Идеи и Идеалы

В статье ставится вопрос о связи социального изучения и социального действия. Отмечается, что в настоящее время социальность понимается иначе, чем в период становления социальных наук. Речь сегодня идет не социальных законах, а о нелинейных процессах, которые описываются с использованием системного подхода и синергетики. Социальный техник опирается в данном случае на знания, полученные в ходе изучения социальности, на реконструкции конкретной истории социальности, социальные тренды современности. Автор ставит задачу охарактеризовать отношения между такими характеристиками социальности, как экономика, государство, общество, власть, массы, культура. Он показывает, что социальность можно представить, как состоящую из трех сфер. В первой выделяются три основные подсистемы: государство, общество и экономика, причем конституирующим элементом здесь будет государство. Во второй (антропологической) сфере автор выделяет новоевропейскую личность, сообщества, массы, а также общество, но понимаемое уже в антропологическом плане. Личности и сообщества в антропологической сфере, как правило, функционируют в двух режимах ‒ нормативном и паразитном (рентостроительство, использование социальных структур не по назначению и т.п.). В третьей сфере, охватывающей две другие, социальность рассматривается в популяционном контексте. Речь идет о том, что государство и общество не одно, их много, и они вступают в различные взаимоотношения (борьба за территорию и ресурсы, конкуренция, помощь друг другу, обмены разного рода и др.).

Выделяются и характеризуются основные процессы социальности: глобализация и модернизация, реализация социальных схем и концепций, процессы «пост» и «контр», процессы постановки и решения проблем («вызовы» и «ответы» на них). В последней части работы предлагается авторская реконструкция конкретной истории социальности, а также социальных трендов современности. 

В статье рассмотрены некоторые особенности формирования политической и интеллектуальной элиты России, связанные с осознанием цивилизационных особенностей русского общества. Опираясь на исследования отечественных и зарубежных мыслителей, автор ставит вопрос о том, можно ли рассматривать Россию как один из образцов цивилизационного устройства. Цивилизации представляют собой весьма широкие геополитические объединения, формирующие соответствующие элитарные слои. Обращается внимание на характеристики элит, их роль в жизни общества. Элиты неоднородны, они возникают в разных социальных слоях. Элита предстает как неформальное объединение таких групп. Указано на важность существования политической и интеллектуальной элиты, взаимная поддержка которых создает необходимое соответствие между мировоззренческими установками и практическими действиями в обществе. Обращено внимание на этические характеристики элитарных групп, в частности, на взаимосвязь индивидуальной нравственности с осознанием и исполнением общественного долга, возлагаемого на элиты их положением в обществе.  Автор соглашается с мнением В.О. Ключевского, указавшего на особенности становления государственного сознания княжеской элиты периода Киевской Руси. Оно не является сознанием этническим, оно начинается с осмысления территориальной общности земель и проживающего на ней народа, объединяемых княжеской властью. В феодальный период роль интеллектуальной элиты выполняло православное духовенство, обращавшееся не только к формированию личной нравственности людей, но и к осмыслению идеологии Московского государства. Исторически неизбежный переход к промышленной стадии развития потребовал становления светского сознания и новой элиты, способной к его развитию. Автор указывает на важную роль исторического сознания как этической основы для внутриэлитного согласия и для консенсуса общества и элиты. В этих условиях в российской элите возникает противоречие между попытками осмысления собственной цивилизационной идентичности и ориентацией на западный образец развития. Автор указывает на нерешенность названного противоречия и его влияние на современную историю России.

Президентская кампания 2020 г. в США принесла много сюрпризов для аналитиков и создала новые прецеденты в ремесле политтехнологов. В праймайриз были продемонстрированы совершенно разные подходы к ее ведению и, в частности, к организации ее «наземной» части, которая в англоязычной литературе получила название ground game (GG). Статья содержит краткий анализ основных трендов, стратегий и технологиий ведения GG в президентских кампаниях за последние 20 лет, который имеет целью объяснить, что происходит в текущей кампании. Называются основные причины повышения внимания и затрат на GG в президентских кампаниях, которые сделали GG полигоном реальной демократии в смысле не только прямого участия населения, но и его решающей роли в этом процессе. В статье также описываются нововведения в организации GG за 20 лет: от кампании Буша младшего в 2000 г. до кампании включившегося последним в президентскую гонку Майкла Блумберга в 2020 г.: сетевой маркетинг, выделение целевых групп (microtargeting), организация кампании в виде общественного движения (distributed or big organizing) и др. Основной фокус в анализе сделан на организационной структуре GG и процессе формирования коалиции избирателей. Статья описывает четыре базовые организационные модели GG, задействованные в текущей кампании: партийная инфраструктура, иерархихическая сеть социальных организаторов, социальное движение или революция снизу, «филантропическая» модель. С помощью этих моделей проанализированы GG и состав коалиций в праймериз Байдена, Сандерса, Блумберга, а также основания, по которым Демократическая партия на данном этапе предпочла Байдена остальным кандидатам. Делаются выводы, что Байден является пока номинальным, неокончательным кандидатом партии, и что его GG в праймериз делается по модели последней кампании Обамы, что делает ее успех в новой электоральной ситуации сомнительным.

