Атеология Жоржа Батая и негативная Суверенность
Сипливый Г.Н.
DOI: 10.17212/2075-0862-2024-16.1.1-48-64
УДК: 1(091)
Аннотация:

В статье дан краткий анализ трех ключевых понятий в философии Жоржа Батая: гетерологии как «логики исключения», (а-)теологии как атеи­стического осмысления смерти Бога и концепции «негативной», или «жерт­венной», Суверенности. Представляется, что ключом для понимания раз­личных и разнородных философских, литературно-поэтических, культур­но-антропологических и социально-экономических концепций француз­ского мыслителя служит гетерологическая логика исключенности, проти­востоящая интериоризации господствующего онтологического дискурса. Используемая Жоржем Батаем гетерология, или «логика исключения», яв­ляется не столько негативным вариантом традиционной логики «включе­ния», сколько логикой альтернативных крайностей. Именно стремясь пре­одолеть главенствующий метафизический универсализм общего бытийно­го порядка (воплощенный, согласно Батаю, в концепции «сущего» (die Ex­istenz в философии Мартина Хайдеггера)), Батай обращается к различного рода «отрицаниям» и крайностям: левому сакральному или святости «сквер­ны», метафорике отвратительного, эротическим и насильственным фор­мам трансгрессии, культивированию опыта внутренней заброшенности и предельного отчаяния, а также к собственной концепции «жертвенности», служащей проводником в мир суверенного господства. Так, развивая свою концепцию метафизического «суверенитета», Батай обращается не толь­ко к экзистенциальной, но и к политической сфере, во многом противо­поставляя свою «метафизику жертвенности» концепции «метафизическо­го господства» немецкого политико-правового теоретика Карла Шмитта. Так или иначе, но почерпнутая у Фридриха Ницше нигилистическая энер­гия и взятая из диалектики Гегеля через интерпретации Александра Коже­ва «метафизическая негация» используются Батаем не в деконструктивист­ских целях, но прежде всего для реализации собственной «гетерологиче­ской» логики исключения, десубъективизации и диссолюции. Таким об­разом, отрицание для Батая является не самоцелью, а средством на пути к исключенному из всякого территориального онтосемантического порядка «Иному».

Изменения границ внутри человеческого общества. В преддверии постгуманизма
Воронов Ю.П.
DOI: 10.17212/2075-0862-2024-16.1.1-65-86
УДК: 304.444
Аннотация:

Настоящая статья не имеет отношения к пропаганде или какой-то нор­мативной оценке постгуманизма. В ней всего лишь рассмотрены процессы в обществе, которые могут объяснить появление этого идейного течения. В истории человечества было порождено множество границ, разделяю­щих людей на категории. Они сохранялись и даже увеличивались чис­лом в условиях преобладания в общественном сознании идей гуманизма. При этом те, кто находится с одной стороны границы, считают, что в боль­шей степени заслуживает звания «человек» в сравнении с теми, кто находит­ся по другую ее сторону. В течение истории эти границы активно перестра­ивались, и темпы их изменений в последние годы становятся всё больше. В статье рассмотрены изменения на пяти таких границах: между мужчи­нами и женщинами, между разными религиозными конфессиями, разны­ми национальностями и расами, между здоровыми людьми и инвалидами (в том числе между психически здоровыми и сумасшедшими), а также из­менение со временем отношения к бомжам и бродягам. Рассматриваются последствия изменений, которые уже произошли или намечаются на каж­дой из этих пяти границ.

Автор полагает, что обязательным фактором мирового экономическо­го развития всегда было деление «свой – чужой». С помощью такого деле­ния в экономической деятельности порождается доверие, которое являет­ся важнейшим институтом, необходимым для существования и развития экономики и социальной организации. Доверие облегчает взаимодействие экономических агентов и облегчает функционирование денежно-кредит­ных механизмов.

Масштабные попытки стирания границ между людьми предпринима­ются через перевороты и революции, но они приводят к замене существо­вавших ранее границ между людьми на новые. Попытка ликвидации со­словий приводит к порождению новой системы границ – на основе иму­щественного неравенства. Попытка ликвидации имущественного неравен­ства и эксплуатации человека человеком приводит к порождению новой системы границ – по месту в вертикали власти, по членству в правящей партии и другим. Делается вывод о том, что при любых реформах и ради­кальных преобразованиях целесообразно предвидеть формирование но­вых границ, а также оценивать, насколько они лучше прежних в плане со­циальной справедливости и экономической эффективности.

