Учение о дегенерации и антиэволюционизм в религиозной мысли XIX в.
Храмов А.В.
DOI: 10.17212/2075-0862-2022-14.3.1-230-245
УДК: 215
Аннотация:

Статья посвящена истории понятия дегенерации и тому месту, которое оно занимало в теоретических построениях религиозных критиков эволюционизма. Обычно это понятие ассоциируется с социал-дарвинизмом и другими направлениями эволюционистской мысли. О дегенерации, понимаемой как регресс и возвращение к предковому состоянию, эволюционисты говорили применительно к преступникам, умалишенным и пауперам. Однако в додарвиновскую эпоху консервативно настроенные сторонники библейской картины мира вкладывали в учение о дегенерации иной смысл, противопоставляя его эволюционизму. В их представлении дегенерация привела человечество к отступлению от того высокого положения, в которое Бог изначально поставил Адама и его потомков. Приверженцы этой теории, среди которых можно назвать англиканского епископа Р. Уэйтли и католического кардинала Н. Уайсмена, утверждали, что первые люди были знакомы с цивилизацией, а не пребывали в состоянии дикости, которое Ж.-Ж. Руссо и его единомышленники считали естественным. Согласно антиэволюционистскому учению о дегенерации, образ жизни современных дикарей не может рассматриваться в качестве исходного, поскольку примитивные племена деградировали под влиянием неблагоприятных климатических условий и других факторов.  Сторонники этого взгляда доказывали, что цивилизация не могла зародиться естественным путем, а была дарована человеку Богом. Учение о дегенерации пользовалось большим влиянием, что вынуждало Ч. Дарвина и других эволюционистов, таких как Р. Чемберс и Д. Леббок, полемизировать с ним. Тем не менее, голоса в его поддержку продолжали звучать со стороны религиозного лагеря еще в 1870-е годы. Тот факт, что понятие дегенерации, изначально использовавшееся критиками эволюционизма, затем было встроено сторонниками Дарвина в эволюционистскую картину мира, служит еще одной иллюстрацией того, как победившие парадигмы инкорпорируют в себя элементы предшествующих мировоззрений.

Загробная жизнь Будды: образы паринирваны в Евразии
Дорайсвами Р.
DOI: 10.17212/2075-0862-2021-13.4.2-458-475
УДК: 294.3
Аннотация:

В этой статье рассматриваются религии, в которых жизнь духовного лидера так же важна, как и его смерть, и где циклы повествований о его смерти (а не только о жизни) нашли свое выражение в искусстве. Будда пожелал умереть, когда ему было восемьдесят лет, в Кушинагаре. Буддизм – одна из редких мировых религий, где существует огромный репертуар образов махапаринаирваны – высшего уровня нирваны, которого достигает Просветлённый (Будда) в момент физической смерти. Буддизм превыше всего ценит освобождение от цикла перерождений и смертей. Подробно описаны сцены и циклы скульптурных и живописных изображений, размещенных в пещерах, разбросанных по всей Евразии, которые дают представление о смерти Будды. Показано, что образы смерти очень важны в разных аспектах – пространственных, материальных и культурных. Эти изображения начали создаваться в Матхуре, совершенствовались в Гандхаре и прошли весь путь через Центральную Азию в Китай и за его пределы. Реликвии, оставшиеся после кремации, хранились в ступах. Они представляли собой продолжение дхармы, т.е. присутствия Будды даже после того, как он ушел. В статье подробно анализируются три пещеры: пещера 26 в Аджанте в Махараштре, Индия; пещера 205 в Кизиле в Куче, Центральная Азия (Восточный Туркестан), и пещера 148 в Могао, Дуньхуан, Китай. Сопоставляются монументальные изображения Умирающего Будды с различными темами, связанными с его смертью: Искушение Демона Мары в пещере 26; рассказ царю Аджаташатру о смерти Будды вместе с кремацией гроба с Буддой в состоянии махапаринирваны в пещере 205. Пещера 148 в Могао содержит наиболее полный набор сцен и изображений, представляющих события до и после смерти Будды в скульптурах и фресках. Кроме того, на больших фресках анализируются китайские интерпретации Чистых Земель.

