Идеи и Идеалы

  В статье рассматривается наиболее заметная дискуссия среди зарубежных историков философии, посвященная наличию догмы в учении Секста Эмпирика. Представители «слабой» интерпретации (М. Фреде, Г. Файн, К. Перин) полагают, что скептик может иметь мнения определенного рода – пассивно приобретенные впечатления, получаемые в ходе жизни и исследования и которые не претендуют на истинность. В то же время сторонники «сильной» интерпретации (М. Бёрниет, Дж. Барнс) считают, что скептик не мог иметь никаких мнений, поскольку мнение ими понимается в сильном смысле, как истинностное утверждение о мире каков он есть по природе. Поэтому мнения нарушали бы скептическое равновесие, следствием чего стала бы невозможность для скептика обрести атараксию, следующую из воздержания от суждения. Наконец, представлено критическое переосмысление самих оснований данной дискуссии, высказанное Г. Страйкер, которая указала на зависимость дискуссии и ее результатов от того, как определяется «мнение», и К. Фогт, которая предложила исходить из аутентичного античного понимания мнения. Результатом ее подхода стал взгляд, согласно которому скептик обладает не мнениями, но лишь пассивно воспринятыми впечатлениями патхос, которые толкают его к действию. Кроме того, представлена мысль К. Фогт о необходимости различать доксу и догму как мнение и корпус учения. В заключение сформулированы основные итоги дискуссии.

В статье представлена эволюция прагматизма с акцентом на ее третий, неопрагматистский этап. Характерные особенности этого этапа рассматриваются через призму философии Дж. Марголиса. Статья демонстрирует, что Марголис включается во все актуальные дискуссии этого направления, в первую очередь, относительно отношений реализма и релятивизма и вопроса о том, какова природа истины. Решение вопроса о природе истины связано с проблемой несоизмеримости и алетического релятивизма, собственную версию которого – надежный релятивизм – предлагает Марголис. Эти вопросы рассматриваются в общих чертах. Более подробно анализируется решение Марголисом проблемы соотношения реализма и релятивизма. С одной стороны, Марголис занимает твердую релятивистскую позицию. С другой стороны, он утверждает, что можно защитить реализм от вызовов релятивизма, но только если согласовать его с релятивизмом. Для этого он предлагает две стратегии согласования. Первая стратегия реализуется через выяснение природы скептицизма. Вторая – через обращение к историчности человеческого бытия. Здесь Марголис также предлагает два пути, прагматистский и эпистемический. Делается вывод о том, что Марголис стремится занять срединную позицию между абсолютистским (фундаменталистским) и релятивистским полюсами и тем самым устранить  разногласия между ними.

Предметом статьи является вопрос о категории сущности, специфике ее познания и условиях достижения полноты осуществленности сущего в трактатах Аристотеля «Физика», «Метафизика», «Категории», «О душе». Ключевым тезисом является указание Аристотеля на ошибочность отождествления сущности и сущего, при том, что отличение сущности от любого иного сущего представляет собой серьезное затруднение, поскольку не любое сущее является сущностью. В работе анализируется аристотелевская классификация сущностей, выявляются их важнейшие критерии и условия бытийствования. Сопоставляются подходы Аристотеля и Платона к способу постижения сущностей. Ставится вопрос о различении подлежащего и сказуемых у Аристотеля, неоднозначной роли сказуемых в бытийствовании и познании сущностей. С одной стороны, сущность является онтологическим основанием ее предикатов-категорий, а с другой, только благодаря категориям сущность может быть описана и познана. Более того, по мысли Аристотеля, самосущее не только открывается, но и обретает свое существование через присущее: ничто не есть без того, какое оно есть. Сравниваются позиции Платона и Аристотеля в отношении вопроса о возможности движения и изменения сущностей. Обосновывается тезис о том, что, хотя сущности относятся к онтологическим началам и представляют собой причины и условия существования вещей, их бытие представляет собой не статичное пребывание в качестве чистых, независимых от материального субстрата форм, а единство достигания и достижения энтелехии определенных сущих, т.е. единство цели, процесса и результата.

Статья посвящена проблеме альянса человеческого и машинного. Мы встречаемся с этим мотивом в текстах таких теоретиков, как Жильбер Симондон, Жиль Делёз и Феликс Гваттари, Антонио Негри и Майкл Хардт, Мануэль Деланда и других. Чтобы прояснить мысль о машинном порабощении и моделируемом пути освобождения через установление трансиндивидуальных коллективов или технический исход, мы обращаемся к произведению Роберта М. Пёрсига, содержание которого обнаруживает близость идеям упомянутых теоретиков. Пёрсиг, наряду с Джеймсом Грэмом Баллардом, автором яркого романа «Автокатастрофа», в котором была представлена своеобразная модель перверсивной машинной сексуальности, отказывается от подозрительного взгляда на технику, переосмысливает отношения человека и машины. В этом смысле его произведение может быть вписано в своеобразный антихайдеггерианский тренд. Ярким представителем данной тенденции в области философии является Жильбер Симондон. Идеи авторов, чьи концепции рассмотрены в данной работе, подталкивают нас к необходимости принятия во внимание довольно простой мысли: вовсе не технические объекты являются источником человеческого отчуждения, многое решает вопрос подхода к машине.