В статье рассматривается проблема устойчивости национального менталитета в условиях глобализации и, как следствие, обновление механизмов и результатов конструирования идентичности, возникновение ее новых видов. Представлено методологическое обоснование исследования данной проблемы, основой которого выступает авторская концепция социопространственной идентичности, позволяющая выявить некоторые имманентные характеристики процесса формирования идентичности. Отмечается, что идентичность является результатом функционирования ментальных структур на разных уровнях социальной организации, т.е. национального менталитета и ментальностей. Выделение различных видов идентичностей весьма условно. Жизненное пространство характеризуется многослойностью и мозаичностью и содержит множество факторов-детерминант как ментальных структур, так и идентичности. Совокупность данных факторов формирует синтезированную единую идентичность, обозначенную как социопространственная идентичность. Немаловажным обстоятельством, трансформирующим идентичность, представляется преодоление национальных границ в процессе ее формирования. Конструирование идентичности рассматривается с позиций синергетического подхода, позволяющего выявить закономерности социокультурных процессов в условиях нелинейного развития, отражающего неравновесность социальной системы и ее компонентов. Рассмотрены факторы-детерминанты трансформации идентичности, в числе эндогенных – ментальные структуры общества, детерминирующие идентичность различных видов в процессе своего функционирования; этнический состав населения; формирование гражданского государства как альтернативы национальному. Основными экзогенными факторами выступают глобализация и миграция, а также глокализация. Данные факторы детерминируют разнонаправленные тенденции в процессе конструирования идентичности, что отражено посредством анализа современного социально-философского дискурса формирования постнациональной идентичности (Б. Андерсон, У. Бек, З. Бауман, Дж. Деланти, К. Кэлхун, Ю. Хабермас). Дети мигрантов, рожденные в принимающей стране, являются носителями социопространственной идентичности, предполагающей гибкость и слоистость. Уникальность социопространственной идентичности состоит в ее многогранности, вмещающей разные виды идентичности.

В настоящей статье автор поднимает проблему социальной дезадаптации современного человека, обращаясь к наследию немецкого философа-экзистенциалиста Карла Ясперса. В качестве основной причины сопротивления и страданий человека перед лицом перемен рассматривается мировоззренческая ригидность (метафора «раковины» Ясперса). Философское значение данного феномена амбивалентно, поскольку сооружение «раковины» из привычного уклада жизни, устоявшихся ценностей, эмоциональных и поведенческих сценариев человека также является одним из бессознательных механизмов защиты от боли и неопределенности во внешнем мире. В статье обсуждаются механизмы формирования и преодоления внутренней ригидности человека как явления, препятствующего подлинному выражению жизни на индивидуальном и межличностном уровнях. Понятие пограничной ситуации, введенное Ясперсом для обозначения над-индивидуального вызова, ведущего к глубинным преобразованиям личности, осмыслено автором в историко-культурном контексте современности. Автор ставит вопрос о возможностях расшатывания мировоззренческого панциря не только в ситуациях вынужденности и экзистенциального кризиса, но и путем сознательного порыва человека к саморазвитию. В связи с этим обосновывается актуальность дальнейшего развития философских идей Карла Ясперса в аспекте «мягких» пограничных ситуаций. В качестве таковых обсуждаются путешествия, опыт толерантного проживания неприемлемости при коммуникации с другим человеком, а также получение новой информации, указывающей на бессознательно вытесняемый аспект реальности. Автор приходит к выводу о том, что самый короткий путь к повышению витальности лежит через сознательное раскачивание собственной ригидности и состоит в получении того опыта, который внутренне связан с наибольшим сопротивлением и эмоциональной интенсивностью. Личная ответственность за столкновение с неопределенностью жизни позволит человеку достичь более высокого уровня осознанности, глубины чувствования и волевой включенности. В созвучии с идеями Карла Ясперса автор утверждает, что неограниченные возможности роста открываются, если человек прикладывает усилия для раскрытия своего потенциала через алхимическое преобразование собственных запретов, ограничений и обусловленности.