Изменения структуры границ между людьми имели практическую на­правленность, но они подготавливали появление нового течения обще­ственной мысли – постгуманизма, главный тезис которого состоит в том, что человек не является исключительным созданием. Постепенно уходят в прошлое поиски внутри человеческого общества тех, кто в большей или в меньшей степени может считаться человеком.

Психологическая непрерывность как онтологический критерий личной идентичности субъекта
Буланов С.М.
DOI: 10.17212/2075-0862-2024-16.1.1-87-102
УДК: 130.31
Аннотация:

В статье рассматривается проблематика личной идентичности субъ­екта. Разбор этого понятия представляется весьма актуальным, поскольку в сегодняшнем публичном пространстве понятие идентичности исполь­зуется, во-первых, как непроблематическое, а во-вторых, как всецело поли­тизированное. Для философии анализ понятия идентичности важен, по­скольку именно философия может посмотреть на идентичность субъекта непредвзято и тем самым деполитизировать это понятие, а онтология как раздел философии способна осуществить действительно фундаменталь­ное и всестороннее исследование понятия идентичности субъекта. Личная идентичность оказывается онтологическим понятием, потому что субъект существует как идентичный самому себе, а последовательное размышление о способах существования субъекта неминуемо приводит нас к обнаруже­нию понятия его идентичности.

Предметом статьи является личная идентичность субъекта. Опираясь на философскую методологию и на метод исторического анализа, автор исследования рассматривает личную идентичность как нечто несамооче­видное, помещая ее в концептуальную рамку субъективности, предложен­ную Левинасом. Личная идентичность субъекта рассматривается как место встречи того же самого и другого. В настоящем исследовании человеческая идентичность предстает одновременно как пространство и как результат столкновения привычного опыта и новых впечатлений (в терминологии Левинаса – тождественного и иного). Раскрывается темпоральная структу­ра идентичности субъекта. Выдвигается концепция онтологического кри­терия личной идентичности и рассматриваются четыре исторические кон­цепции, предлагающие такой критерий: Локка, Юма, Канта и Парфита. Обнаруживаются, соответственно, четыре онтологических критерия: со­знание, память, трансцендентальный критерий и психологическая непре­рывность. Каждый критерий анализируется, встраивается в онтологию личной идентичности субъекта, прослеживается его роль в организации ее темпоральной структуры. Результатами исследования являются рекон­струкция обнаруженных понятий в статусе онтологических критериев лич­ной идентичности, проводится их сравнительный анализ. Делается вывод о том, что из всех проанализированных критериев наиболее последова­тельным оказывается психологическая непрерывность Парфита, посколь­ку она одновременно утверждает возможность личной идентичности субъ­екта и очерчивает границы применения этого понятия. Однако она плохо встраивается в концептуальную рамку Левинаса, так как не решает экзи­стенциальных и онтологических проблем, существующих вокруг понятия личной идентичности.

«Звуковой поток» как материализм, идущий до конца
Дроняева П.Б.
DOI: 10.17212/2075-0862-2024-16.1.1-103-128
УДК: 141.12
Аннотация:

В статье выполнен анализ книги «Звуковой поток: звук, искусство и ме­тафизика» американского философа Кристофа Кокса, а также обзор всех критических откликов на эту книгу, опубликованных на данный момент. Проект «Звуковой поток» относится к так называемому звуковому матери­ализму (ответвление «нового материализма»), известному также как «делё­зовские звуковые исследования». В рассматриваемой книге это в первую очередь выразилось в развитии «имманентной метафизики» Ж. Делёза. Но продолжая проект Делёза, Кокс наследует и его затруднения. Их круг так же широк, как и охватываемый Коксом спектр источников из филосо­фии, искусства, теории восприятия. Проблемы, которые выявились в про­цессе дебатов вокруг проекта «Звуковой поток», касаются в первую очередь того, как Кокс понимает материализм; во-вторых, как он понимает доступ к реальности. Наиболее проблематичными для критиков кажутся соотно­шение у Кокса конечного и бесконечного, партикулярности и универсаль­ности, а также его антиисторичность. Поскольку Кокс претендует на раз­работку теории звукового искусства, мы принимаем это в качестве нашего главного фокуса для оценки его идей. Это позволило сосредоточиться на таких темах, как модернизм, анонимность и антигуманизм, редко анализи­руемых зарубежными критиками, но являющихся центральными для про­екта Кокса. Менее важный аспект – ресентимент в стиле Кокса – оказался полезным для заключения вывода о том, что весь проект «Звуковой поток» построен на целом ряде допущений. Часть допущений сам автор признает таковыми, на другие мы указали в настоящей статье.