Обоснование свидетельского знания в религиозной эпистемологии: подход Дж. Греко
Хмелевская С.А.,  Яблокова Н.И.
DOI: 10.17212/2075-0862-2021-13.4.2-476-490
УДК: 215
Аннотация:

В настоящее время изучение религиозного знания осуществляется преимущественно в рамках религиозной эпистемологии, что не исключает его рассмотрения и с позиций нонкогнитивистского подхода, например, фидеизма. Однако наибольший интерес представляет когнитивизм, сторонники которого исследуют проблематику религиозного знания, используя ряд стандартов классической эпистемологии, но при этом видоизменяют их, создавая стандарты собственно религиозной эпистемологии. Одним из авторов, развивающих данное направление, является Дж.Греко, который продолжает традицию изучения свидетельств («testimonial evidence») и их роли в формировании и функционировании религиозного сознания. Стремясь упорядочить свидетельские знания, он пытается их типологизировать, выделяя, с одной стороны, знания, представленные как совокупность свидетельских данных, и, с другой стороны, как знания, передаваемые и усваиваемые в процессах коммуникаций, имеющих место, например, внутри религиозного сообщества. Дж.Греко критикует аргументы скептиков, утверждающих невозможность того, что свидетельские данные могут служить достаточным основанием религиозной веры. В статье подчеркивается упрощенность предложенного Дж.Греко подхода, так как он не дифференцирует разные по своим эпистемологическим характеристикам знания, представленные в свидетельствах (в частности, рефлективные и валюативные знания, которые формируются и усваиваются по-разному). Вместе с тем он акцентирует внимание на проблеме, значимой не только для религиозной, но и всей классической эпистемологии, а именно: влияние морального авторитета той или иной формы постижения бытия (науки, религии и пр.) и ее конкретных представителей, вырабатывающих соответствующие знания, на усвоение эпистемических истин как специализированными сообществами (например, научным сообществом), так и обществом в целом.

Философские рассуждения Дж.Греко показывают, что тема религиозных свидетельств в рамках классической эпистемологии не сводится к банальным утверждениям о том, что они не соответствуют ее критериям. Эти размышления затрагивают ряд тем, значимых для данной эпистемологии. Одновременно эти рассуждения указывают и на необходимость разработки религиозной эпистемологии, исходящей из специфики религиозного знания, со своими критериями верификации и методологией его получения.

Толстой и Достоевский: два образа обретения Бога
Родин К.А.
DOI: 10.17212/2075-0862-2021-13.4.2-491-501
УДК: 1 (091)
Аннотация:

Религиозное противопоставление (или противостояние) Толстого и Достоевского было оформлено (или даже было во многом создано) и широко разошлось в работах отдельных авторов русской религиозной философии. Почти безоговорочное принятие (или хотя бы сочувствие) религиозности Достоевского наряду с известной критикой поздних религиозных сочинений Толстого жестко закрепилось в православном и общекультурном сознании. Однако противостояние никогда не было принято всерьез. В статье мы хотим обозначить непреодолимую пропасть между двумя художественными образами обретения Бога на примере отношения Раскольникова и Сони Мармеладовой с одной стороны – и отца Сергия (Степана Касатского) и Пашеньки (Прасковьи Михайловны) – с другой. Избранные примеры – парадигматического характера, и они могут быть распространены на другие художественные и религиозные (а также публицистические) работы Достоевского и Толстого. Из наследия русской религиозной философии для рассмотрения избранных в статье литературных произведений («Преступление и наказание» и «Отец Сергий») наибольшее и характерное значение имеет текст Сергея Булгакова «Человекобог и человекозверь». Заданное С. Булгаковым противопоставление Толстого (на примере поздних художественных произведений) и Достоевского (на примере фигуры старца Зосимы) рассматривается нами как misunderstanding. Отмечено, что С. Булгаков предвзято понимает и трактует религиозный смысл поздних художественных текстов Толстого. В статье мы предлагаем другое прочтение «Отца Сергия» и по-другому ставим вопрос о различии в (художественных) образах обретения Бога в текстах Льва Толстого и Федора Достоевского.