Положение русской и аборигенной женщины в Сибири XVII и начала XVIII в. исследовано в отечественной исторической литературе довольно слабо. Кроме статьи Н.Н. Оглоблина, трудно назвать еще какие-то более или менее яркие работы, посвященные этому вопросу. Поскольку его статья вышла в 1890 г., то, очевидно, что с того времени подходы к проблеме несколько изменились.

В современной историографии проблема социального осмысления половых различий рассматриваются через призму гендерной теории. Феминистический подход показал, что привилегированное положение мужчин в обществе, которое именуется «патриархатом», обеспечивается не только институтами, прямым насилием и т.п., но и глубоко встроено в язык, который определяет место женщины в социальной структуре через контроль за речевыми практиками. Рассмотрение конкретного исторического материала показывает нам, как положение женщин определялось на уровне прозвищ, скрытых оценок, язвительных пословиц и поговорок, слухов и толков. В практике реальных отношений женщины очень часто оказывались полностью бесправными, лишенными даже права на распоряжение собственной судьбой и собственным телом. Особенно часто такое незавидное положение приходилось на долю аборигенной женщины, испытывавшей двойной и тройной гнёт. Положение русской женщины привилегированных классов могло быть несколько лучше, она могла обладать не только бо́льшими ресурсами, но и правами.

Женщины часто использовались как инструменты мужской деятельности, шла ли речь о сложных переговорах или об исполнении воли мужчин по контролю над другими женщинами и их действиями.

Сложный и многомерный мир гендерных отношений в Сибири XVII в. не может быть исчерпан в рамках одной статьи и требует дальнейшего исследования.

Настоящая статья нацелена на поиск оптимальной стратегии абстрактно-спекулятивного постижения феномена образования в отражениях его реальных и потенциальных теоретизаций в условиях непрерывно трансформирующейся, стохастичной социальной реальности. Исходя из вышеназванных рамочных условий, предлагается процедура изучения феномена образования (названная нами «офлайн теоретизирование») в исследовательском «офлайн режиме» путем обращения к идее фиксации абстрактных «стоп-кадров» теоретических образов феномена образования. В данном контексте понятие «офлайн режим» означает для нас способ познания социального феномена при условиях: 1) отрешенности исследователя от действительного времени, и 2) анализа наличного теоретического контекста социального феномена, зафиксированного (застопоренного) в точке момента времени реализации исследовательской процедуры. Образовательная реальность в социальном контексте умозрительно рисуется в виде «киноленты» наличного теоретического контекста феномена образования: длящейся и непрерывной, состоящей из идеальных «стоп-кадров» теоретических образов феномена образования. В качестве абстрактного «стоп-кадра» теоретических образов феномена образования выступает зафиксированный исследователем в наличном теоретическом контексте огромный массив разноформатных, полидисциплинарных, методологически нагруженных теоретизаций (теоретических образов исследуемого феномена).

Предлагается в процессе постижения феномена образования в широком каталоге его возможных теоретизаций принимать во внимание аналитическое допущение существования трех взаимосвязанных, непрерывно развивающихся и модифицирующихся потоков: 1) социальной реальности как таковой, 2) ее социальных феноменов (в частности феномена образования) и 3) теоретических образов последнего. Причем этот последний поток не только существует как таковой, но и неразрывно связан с первым и вторым потоками на основе принципов прямой и обратной связи. Аналитически допускается существование третьего – идеального – потока теоретизаций, неравнозначных по степени аналитической и методологической проработанности и адекватности реальности, но зато во вполне отчетливых авторских умозаключениях, отражающих широкий перечень реальных и потенциальных социальных мутаций, деформаций и предвидений развития потребного будущего образования как социального феномена. Анализируется авторское понятие «теоретико-рефлексивный лаг», отражающее временну́ю дистанцию между процедурой аналитической рефлексии феномена образования в его теоретических образах и объективным состоянием самой социальной реальности в момент фиксации «стоп-кадра» теоретических образов феномена образования.

