Идеи и Идеалы

В статье рассмотрены философия и взгляды на процесс национального строительства Зии Гёкальпа – революционного идеолога турецкого национализма и одного из основоположников кемализма, сыгравшего ключевую роль в процессе артикуляции турецкой национальной идентичности в начале XX в. Его влияние на Ататюрка трудно переоценить: основатель Турецкой Республики называл Гёкальпа «отцом своих мыслей». Идеи Гёкальпа объединены в понятии «турецкого идеала», или «мефкуре» (тур. mefkûre). Принцип «мефкуре» впоследствии был принят большинством турецких мыслителей-националистов. В статье применены методы контекстного анализа источников, методы исторического компаративизма, синтеза и обобщения фактического материала.

Отмечено, что идеи Гёкальпа были направлены на переход от многонационального Османского государства к национальному государству и на провозглашение Турецкой Республики. Они значительно обуславливались философией Э. Дюркгейма, включая идеалистическую эпистемологию, позитивистскую методологию и солидаристский корпоративизм: суммарно позитивистский идеализм. Идеи Гёкальпа можно резюмировать как культурный тюркизм, этический исламизм и солидаризм по Дюркгейму. Гёкальпу удалось синтезировать различные философские подходы, избежав при этом эклектического смешения идей. Сделан вывод, что национализм Гёкальпа во многом испытывал западное влияние, хотя и пытался ему противостоять. Романтический принцип «турецкого идеала» во многом повторяет концепцию Volksgeist («душа народа») немецкого национализма. Работы Гёкальпа ясно иллюстрируют одну из основных внутренних проблем турецкого национализма: восстановление национального самоуважения, подорванного продолжительным упадком Османского государства и его престижа перед лицом Запада. Указывается, что философия Гёкальпа связывает младотурецкую идеологию с режимом Ататюрка. Однако на протяжении своей деятельности взгляды Гёкальпа претерпели существенные изменения, он постепенно отвернулся от принципов революции 1908–1909 гг. (конституционная монархия османизм, исламский реформизм и др.) и заложил теоретические основы кемализма и современного турецкого государства.

В статье рассматривается один из главных узлов противоречивых интересов и роли заинтересованных акторов городского сообщества относительно национально-культурных организаций (НКО). Рассматривается, почему и как национально-культурные автономии (НКА), объединения, общества, центры, фонды и др. оказались на пересечении этнического и миграционного дискурсов. Анализируется их роль и место в создаваемой и используемой мигрантами городской инфраструктуре. Показано, как складывалось взаимодействие органов государственной власти на региональном уровне с диаспоральными организациями. Основа исследования – многолетнее (около 30 лет) изучение этой стороны деятельности НКО в двух сибирских региональных столицах – Томске и Иркутске (личные наблюдения, участие в общественных мероприятиях и деятельности общественных и консультативных советов, серии интервью и опросов, материалы самих НКО и городских властей, масс-медиа). Исследования позволяют определить место НКО в мигрантской инфраструктуре города, выяснить, чем были для них мигранты – субъектом/объектом патерналистской деятельности или инструментом накопления социального капитала лидерами и активистами. Анализ результатов проведенного в 2018-2019 гг. в двух городах исследования (глубинные интервью и анкетный опрос) позволил существенно скорректировать выводы исследований предыдущих лет. Показано, что мигранты выступают в деятельности НКО не в качестве полноправного субъекта, а как объект покровительства со стороны глубоко интегрированной в местное общество этнической элиты (или слоя активистов, позиционирующих себя в таком качестве). Отмечено, что роль НКО в оказании мигрантам реальной поддержки (социальной, экономической, правовой) не слишком значительна. Лишь малая часть мигрантов участвует в культурных мероприятиях, устраиваемых национальными организациями. НКО вряд ли можно рассматривать как элемент мигрантской инфраструктуры и как инструмент их самоорганизации и адаптации. Показано, что взаимоотношения с «исторической родиной», необходимые для удовлетворения этнокультурных потребностей членов, статусных амбиций лидеров НКО, нередко порождают проблему «конфликта лояльностей», особенно при активной диаспоральной политике некоторых «государств исхода».

Статья содержит призыв к переосмыслению и перестройке унаследованных из прошлого колониальных конструкций. В ней кратко изложена история Большой Колесной дороги (БКД), начиная с XVI века, когда она называлась «Садак-э-Азам», до конца XIX века, когда строительство дороги было завершено под управлением лорда Уильяма Бентинка и она была переименована в «Большую Колесную дорогу», и до наших дней, когда она соединила несколько городов с национальными автомагистралями в рамках проекта «Золотой четырехугольник» и сама протянулась более чем на 2500 километров. Подчеркивается ее ключевое стратегическое и геополитическое значение, анализируется и показывается ее объединяющая роль в истории и экономике страны. Статья завершается выводом, что БДК – это нечто гораздо большее, чем просто логистическое, инфраструктурное сооружение. Она является политическим и культурным цементом и воплощает определенный образ жизни, но эти исторические и органические связи требуют подкрепления. Статья подчеркивает символическую ценность БКД: являясь основанием торговли на субконтиненте, она в то же время имеет важное значение с точки зрения перестройки социальных и политических иерархий. Иными словами, она представляет собой неотъемлемую часть более широкого нарратива южно-азиатского пространства.