Церковь в современном обществе (на примере российской религиозной ситуации)
Цыплаков Д.А.
DOI: 10.17212/2075-0862-2021-13.1.2-327-341
УДК: 322.24
Аннотация:

Предметом настоящей статьи является понятие Церкви в контексте современной российской религиозной ситуации, осмысленное на основе отечественной философской экклезиологии. Современную религиозную ситуацию можно охарактеризовать как постсекулярную. Отмечено, что Церковь, пережившая в России две волны секуляризации, сохранила свою субъектность. Во многом этому способствовало богословское самосознание Церкви. Можно констатировать, что описание Церкви как конгломерата верующих не соответствует собственному пониманию Церкви в христианской мысли. В статье выявляется онтологическое самопонимание Церкви в трудах С.Л. Франка, А.С. Хомякова, русских богословов. Мистическая реальность Церкви у них предполагается сочетающейся с эмпирическим выражением ее как социального института. Так, В.С. Соловьев рассматривал Церковь в рамках своей теократической утопии, редуцируя в ней предметную область настоящей статьи до простой политической социальной силы. И в настоящее время от эмпирической реальности сообщества христиан ждут встраивания в определенный социальный функционал. Между тем, протопресвитер Николай Афанасьев указывал на эсхатологическую реальность, на Церковь как эсхатологический субъект, как на Град Божий (по словам блаженного Августина), лишь пребывающий в граде земном. Поэтому на основе взаимодействия Церкви и общества вычленяется ее социальная онтология. Выделение здесь субъект-субъектных отношений показывает, что субъектность Церкви имплицитно присутствует в рамках социальной деятельности во взаимодействии со светским обществом. Понятие субъектности помогает раскрыть в социальном анализе сущность двойственной природы Церкви. Как эсхатологический субъект она есть Тело Христово, и во главе ее Богочеловек Христос. Потому Церковь есть богочеловеческое единство. Но в темпоральном порядке вещей, в секулярном аспекте Церковь предстает как организация, выполняющая определенные социальные функции, либо как одна из частей совокупного социального института религии. В статье указывается на опасность институциализации для Церкви, при которой она может потерять социальное измерение своей субъектности, что не соответствует мистическому самосознанию ее самой. Основная проблема заключается в том, что Церковь, выполняя посторонние для себя запросы социума, не может в результате выполнять свою основную функцию – быть «столпом и утверждением Истины» (1 Тим. 3:15), как писал об этом Н.А. Бердяев. В статье резюмируется, что в современном российском обществе Церковь должна обладать собственной социальной субъектностью для того, чтобы пройти эту точку выбора и создать работающую модель взаимодействия с обществом, в том числе со светским обществом. Субъектность Церкви является одним из условий ее устойчивого существования в социуме, в том числе в современной России.

Технологический и религиозный субъект мировоззрения
Нагорнов Е.А.
DOI: 10.17212/2075-0862-2021-13.1.2-342-356
УДК: 130.2
Аннотация:

В условиях идеологического утверждения церкви в современном российском обществе всё чаще постулируется неотмирное происхождение религиозного субъекта, из которого выводится всё многообразие окружающего мира. Такой метафизический единственный взгляд на исток религиозного субъекта представляется автору методологически неверным и обедняющим исследовательское поле. В статье в рамках компаративистского подхода рассматриваются ценностные установки технологического (научного) и религиозного субъектов. Демонстрируется мировоззренческая близость данных субъективностей, выстраиваются новые пути концептуализации религиозного субъекта. Автор исследует сущностную близость процессов сборки религиозных и научных (технологических) идеологических машин. Рассматриваются типологии религиозного и технологического субъектов, ведется поиск новых методологических подходов, могущих стать средством переосмысления устоявшихся практик историописания религиозного субъекта. С точки зрения автора, религия близка науке, особенно на ранних стадиях своего развития. Религия, как и наука, не намерена мириться с предлагаемыми историческими и социальными обстоятельствами установленного миропорядка, но хочет сама формировать их на своих условиях. И религиозный субъект, и ученый, разрабатывающий новое революционное направление, хотят активистски изменить мир, властвовать в нем согласно своим правилам. Торжество религиозного и технологического субъектов рассматривается в исследовании как «вторжение новых акторов», как результат кропотливой работы по созданию собственных сетей. Это позволяет объединить изобретателей эпохи модерна и, например, первых христиан. Позволяет соединить миры научной лаборатории и религиозной общины, активно рекрутирующих своих сторонников. Такое понимание религиозного субъекта может стать средством переосмысления устоявшихся идеалистических практик его репрезентации, а также идей «имманентного развития религии». Настоящее исследование пытается несколько расширить трактовку религиозного субъекта, поставить под вопрос его метафизическую тотальность и универсальность, создать новое исследовательское поле для будущих изысканий.

