией его получения.

Религиозное противопоставление (или противостояние) Толстого и Достоевского было оформлено (или даже было во многом создано) и широко разошлось в работах отдельных авторов русской религиозной философии. Почти безоговорочное принятие (или хотя бы сочувствие) религиозности Достоевского наряду с известной критикой поздних религиозных сочинений Толстого жестко закрепилось в православном и общекультурном сознании. Однако противостояние никогда не было принято всерьез. В статье мы хотим обозначить непреодолимую пропасть между двумя художественными образами обретения Бога на примере отношения Раскольникова и Сони Мармеладовой с одной стороны – и отца Сергия (Степана Касатского) и Пашеньки (Прасковьи Михайловны) – с другой. Избранные примеры – парадигматического характера, и они могут быть распространены на другие художественные и религиозные (а также публицистические) работы Достоевского и Толстого. Из наследия русской религиозной философии для рассмотрения избранных в статье литературных произведений («Преступление и наказание» и «Отец Сергий») наибольшее и характерное значение имеет текст Сергея Булгакова «Человекобог и человекозверь». Заданное С. Булгаковым противопоставление Толстого (на примере поздних художественных произведений) и Достоевского (на примере фигуры старца Зосимы) рассматривается нами как misunderstanding. Отмечено, что С. Булгаков предвзято понимает и трактует религиозный смысл поздних художественных текстов Толстого. В статье мы предлагаем другое прочтение «Отца Сергия» и по-другому ставим вопрос о различии в (художественных) образах обретения Бога в текстах Льва Толстого и Федора Достоевского.