Национально-культурные организации (НКО): национально-культурные автономии (НКА), объединения, общества, центры и т.п., повсеместно возникшие в России на рубеже советской и постсоветской эпох, сегодня являются привычной частью городского пространства. Нас интересовало, почему и как эти организации оказались на пересечении этнического и миграционного дискурсов. Почти тридцатилетнее изучение этой стороны деятельности НКО Томска и Иркутска (личные наблюдения, участие в общественных мероприятиях и деятельности общественных и консультативных советов, серии интервью и опросов, материалы самих НКО и городских властей, масс-медиа) позволяют выяснить, чем были для них мигранты – субъектом/объектом патерналистской деятельности или инструментом накопления социального капитала лидерами и активистами. Удовлетворение специфических культурных потребностей представителей этнических меньшинств является не единственной, а, возможно, и не главной их функцией. Этому способствуют не просто неизбежные тесные контакты с властями, но фактический симбиоз, формально закрепленный в специальном законе о национально-культурных автономиях и в законе об общественных организациях. Результатом стала не входящая в уставные задачи национально-культурных общественных организаций деятельность по адаптации мигрантов. Власти увидели в НКО удобный инструмент управления «диаспорами», понимаемыми как организованные этнические группы, к которым принадлежат по факту рождения или происхождения и которые могут выступать в качестве самостоятельного субъекта общественных взаимодействий. Лидеры НКО рассматриваются как «начальники диаспор», облеченные правами контроля и регулирования над своими «соотечественниками». Энтузиасты развития национальной культуры (этнопредприниматели) получают санкцию властей, сравнительно небольшие, но важные материальные и символические ресурсы, инструменты для презентации себя в качестве этнической группы («диаспоры») в городском сообществе. Лидеры могут получить символические и вполне материальные бонусы, выступая в роли посредников между конструируемой ими «диаспорой», властями и «исторической родиной».

Диаспоры приобрели особое значение в качестве хорошей основы для осознания и переосмысления географических реалий, миграций людей, этнических и соседских связей, которые в настоящее время размываются под влиянием глобализации. В данной статье рассматривается вопрос о том, как изучение и выявление диаспор переориентируют традиционную картографию на включение в пространственные конфигурации исторически известных торговых сетей, которые часто ускользают от внимания ученых и политиков, работающих с концепциями отдельных наций. Такие сети позволяют выявить массовые движения, которые предшествуют эпохе глобализации, и создают возможность для укрепления сотрудничества между регионами. Все эти вопросы вступают в игру, когда мы рассматриваем то, что идентифицируется как «индийская диаспора» в Центральной Азии, автоматически предлагая думать о них как о стабильных ограниченных сообществах или трансцендентных однородных группах. Это создает возможности для переосмысления пространственных и временных категорий. Предметом изучения становятся не только нация и ее границы, но и такие категории, как регионы и меньшие территории. Связи с регионами на севере и западе Индии восходят к древности. С политической точки зрения многие из этих мест теперь недоступны для Индии, что выдвигает на первый план необходимость установления связей с ее ближайшими соседями в качестве предпосылки ее включения в более широкий регион.

Целью данной статьи является рассмотрение вопроса о возможности появления европейской нации в современной Европе, формировании общей европейской идентичности. ЕС состоит из стран-членов Евросоюза, в каждой из которых национальная идентичность является давно устоявшимся понятием. В статье рассматривается соотношение национальной идентичности и общей европейской идентичности, а также вопрос возможности трансформации, дополнения или замены одной на другую. ЕС – это новая форма политического устройства общества, которая обладает наднациональными, транснациональными и межгосударственными характеристиками, которая может способствовать развитию разных форм идентичностей и принадлежности. Задачей данной статьи является рассмотрение политики признания в качестве отправной точки исследования европейской национальной идентичности. Проводимая в Европе политика идентичности не обязательно ведет к победе национальной идентичности над общеевропейской. Граждане этих стран обладают набором различных идентичностей, и процесс евроинтеграции облегчает процесс сосуществования разных типов идентичности и снижает накал конкурентной борьбы двух видов идентичностей: национальной и общеевропейской. Автор анализирует изменения, происходящие в современном европейском обществе, и причины, влияющие на развитие событий. Эти вопросы касаются глубоких переживаний и убеждений населения этих стран, поэтому рассмотрению данных вопросов необходимо уделить пристальное внимание. Автор предлагает проанализировать этот вопрос изнутри, опираясь на исследования самих европейцев. Для анализа привлекается материал Центра европейских исследований ARENA и труды его руководителя Джона Эрика Фоссума, профессора университета Осло и других исследователей данного вопроса. Автор рассматривает объем понятия национальной идентичности на современном этапе, его характеристики и его изменение. Сравнительный анализ помогает определить характеристики общей европейской идентичности и перспективы её формирования. В статье идет обсуждение четырех типов сценария, каждый из которых содержит определенную структуру институтов и способ признания идентичности. Все это помогает разобраться в происходящих процессах и перспективах развития политики идентичности в ЕС. Все эти сценарии в той или иной степени характеризуют состояние дел в современной Европе.