Главный вывод статьи: проект «Звуковой поток» не может обеспечить адекватную теорию звукового искусства либо внести вклад в звуковые исследования, поскольку он вобрал в себя худшие черты модернизма и структурализма. Такие важные для звукового материализма понятия, как автономия звуков и их анонимность, вполне вписываются в традицию модернизма, но являются совершенно чужеродными для звуковых иссле­дований.

Философия эпохи модерна и постмодернизм
Саврей В.Я.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.4.1-11-26
УДК: 141.78
Аннотация:

В истории философской мысли минувший ХХ век был ознаменован великим поворотом, вызванным крушением прежней интеллектуальной, культурной и мировоззренческой парадигмы, характерной для эпохи классического модерна. Выступающий в качестве разрушителя этой парадигмы постмодернизм поставил на первое место «эффективность языка», освободив его от морали и истины и сведя к передаче информации независимо от степени честности или нечестности занимаемой заинтересованной стороной позиции. Именно в философии постмодернизма язык в своем функциональном и особенно в аксиологическом отношении подвергся насильственной деградации. В постмодернизме язык перестает быть инструментом познания реальности, оставаясь орудием стратегии убеждения. В отличие от постмодернизма философия эпохи модерна никогда не переставала жить историей и наследием мировой философской мысли, значение которой в истории культур и цивилизаций всегда признавалось в качестве начала всех последующих интеллектуальных и технических достижений человечества. Ключевое место в статье занимает анализ фундаментальной онтологии Хайдеггера, созидающего «теологию без Бога» и отвергающего божественную реальность, без осознания которой единственной возможностью остается полный пессимизм. Таким образом, философия не должна отказываться от своего собственного предназначения в поисках телеологического смысла в оценке и интерпретации бытия человека в мире. Новое осмысление бытия мира и человека нашло свое оформление в философии экзистенциализма и постмодерна. Присущие философии Ж.-П. Сартра, Н.А. Бердяева, К. Ясперса, М. Хайдеггера, Ж. Деррида, М. Фуко и Р. Рорти новые подходы к интерпретации человека, его языка, мышления, сознания и веры стали предметом рассмотрения в настоящей статье. Автор показывает, что именно философия классического модерна, опирающаяся на христианское учение с его ориентацией на жизнь будущего века, является альтернативой постмодернизму.

О структуре философского учения Эпикура
Бровкин В.В.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.4.1-27-39
УДК: 1 (091)
Аннотация:

В статье рассматриваются три версии структуры философии Эпикура. Согласно первой версии, философское учение Эпикура состоит из трех частей – физики, этики и каноники. В пользу этой версии говорит устоявшаяся традиция в истории философии. Важную роль в формировании этой традиции сыграли такие авторы, как Цицерон, Сенека, Секст Эмпирик, Диоген Лаэртский. Согласно второй версии, философское учение Эпикура ограничено двумя частями – физикой и этикой. Каноника не рассматривается в качестве отдельного раздела, а считается частью физики. Основанием для этой версии является акцентирование внимания в текстах Эпикура на двух учениях – о природе и образе жизни. О двухчастной структуре эпикуреизма сообщают также некоторые позднеантичные авторы. Согласно третьей версии, философское учение Эпикура не имеет строгого разделения на отдельные части. Прежде всего об этом говорит отсутствие ясных высказываний Эпикура о структуре своего учения. Также из текстов Эпикура следует, что он придерживается целостного взгляда на философию, при котором отпадает особая необходимость в ее разделении на отдельные части. Кроме этого, Эпикуру приписываются сочинения, о классификации которых ничего не сообщается. Это может говорить о слабой проработке у Эпикура вопроса о структуре философского учения. Было установлено, что Эпикур не разделяет представлений Платона и Аристотеля о классификации наук. Представлению о разделении наук на теоретические, практические и творческие Эпикур противопоставляет мнение о разделении наук на полезные, способствующие обретению безмятежности, и бесполезные, не способствующие достижению этой цели. Расхождение Эпикура с академиками и перипатетиками по данному вопросу способствует предположению о том, что Эпикур не разделяет и других представлений своих оппонентов, в том числе о трехчастной структуре философии.