Высшее образование подвергается многократным трансформациям, что влияет на организационную культуру всех заинтересованных сторон. В статье рассмотрены вопросы адаптируемости образовательных агентов к институциональным изменениям, происходящим в высшем образовании. Рабочей гипотезой выступило предположение о связи непоследовательных и форсированных образовательных реформ с общей неадаптируемостью к ним агентов. Рассмотрены научные концепции, в которых содержатся точки зрения на возможности приспособления индивидов к изменяющимся средовым условиям: концепция ограниченной рациональности (Г. Саймон, О. Уильямсон, Ф.А. Хайек, И.У. Зулькарнаев и др.) и концепция адаптивной рациональности (А.Д. Чернявский, В.Л. Тамбовцев, В.В. Вольчик, О.С. Сухарев и др.). На основе обобщений разработана типология образовательных агентов, обращающихся к различным моделям адаптации к институциональным условиям: нонконформисты (умеренные и крайние), оппортунисты и конформисты (умеренные и крайние). Выделены основные (отношение к новшествам) и дополнительные (роль в новаторстве и реакции на новации) черты, характерные для того или иного типа агента в высшем образовании. Предложен математический аппарат для агрегирования этих черт в интегративный показатель – индекс интенционализации. Проведена апробация авторской типологии на материалах экспертного опроса среди преподавателей вузов Вологодской области, осуществленного в 2019 г. (всего было опрошено 53 эксперта). На основе анализа экспертных оценок выявлено, что представители профессорско-преподавательского состава несут определенные издержки от неприспособленности к ряду институтов-трансплантантов. Чаще всего это проявляется в падении интереса к профессиональной деятельности, критике со стороны руководства и коллег и т. п. В результате расчетов выявлено, что в высшем образовании наиболее распространены признаки умеренного нонконформизма и оппортунизма агентов, что скорее говорит о неприспособленности большей части педагогов к современным условиям вуза. Даны рекомендации по внедрению в образовательных организациях системы гибкой адаптации персонала для создания комфортных условий работы в условиях общей турбулентности государственной политики.

Речь в статье идет об идеях К. Мейясу относительно математики и физики. Согласно Канту, наши познавательные способности принципиально ограничены: мы не можем познать того, что выходит за их пределы. Нет никакой гарантии, что познание вещи в себе не требует таких способностей, которых принципиально нет у человека. Кроме того, согласно Канту, математика требует созерцания. Мейясу утверждает, что математика дает возможность изучать свойства вещи в себе. Он утверждает, что законы логики и физики являются контингентными, в то время как законы математики надежны. В статье показано, что законы математики не могут быть надежными при контингентности законов логики. Кроме того, законы физики сущностно связаны с математикой, и следует тщательно прояснять вопрос, в какой мере они контингентны при неизменных законах математики. Гильберт неслучайно вводит идею предустановленной гармонии между математикой и физикой, и на это же указывает Вигнер. Нельзя считать, что математика дает выход к вещи в себе, а физика является строго эмпирической наукой, которая исследует только контингентность. Надо выделить в физике инвариантную и вариативную при данной математике части. Кроме того, указывается, что современная математика не всегда ставит себе цель описывать мир и тем более вещь в себе: значительная ее часть занимается построением моделей, которые могут описывать исследуемое явление только приблизительно. Исследуется вопрос об онтологии математики Мейясу и указывается на близость ее современному пифагореизму. В заключении указывается, что современная формальная математика преодолевает ограничения Канта, но не преодолевает трансцендентального ограничения вообще.

Статья посвящена значению проблемы познания и структуре вопрошания о познании в схоластике. Время изучения гносеологических концепций, сформированных в рамках схоластики – как средневековой, так и постсредневековой, – наступило достаточно недавно, в силу «онтологической» интерпретации основных принципов схоластики и по причине убеждения, что «бытие» в этой интеллектуальной культуре полностью и прямолинейно определяет «сознание». В первом разделе статьи показано, что в жанровой структуре схоластических текстов проблема познания занимала видное место, будучи, с одной стороны, фундаментом, к которому постоянно обращались для обоснования тех или иных положений, а с другой – областью комментирования, связанной с логическими и психологическими трактатами Аристотеля. Значение этой проблемы было таково, что не только мыслители, настроенные «рационалистически» (Дунс Скот или Оккам), но и «мистики» (например, сторонник теории божественной иллюминации интеллекта Генрих Гентский) посвящали много сил трактовке когнитивных механизмов, границ и возможностей познания, связи его различных областей. Поскольку данная традиция существовала непрерывно несколько веков и отличалась значительным концептуальным единством, эксплицированный в схоластической традиции способ понимания гносеологии может быть обобщен в определенном наборе маркеров, указывающих на вопросы и варианты решений, что предлагались схоластами. Выделению этих маркеров, с опорой на последние выводы как российских, так и зарубежных исследователей, посвящена вторая часть статьи. Показано, что в целом комплекс вопросов можно разделить на три главных отдела: 1) проблему «интенциональности» (в средневековом смысле первых и вторых интенций), 2) проблему когнитивности (как выяснения значения основных познавательных сил – действующего и возможностного интеллекта) и 3) проблему ментальной предметности (статуса разноуровневых интенциональных образований, выполняющих функцию репрезентации). Данный набор тем оставался базовым при всех различиях схоластических концепций познания, составляя основу обсуждения данных вопросов как в средневековой, так и в постсредневековой схоластике.