Диалектика творения и проективная структура пространства
Городецкий М.В.
DOI: 10.17212/2075-0862-2021-13.1.2-357-376
УДК: 111
Аннотация:

В статье рассматривается креационизм как исторически и научно-философски актуальный принцип, обозначающий онтологическое устройство мира. Вне рамок религиозной трактовки автор говорит о диалектике творения, которая раскрывается в качестве импликативной связи единого и ничто. Логическая инверсия, действующая изнутри этой импликативной связи, постулируется как принцип фундаментальной негации, образующий, по мнению автора, подлинную и драматическую суть мира как творения. Автор дистанцируется от распространенной дискуссии между эволюционизмом и научным креационизмом. Заявляется о ее несоответствии самому предмету креационизма, понимаемому как импликация сущего из ничто. Автор сосредотачивается на рассмотрении «из ничто» как чисто диалектического / метафизического принципа и базируется отчасти на гегелевской диалектике бытия и ничто, отчасти на неоплатонистской концепции единого. Отказываясь от средневековой трактовки темпорального начала и гегелевской трактовки тождества, он выводит схему логической связи единого и различного, внутри которой постулируется образующий творение разворот. Единое и различное дизъюнктивно меняются местами, единое становится сущим, а различие вне единого образует ничто. Утверждается, что этот постулат, в частности, опровергает тезис «о грехопадении».

Во второй части статьи излагается пространственно-феноменологическая гипотеза. Дается описание пространства как геометрически-семантической поверхности, которая называется автором проективной структурой. Путь к этой гипотезе выстраивается из феноменологической проблемы двойственности геометрического предмета, следствием чего является проблема онтологического перехода между точкой и линией (в апориях элеатов, в частности) и связанная с нею проблема пространственной конгруэнтности / параллельности. По мысли автора, потенциалом решения этих, по сути не математических, а метафизических, вопросов обладает проективная геометрия, в которой параллельные пересекаются в «бесконечной удаленности», а пространство дополняется «бесконечно удаленной» плоскостью. Суть решения, во-первых, в допущении единой поверхности, фундирующей переход, во-вторых, в описании воспринимаемого мира как результата специфического разворачивания и замыкания этой поверхности, образующего проективную структуру. Ключевой в этой части является демонстрация поверхности трехмерного объекта как феномена перцептивно-семантического разворачивания, который можно выстроить в качестве действия сознания, последовательно редуцируя привычную схему. Важным аспектом рассмотрения проективной структуры является корреляция с «поверхностью» Ж. Делёза.

Общая идея статьи в том, что диалектическая схема творения и принцип проективного пространства онтологически совпадают: логический разворот в связи единого и ничто и проективно структурное разворачивание – одно и то же.

Кого хранит Великая Богиня: нарративы и практики неотрадиционализма в современных религиозных представлениях тюрков Южной Сибири
Ерохина Е.А.
DOI: 10.17212/2075-0862-2020-12.3.2-376-391
УДК: 316.7
Аннотация:

В статье рассматривается эволюция традиционной религии тюрков Южной Сибири под влиянием модернизации. Решается задача выявления предпосылок смещения гендерной асимметрии в пользу феминизации религиозных верований хакасов и алтайцев. Методологическим основанием исследования является концепция социокультурного неотрадиционализма. Сакрализация достопримечательных мест и связанных с ними памятников историко-культурного наследия рассматривается как один из способов преодоления травмы коллективной памяти, вызванной модернизацией. Для аргументации своей позиции автор обращается к кейсам, иллюстрирующим стремление увидеть в археологических артефактах источник сакральной мощи этнической общности. В коллективной памяти алтайцев и хакасов такой силой обладают символы, связанные с женской репродуктивной и охранительной способностью. На примере общенациональных культов, сложившихся вокруг поклонения Хуртуях-Тас и Ак-Кыдын, показана специфика нарративов и практик неотрадиционализма у южносибирских тюрков. Особое внимание уделяется связи сакрального и светского в формировании этноконфессионального нарратива вокруг идеи женского божества как покровителя и хранителя жизненной силы народа. Анализируются случаи конфликтного и бесконфликтного совмещения в публичном пространстве двух ипостасей одного памятника: музеефицированного археологического артефакта и сакрального объекта религиозного поклонения. Обосновывается тезис о том, что с внедрением в общественное сознание элементов научной рациональности религиозный дискурс приобретает новое дыхание, становится элементом общественно-политической жизни национальных республик Южной Сибири. В статье делается вывод о размывании патриархального базиса традиционной культуры и замещении его исчезающих элементов символами, ассоциируемыми с женскими началом. Эмпирическую базу исследования составили результаты социологических экспедиций, осуществленных автором с 2003 по 2018 гг. в Республику Алтай и Республику Хакасия.