Исторический обзор русских биографий Аристотеля (вторая половина XVIII – начало XX вв.)
Егорова О.С.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.4.1-40-55
УДК: 1(091)
Аннотация:

В статье проводится обзор разножанровых текстов русской интеллектуальной литературы второй половины XVIII – начала XX в., содержащих структурированные биографии Аристотеля: словарей и энциклопедий, учебных пособий, просветительских и научных изданий. Выделяются семь основных хронологических периодов истории создания биографий философа, определяются их особенности и источниковая база. Особое внимание уделяется личностям авторов. Отдельным блоком рассматриваются ключевые биографии Аристотеля, написанные в советское время. В основной части статьи в хронологической последовательности подробно описывается каждый из выделенных периодов, рассматривается история создания отдельных биографических работ. Отмечается, что содержание изученных текстов варьируется от полноценных биографических очерков до кратких заметок, перечисляющих лишь основные факты либо этапы жизни Аристотеля. Делается вывод о вспомогательном характере данных работ, где к биографии философа зачастую обращались при составлении тематических энциклопедических и словарных статей или же исторических справок в учебных и просветительских целях. При этом информация заимствовалась по преимуществу из зарубежных энциклопедических изданий и научно-популярных работ, посвященных Аристотелю. Вышеперечисленные особенности содержания изученных текстов позволяют лишь условно именовать их русскими биографиями Аристотеля. Среди обозначенных авторов – ученые самых разных областей, философы, публицисты, богословы и популяризаторы науки. Отмечено при этом, что в их числе отсутствовали профессиональные исследователи, целенаправленно занимавшиеся изучением биографии Аристотеля. Наиболее значимыми для русской культуры изученного периода определяются работы С.Я. Нечаева, Г. Воскресенского, С.С. Гогоцкого, С.Г. Ковнера, Е.Ф. Литвиновой, С.Н. Трубецкого.В статье проводится обзор разножанровых текстов русской интеллектуальной литературы второй половины XVIII – начала XX в., содержащих структурированные биографии Аристотеля: словарей и энциклопедий, учебных пособий, просветительских и научных изданий. Выделяются семь основных хронологических периодов истории создания биографий философа, определяются их особенности и источниковая база. Особое внимание уделяется личностям авторов. Отдельным блоком рассматриваются ключевые биографии Аристотеля, написанные в советское время. В основной части статьи в хронологической последовательности подробно описывается каждый из выделенных периодов, рассматривается история создания отдельных биографических работ. Отмечается, что содержание изученных текстов варьируется от полноценных биографических очерков до кратких заметок, перечисляющих лишь основные факты либо этапы жизни Аристотеля. Делается вывод о вспомогательном характере данных работ, где к биографии философа зачастую обращались при составлении тематических энциклопедических и словарных статей или же исторических справок в учебных и просветительских целях. При этом информация заимствовалась по преимуществу из зарубежных энциклопедических изданий и научно-популярных работ, посвященных Аристотелю. Вышеперечисленные особенности содержания изученных текстов позволяют лишь условно именовать их русскими биографиями Аристотеля. Среди обозначенных авторов – ученые самых разных областей, философы, публицисты, богословы и популяризаторы науки. Отмечено при этом, что в их числе отсутствовали профессиональные исследователи, целенаправленно занимавшиеся изучением биографии Аристотеля. Наиболее значимыми для русской культуры изученного периода определяются работы С.Я. Нечаева, Г. Воскресенского, С.С. Гогоцкого, С.Г. Ковнера, Е.Ф. Литвиновой, С.Н. Трубецкого.

Обращение И.Г. Гамана как ключ к его творчеству
Стрельцов А.М.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.4.1-56-72
УДК: 1 (091)
Аннотация:

В статье разбирается механизм религиозного обращения кенигсбергского литератора XVIII в. Иоганна Георга Гамана и воздействие этого события на его дальнейшее творчество, проникнутое проницательной критикой проекта Просвещения. В не предназначенной для широкой публики автобиографии самого Гамана это обращение имеет черты типичного пиетистского обращения, для которого было характерно употребление присущего этой субкультуре языка, акцент на чувственности с принижением роли разума. Однако адресованная И. Канту и И.К. Беренсу дебютная работа Гамана «Сократические достопамятности», служащая обоснованием его новой мировоззренческой позиции, позволяет трактовать его обращение как переход в другую концептуальную схему, в рамках которой интерпретация текстов, идей, событий совершалась уже с принципиально иных позиций. Отмечается, что теолого-философские основания обращения Гамана имеют большее значение, чем его психологические аспекты: прошлая жизнь рассматривается в свете актуального мировоcприятия. Для Гамана первично не состояние его сердца, но текст и стоящий за ним автор. Этот текст обусловливает последующее авторство самого Гамана. Таким образом, лондонское обращение Гамана нельзя свести к переживанию экстаза, опыту отключения рациональных способностей человека, но правильнее рассматривать как «метанойю», как перемену мышления, образа жизни, способа смотреть на окружающий мир. В этом смысле последующую литературную и философскую карьеру Гамана уместнее рассматривать не как концептуализацию личного опыта обращения, но как деятельность в иной «системе координат». Менялись точки приложения его усилий (теология и философия истории, эстетика, философия языка, вопрос соотношения веры и разума, критика политической основы Просвещения), но само направление его мысли было обусловлено концептуальной схемой, в свою очередь, подразумевавшей и иной образ жизни (отношение к профессиональной деятельности, семье и браку), который шел вразрез с конвенциональными представлениями эпохи.