У современной русской молодежи наблюдается стабильно высокий процент положительного отношения к межэтническим бракам. Подавляющее число молодых людей говорят о положительном отношении к межэтническим бракам как к бракам по любви. При этом лишь половина из них допускает возможность национально-смешанного брака для себя лично. С одной стороны, мы имеем дело с декларацией того, что любовь превыше всего, а с другой –есть причина, по которой половина опрошенных понимает, что не готова следовать ей в своей жизни. Три четверти молодых людей способна удержать от вступления в смешанный брак боязнь, что им придется переиначивать свои привычки, стереотипы, поведенческие модели. Между тем, их не заботит,что дети могут стать носителями другой религии или культуры,– практически никто из молодых людей не высказывает подобной озабоченности.В статье мы пытаемся объяснить эти кажущиеся странности, обратившись к анализу на основе проведенного по авторской методике закрытого интервью мировоззрения русской молодежи, включая его семейные и национальные аспекты.

Мы выявили очень высокую степень значимости семьи в глазах молодых людей, в том числе их родительской семьи, вне которой подавляющее число молодежи себя не мыслят. Почти все опрошенные намерены вступить в брак один раз и на всю жизнь. Но более половины из них рассматривают семью лишь как источник комфорта и защиты, удовлетворения их разнообразных потребностей, однако без приложения усилий со своей стороны. Значительное число молодых людей допустило, что семья может и не быть традиционной, лишь бы она приносила комфорт, хотя никто не назвал так называемую «нетрадиционную семью» желательной для себя. Требование защиты и комфорта – основные требования от семьи, и если семья их выполняет, то молодым в принципе всё равно, из кого она состоит. И в этом разрезе межэтническая семья – только один из вариантов нетрадиционных отношений. А практически единственное препятствие к заключению межэтнического брака состоит в том, что столкновение разных культур может привнести некоторый дискомфорт в быту.

Если ценность семьи у молодежи растет, то ценность национального резко падает. Межэтнические браки воспринимаются молодежью относящимися к сфере взаимоотношений людей вне контекста межэтнических отношений, оставаясь проявлением частной жизни человека. И дело здесь не в том, что человек не оценивается по своей национальности, а в том, что человек вообще видится вне этноса, народа. Поэтому межэтнические браки в глазах российской молодежи являются, скорее, внеэтническими.

Философскому рассмотрению подвергается понятие «самоидентификация» в японском обществе, категориальная недоопределенность которого порождает значительные трудности в оперировании им. Анализируются вопросы, касающиеся влияния философии дзэн-буддизма на способы, пути и особенности процесса формирования идентификации японцев. Ритуалы, идущие с древних времён и поддерживаемые современной японской традицией; высокая степень рефлексии; практика медитативности, как одна из главных черт дзэн-буддийской культуры; понимание принципа «пустотности»; общинная организация японцев – это характеристики, которые выделяются в качестве ключевых, исследуются как базовая основа при конструировании идентичности. Акцентируется внимание на том, что именно дзэн-буддийские философские установки определяются как средство для решения проблемы негативности предписанной идентичности в четко иерархиезированном сословном обществе Японии, поскольку через концепт «пустотности» формируется идея о смиренном принятии своих статусных параметров в бытовой жизни. Рассматривается основной фактор формирования любого вида идентичности – сопоставление себя и другого, при анализе которого также обнаруживается влияние буддийской философии и определяется такой базисный аспект самоидентификации, как включенность в систему «свой–чужой», поскольку представление о своей референтной группе как о «значимых своих» выражается буддийским термином «мир сущего» (санскр. дхарма-дхату). При выявлении высокоразвитой способности японцев к заимствованию и адаптации, как способу взаимодействия с иным, обозначенная адаптация ярко проявляет себя именно в ходе заимствования буддизма. Стремление к гармонизации внутреннего мира через практику умиротворенного созерцания (санскр. дхьяни) как высшему достижению и базовому принципу дзэн-буддизма определяется как важный фактор, обусловливающий нормы поведения в японском обществе. Отталкиваясь от концепта созерцательности, исследование затрагивает еще один важный элемент японской дзэнской культуры – иероглифическую письменность. Сигнификационная, коннотационная и денотационная нагруженность письменности в Японии, дополненная этическим содержанием, оказывает огромное влияние на сам процесс самоидентификации личности посредством механизмов нелокальности, инициируя тот или иной культурный этап в развитии общества.