Статья рассматривает проблему коэкзистенциального общения (со-бытия) в связи с постановкой проблемы ничто. Коэкзистенциальное общение определяется автором как универсальный способ сосуществования субъектов в их фундаментальной бытийной возможности. Основная проблема предпринятого исследования  может быть определена  следующим образом: возможно ли иррациональное содержание коэкзистенциального опыта выразить посредством рациональных понятий? Предлагается следующий вариант решения данной проблемы: с одной стороны, уникальное содержание опыта со-бытия выражается в понятиях на основе логической связи, но, с другой стороны, имеет место противопоставление «бытийного» мышления и общезначимости рациональных понятий. Автор сознательно выходит за рамки научного дискурса с целью более глубокого проникновения в экзистенциальную логику «проговаривания» исконных форм и способов со-бытия. Таким образом, экзистенциальный метод применяется автором с целью воспроизводства в мышлении уникального содержания опыта со-бытия  в аспектах, доступных рационализации. Цель статьи – показать и обосновать роль концепта «ничто» как фундаментального условия свободы субъектов со-бытия. Главное атрибутивное свойство ничто – отрицание уникального опыта коэкзистенциального со-бытия. Автор статьи определяет ничто как предельный смысл отрицания опыта коэкзистенциального со-бытия. Ничто со-бытия есть предельный смысл отрицания, который проявляется через множество частных отрицаний. Всякое частное отрицание опыта со-бытия есть проекция глобального ничто. Всякий коэкзистенциальный акт, направленный на упрочение коэкзистенциальной связи, являет собой акт отрицания самого ничто. По мнению автора, ничто предстаёт как условие трансформации и последующего возобновления коэкзистенциального опыта.

Выявляется влияние глобализации на трансформацию философии. Дается обоснование идеи о том, что традиционные философские системы отражали локальный или региональный опыт, а современное глобализирующееся общество требует создания философии, отражающей глобальный опыт и позволяющей выработать основания, обеспечивающие выживание цивилизации и ее дальнейшее развитие. В противоположность постмодернизму обосновывается необходимость включения в философию выживания форм и пластов прошлого цивилизационного опыта, зафиксированного в различных философских системах, содержащих нормы и ценности, основанные на  уважении к жизни.

В статье представлен сравнительный анализ теоретических позиций Ф. Тённиса и Э. Дюркгейма по проблематике взаимосвязи и исторического развития социальной системы, личности и свободы. Акцентированы  различия субстанциальных оснований (воля vrs деятельность), соотношения части/целого и внутреннего/внешнего («своего»/«чужого») применительно к взаимосвязи личности и общества, значения личных и безличных начал в разных типах социальности. В концепции Gemeinschaft (общности) Ф. Тённиса, формирующей образ «коллективной личности»,  социальная система оценивается как фактор отчуждения, несвободы и моральной деградации. Согласно теории Э. Дюркгейма индивидуализация и развитие личности выступают как результат объективных процессов усложнения и дифференциации системно оформленной деятельности. Именно логика развития безличной системы, с ее императивами эффективности и функциональности, расширяет социальное пространство личностного самоопределения,  обеспечивающие автономию личности. В статье аргументирован тезис о преемственности современных альтернативных интерпретаций и оценок традиционного и современного типов общества по отношению к идеям Ф. Тённиса и Э. Дюркгейма.

В статье анализируются социальные, антропологические, когнитивные и психологические причины и последствия информационного взрыва. Исследуется трансформация механизмов коммуникаций под воздействием информационной перегрузки. Информация определяется как субстанция современного общества. Зафиксирован феномен расщепления социального действия на актуальное и виртуальное. Дается теоретико-социологическое объяснение процесса нарастания противостояния социальной реальности и социальной действительности. Анализируется рост противоречия между приватным и публичным как следствие усиления информационного напряжения в зоне возбуждения социальных коммуникаций. Автор обосновывает утверждение, что информационный взрыв разрушает основу существования социального – его системный характер, до предела обостряя конфликт между индивидуальным и коллективным. Установлено, что коммуникативные практики все более доминируют над обменом и использованием информации. Вследствие этого структуры повседневности приобретают характер погружения индивидов в пространство сконструированных коммуникациями альтернатив социальной действительности. По мнению автора, “индивидуализированное общество” из одного из сценариев жанра “форсайта” уже превратилось в реальность и приобрело облик “квантифицированной социальной реальности”. В этой связи в статье рассматривается возможность применение парадигмы квантового подхода – в версии “относительности состояний” Х. Эверетта – для объяснения и понимания произошедшего в социуме роста дискретности и его возможных последствий. Обращается внимание на актуальность развития идеи о существовании множества социальных миров. “Кванты информации” интерпретируются как “теневые частицы” социального действия.

В данной статье рассматривается проблема концептуализации половых различий в философии Платона (на основе диалогов «Пир», «Государство» и «Законы»). По настоящее время в исследовательской литературе распространена односторонняя интерпретация, согласно которой позиция Платона сводится к «интеллектуальной мизогинии» (термин Сергея Жеребкина). Автор данной статьи настаивает на том, что осмысление пола в философии Платона должно происходить в более широком контексте. Платон  вскрывает существенное противоречие относительно социального предназначения полов. С одной стороны, философия Платона содержит тезис о неполноценности или слабости женского пола, с другой же стороны, раскрывает исторические и социальные истоки половой асимметрии, предлагая развернутый план ее преодоления. Новый взгляд на концепцию пола в философии Платона подчеркивает непреходящую актуальность мысли великого классика.

В статье на основе анализа концепций нормогенеза предлагается разработка оснований интегративного подхода к вопросу о природе нормативности. Возможность такого подхода усматривается в обращении к антропологическому смыслу нормогенеза. Человек, как особый род сущего, в качестве основания своего бытия конституировал динамическое равновесие индивидуально-коллективной жизнедеятельности в пределах определенной социокультурной модели развития. Многообразие форм и характеристик феномена нормативности может быть объяснено посредством сведения к относительно устойчивому единству онтологических оснований: субстанциального, культурно-исторического, дискурсивного. Полученная теоретическая модель позволяет установить связь различных концепций нормогенеза и получить эвристически и прогностически значимое представление о становлении норм.