Богословие и теория эволюции: конфликт, которого не было
Храмов А.В.
DOI: 10.17212/2075-0862-2019-11.1.2-307-326
УДК: 215
Аннотация:

В статье приводится критический анализ тезиса о конфликте между наукой и богословием. Тезис восходит к авторам второй половины XIX века, таким как Томас Гексли, Джон Дрейпер и Эндрю Уайт, и в дальнейшем активно эксплуатировался в советское время. На примере истории геологии и эволюционного учения в XIX веке демонстрируется несостоятельность этого тезиса. Вместо того чтобы конфликтовать с наукой своего времени, духовенство XIX века зачастую искало пути примирения с ней, а в некоторых случаях личным участием в научных исследованиях способствовало ее прогрессу. В этом отношении особенно показателен пример англиканского геолога и священника Уильяма Бакленда, который в своих исследованиях руководствовался библейским представлением о потопе, однако затем под давлением новых фактов сумел отказаться от него. По мере профессионализации науки значение той роли, которую играли религиозные деятели в качестве исследователей и естествоиспытателей, значительно уменьшилось. Тем не менее религиозные идеи продолжали занимать важное место в мировоззрении профессиональных палеонтологов и ученых-эволюционистов. В частности, концепция творения через эволюцию, призванная примирить христианскую веру с выводами естественных наук, была создана еще до того, как Дарвин выступил со своей эволюционной теорией, а затем активно использовалась такими убежденными дарвинистами, как американский ботаник Аза Грей и британский натуралист Альфред Уоллес. Поэтому было бы неправильно делать вывод о несовместимости науки и религии в целом, исходя из неприятия теории эволюции и других научных идей отдельными представителями религиозного лагеря.

ФИЛОСОФСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ БОГОСЛОВИЯ ФЕОДОРА АБУ КУРРЫ
Давыденков О.В.
DOI: 10.17212/2075-0862-2018-2.2-128-143
УДК: 2.23.230.1
Аннотация:

Феодор Абу Курра, епископ Харранский (ок. 750 – ок. 830 гг.), виднейший мелькитский писатель и первый христианский автор, начавший составлять богословские трактаты на арабском языке, известен не только как значительный православный богослов, но и как хорошо философски образованный ученый. Тем не менее философские предпосылки его тринитарного учения и христологии по сей день остаются недостаточно исследованными. В настоящей статье рассматриваются логические и онтологические предпосылки богословия Феодора. Абу Курра полагал, что все научные термины и понятия разделяются на две группы: имена философские и имена логические. Под первыми он понимает либо имена, обозначающие общие виды («живое существо», «человек», «лошадь»), либо так называемые частные нелогические имена, т.е. имена собственные, обозначающие конкретные лица (Петр, Иаков, Иоанн). К логическим же именам Харранский епископ относит такие термины, как «род», «вид», «природа», «ипостась», «лицо» и др. Согласно Феодору, различие между двумя группами имен заключается в том, что у имен философских определения более общих имен передается более частным, тогда как у имен логических не передается. Кроме того, Абу Курра полагал, что категория количества применима только к логическим именам. При этом он, стремясь к максимальной точности высказываний, отстаивал такую теорию референции, которая встречается только у одного из предшествовавших Феодору греческих авторов, у свят. Григория Нисского. В плане онтологии Феодор исходит из убеждения, что общее всецело, без разделения и умножения, воплощается в частном (единичном). При этом он, проводя четкое концептуальное различие между ипостасью и природой с особенностями, отказывается признать акцидентальные свойства причиной образования ипостаси. Существование так называемых частных сущностей (природ), с точки зрения Абу Курры, невозможно ни логически, ни онтологически. Онтология ипостаси, на которой основывается богословие Феодора Абу Курры, весьма близка к той, что имела место в византийской дифизитской традии VI – VIII веков (Леонтий Византийский, преп. Максим Исповедник, преп. Иоанн Дамаскин и др.).