В статье анализируется опыт переходного периода конца ХХ – начала XXI в. на примере Азербайджана, что актуально для всех обретших независимость постсоветских стран.  Самоидентификация людей, связанность их с определенными ценностями создают их картину мира (в советское время она
определялась моделью «советского человека»). Кризис идентичности проявляется при распаде общепринятых норм и ценностей. В статье речь идет о воздействии социальных проблем переходного периода на нравственные ценности, когда, стремясь к удовлетворению материальных потребностей, многие
люди выбирают легкие и краткие пути, зачастую преступая закон. Нравственные ценности слабеют, искажаются представления о норме. Причиной этого, по мнению автора, является то, что общество, за долгое время привыкшее к социалистическим правилам, не может приспособиться к условиям чуждого ему
капитализма, к чему применим термин Э. Дюркгейма «аномия».
Считалось, что формирование единой национальной идентичности в Азербайджане завершилось в начале ХХ в., но процессы, наблюдаемые в конце ХХ в., показали, что это не так. В этот период в гипертрофированном виде начали проявляться отдельные элементы национальной идентичности – тюркизм, исламизм. Отмечено, что появилась потребность в единой модели, объединяющей людей как в моральной сфере, так и в сфере идентичности. Как правило, в качестве образца для национального государственного строительства рассматривается путь, пройденный европейскими странами. Показано, что в новых национальных государствах, таких как Азербайджан, формирование национальной идентичности является трудным процессом. Можно сказать, что сегодня нравственные ценности в Азербайджане всё еще не стабилизировались и не сформировалась модель, которую можно было рассматривать в качестве образца. Азербайджан сегодня представляется пространством, в котором объединяются особенности национальной культуры, советского прошлого и рыночной экономики.
В ходе исследования феноменологический и  интеракционистский подходы помогли понять взаимоотношения человека и общества. Историко-сравнительный метод использовался для изучения исторических основ идентификационных моделей. Исследование было основано на исторических и объективных принципах.

В статье рассматривается соотношение теории и практики российского федерализма. Показывается связь между суверенизацией и формированием новой российской государственности в начале 1990-х гг. Отмечается цикличность колебаний от децентрализации к сверхцентрализации в отношениях центра и региона. Федерализм рассматривается как институт, как нормативная модель и как практика. Особое внимание в статье уделяется историческому контексту становления российской государственности: «параду суверенитетов», демонтажу СССР, принятию Конституции РФ, Федеративному договору о разграничении полномочий с Республикой Татарстан. Высказывается предположение, что инерция децентрализации после распада СССР, не преодоленная РФ в 1990-е гг., побудила федеральный центр к заимствованию элементов унитаризма. Недостаточная договороспособность элит всех уровней власти в 2000-е гг. вынужденно компенсировалась построением «властной вертикали». Однако уже к середине 2000-х гг. централизация управления превращается в самодостаточную тенденцию. Осмысление феномена российского федерализма, соответствия институциональных практик конституционным принципам, поиск его оптимальной модели и другие вопросы послужили отправной точкой для междисциплинарной дискуссии. На сегодняшний день сформировалось несколько направлений, каждое из которых имеет собственную аргументацию в споре между сторонниками и противниками федерализма, полагающими унитарную модель устройства России более оптимальной. Высказано предположение о том, что негативный опыт децентрализации 1990-х гг. связывается в академическом и повседневном дискурсе с федерализацией. Такая установка препятствует осмыслению данного феномена как фактора, сыгравшего положительную роль в становлении постсоветской государственности России. Обосновывается тезис о том, что с вхождением Крыма в состав России федералистский дискурс приобрел новое дыхание. Для его аргументации автор обращается к кейсам, иллюстрирующим стремление отдельных субъектов использовать институты федерализма для выстраивания паритетных отношений с центром в решении вопросов, находящихся в совместном ведении Москвы и регионов. В статье делается вывод о вызревании предпосылок нового цикла в развитии федеративных отношений. К необходимости расширения объема прав регионы подталкивает недостаток бюджетных средств, который испытывает большая часть субъектов, для осуществления своих властных полномочий. Стратегии взаимодействия федерального центра и субъектов РФ предлагается описывать в метафорах торга и партнерства.