Мир счастья человека и его философские истоки
Станиславова И.Л.,  Соловьева Г.В.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.4.1-73-87
УДК: 130.122
Аннотация:

Предметом исследования стали различные представления о счастье в истории философии. Счастье является понятием особого рода, значимость которого в мотивации деятельности человека чрезвычайно велика. Предмет вызывает постоянно возобновляемый интерес у философов, психологов, педагогов, социологов и других специалистов на протяжении обозримой интеллектуальной истории человечества от Античности до наших дней. Все люди стремятся к счастью, понимая его как залог благополучного существования, но вкладывают в это понятие самый разнообразный смысл. Счастье всегда являлось важнейшим мотивом действий человека, поэтому необходимо уточнить актуальное содержание этого феномена в условиях современной духовной ситуации – времени противоборства культур и цивилизаций. Целью работы является анализ с историко-философских позиций интеллектуального и эмоционально-духовного состояния человека, при котором он ощущает себя счастливым. Каждая историческая эпоха выдвигала свои идеалы, поэтому интеллектуалами предлагались все новые формулы счастья. Исследуемые в статье философские истоки понятия счастья позволяют рассматривать и обосновывать его содержательный аспект с различных позиций: теологических, социальных, психологических. Методологической основой являются общенаучные методы познания (исторический, системно-структурный и диалектический ввиду сложности и внутренней противоречивости предмета) в сочетании с философско-антропологическим подходом. Основным методом исследования является историко-дедуктивный – метод сравнительного анализа философских подходов к решению проблемы счастья в различные исторические эпохи. В заключении сделаны выводы, позволяющие утверждать, что счастье – это глубоко переживаемое сложное интегральное физико-психическое, интеллектуальное, социальное и духовное состояние, зависящее от самого человека. Счастье человека – это он сам, его жизнь, создаваемая им, в которой все приобретенные ценности культуры обретают истинное место и смысл. Результаты исследования могут быть использованы в процессе воспитания молодежи и преподавания философии и гуманитарных дисциплин в различных учебных заведениях.

Вторая русская революция и утопический проект духовной аристократии Н.А. Бердяева
Бойко В.А.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.3.1-56-78
УДК: 1(091)(47) + 821.161.1(091)
Аннотация:

Проблему формирования духовной аристократии в России Н.А. Бердяев обсуждает на протяжении многих лет. Русский философ отстаивает непреходящую ценность духовной аристократии, не видит непосредственной связи между социально-исторической средой и становлением «рыцарей духа». Он призывает к обновлению христианства и общественной жизни, связывает грядущее религиозное возрождение исключительно с развитием личностного начала. Бердяев полагает, что «народ-нация» может быть аристократичным, если проявит готовность подчинить свои действия абсолютной божественной воле. В 1917–1918 годах над размышлениями Бердяева довлеет идея иерархического строения всякой реальности. Творчество и социальное равенство несовместимы, природа творчества и сущность личности аристократичны. Русский мыслитель приветствует свержение самодержавия. Он отрицает классовую подоплеку свершающейся революции, обличает буржуазный, нетворческий характер идеи социализма. Победу демократии он рассматривает как внешнее условие становления духовного рыцарства, чьи помыслы направлены за пределы эмпирического мира, царства необходимости и принуждения. Русский философ надеется, что демократическая революция освободит духовные силы народа, чье восходящее творческое движение будет сопровождаться формированием национальной аристократии духа. Но в июле 1917 года Бердяев констатирует, что Россия приносится в жертву революционной стихии. Победа большевиков в борьбе за власть осенью 1917 года подтвердила его самые худшие опасения: торжество в России буржуазного идеала благополучного обустройства в посюстороннем мире над иерархическим принципом устройства мироздания выступало симптомом деградации русского народа, превращало проект национальной аристократии духа в утопию.