В статье на основе дискурсивного анализа рассматривается проблема взаимосвязи евразийского и славянофильского учений. В современной отечественной научной литературе широко распространено мнение о том, что евразийцы развивали философские взгляды ранних и поздних славянофилов. Автор статьи полагает, что это мнение ошибочно. Критики евразийства 20-30-х гг. прошлого века, среди которых было немало представителей русской религиозной философии, решительно отказывали евразийцам в праве называть себя продолжателями религиозно-философской традиции ранних славянофилов. Нет единодушного мнения по этому вопросу и у зарубежных исследователей. В значительной мере это обусловлено отсутствием четких критериев, по которым тот или иной комплекс идей может быть включен в евразийскую традицию или исключен из нее. Специфика евразийского учения выявляется только в поле самого евразийского дискурса. И только внутри этого поля решается проблема наличия или отсутствия идейной преемственности между славянофилами и евразийцами. Евразийский дискурс является составной частью философского дискурса о России, структурно формирующегося вокруг проблемы всемирно-исторического смысла ее существования в координатах «Восток – Запад». Евразийский дискурс представляет собой комплекс различных по форме и рассеянных во времени высказываний, относящихся к проблеме этнокультурного и социокультурного синтеза восточнославянского, финно-угорского и тюрко-монгольского культурных миров на пространстве северной Евразии. Применение дискурсивного анализа к данной проблеме с очевидностью доказывает, что славянофилы не были предшественниками евразийства. Представители современного неоевразийства усматривают наличие традиционной взаимосвязи между славянофилами и евразийцами в концепции «симфонической личности» Л. Карсавина. Однако тщательный анализ доказывает, что сходство между славянофильским концептом «соборности» и концептом «симфонической личности» носит исключительно внешний характер. Для славянофилов «соборность» раскрывалась как мистическое свойство Церкви достигать единения без формальных юридических процедур, на основе свободного христианского согласия и братской любви. Евразийцы же использовали это понятие для обоснования политической диктатуры небольшой группы олигархов, выражающих мнение некоего правящего слоя, объединенного общей идеологией. Таким образом, понятие «симфонической личности» являлось полной противоположностью славянофильскому понятию «соборности».

В статье рассматриваются проблемы историографии рецепции русским культурным пространством элементов европейских идей, характерных для западноевропейского просвещения в XVIII в. Автор анализирует истоки, основные этапы и пути формирования историографии рецепции идей западноевропейского просвещения. Отмечено, что ее становление неразрывно связано с процессом формирования государственной культуры, национальной идеологии. В историческом контексте исследуются взгляды В.О. Ключевского, П.Н. Милюкова, С.Ф. Платонова и других российских и советских историков на особенности процесса восприятия русским интеллектуальным пространством просветительских идей. Подчеркивается, что с распадом марксистской исследовательской парадигмы произошел качественный скачок в развитии историографии русского просвещения, что, однако, не привело к возникновению цельной концепции процесса рецепции идей западного просвещения в России. Показаны различия объяснительных конструкций в российской, советской и постсоветской историографии. Отмечено нарастание в настоящее время потребности в создании цельной реконструкции процесса рецепции во всех областях гуманитарного знания. Автор считает, что сложившиеся в среде гуманитариев историографические стереотипы делают невозможным переход на новый уровень историописания проблемы. Среди них рассматриваются: дискретность осознания историками проблем рецепции идеологем западного просвещения, отсутствие в их исследованиях элементов анализа культурных предпосылок процесса формирования русского просвещения. Отмечается непонимание того факта, что возникновению нововременных идеологем на русской почве должен был предшествовать процесс сложения терминологического инструментария. Делается вывод о том, что дореволюционная, советская и постсоветская историографическая традиция не содержит цельной реконструкции процессов трансформации ментального пространства, подготовивших восприятие русской культурой идей европейских просветителей. В массиве отечественного историописания наличествуют лишь отдельные элементы, которые могут стать основой нового исторического подхода.

Делается вывод, что для развития историографии проблемы необходимо создать междисциплинарную комплексную парадигму исследования, затрагивающую лингвистические, культурно-исторические и политико-идеологические аспекты проблемы.